Таня Савичева: по-христиански переосмысленная судьба

Нам нужен специальный день поминовения русских жертв великой и страшной войны

Мы обращаемся к православным депутатам Государственной Думы А.Н.Крутову, Н.С.Леонову, А.Н.Савельеву, Н.А.Нарочницкой и другим с предложением выступить с инициативой объявить день памяти Тани Савичевой днем поминовения русских жертв Великой Отечественной войны. Как сказал поэт: «Это нужно не мертвым, это нужно живым».

Вечные спутники

В культуре существует понятие «вечные спутники» — это классики, которые вечно сопутствуют человечеству, их творения по-новому прочитываются в каждую эпоху, получают новое осмысление, Они — уже отшедшие, поддерживают, вразумляют и обличают живущих.

Несомненно «вечными спутниками» человечества, даже в большей степени чем тех, кто творил в области художественной или научной, нужно считать людей поступка. Поступки эти необязательно героические, броские и яркие, — это может быть и донесенный до конца крест страданий. Двенадцатилетняя блокадница Таня Савичева — может быть по праву быть названа нашей «вечной спутницей», потому в канун 60-летней Победной годовщины ее подобает помянуть особо.

Это особенно важно для подрастающего поколения, — для ровесников рано ушедшей из жизни отроковицы Татьяны. Напомним основную канву жизни девочки.

Таня Савичева родилась 1930 г. Жила на 2-й линии Васильевского острова в доме 13 (пересечение 2-й линии и Большого проспекта В.О.) У нее была большая семья: бабушка, мама, сестра (Нина), младший брат (Лека), старший брат, два дяди (братья отца), и сама Таня. Отец, как говорилось в прежних источниках «рано умер», но теперь мы знаем, что, как и миллионы русских людей, он прошел через горнило репрессий.

В этом смысле Таня жила в обыкновенной ленинградской семье, которая и до войны испытала бедования и тяготы жизни. Началась война, затем блокада. На глазах девочки погибли: сестра, бабушка, два дяди, мама и брат. Когда началась эвакуация детей, удалось вывезти девочку по Дороге Жизни на Большую землю. Врачи боролись за ее жизнь, но помощь пришла слишком поздно, и Таню не удалось спасти. Она умерла от истощения.

Таня Савичева оставила нам свидетельство того, что пришлось пережить детям во время блокады. Дневник ее был одним из документов обвинения на Нюрнбергском процессе.

Дневник Тани Савичевой. «Женя умерла 28 декабря в 12 часов 30 минут утра 1941 г. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 г. Лека умер 17 марта в 6 часов утра 1942 г. Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи 1942 г. Мама — 13 мая в 7 часов 30 минут утра 1942 г… Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».

Краткие записи Таниного дневника действуют на душу сильнее, чем описание всех блокадных ужасов. Сегодня Дневник Тани Савичевой выставлен в Музее истории Ленинграда (Санкт-Петербург), его копия — в витрине мемориала Пискаревского кладбища, где покоятся 570 тысяч жителей города, умерших во время 900-дневной фашистской блокады, и на Поклонной горе в Москве.

Детская рука, теряющая силы от голода, писала неровно, скупо. Хрупкая душа, пораженная невыносимыми страданиями, была уже не способна на живые эмоции. Таня просто фиксировала реальные факты своего бытия — трагические «визиты смерти» в родной дом. И когда читаешь это, цепенеешь.

Христианская кончина

Нам — христианам, при обращении к маленькой страдалице, как к «вечной спутнице», необходимо всю ее жизнь осмыслить по-новому.

Таня Савичева родилась 25 января, в день поминовения Святой мученицы Татьяны. И ее образ по воспоминаниям, уцелевших в войну родных — сестры и брата вполне соответствует мученическому избранничеству. Брат Михаил и сестра Нина запомнили Таню тихой, застенчивой.

— Я сегодня закрою глаза, — рассказывает Михаил Николаевич, — она передо мной, как живая, в светлом матросском платье с синей каймой. Коротко остриженная, с челкой над большими серьезными глазами. Такой я ее запомнил на всю жизнь.

С сохранившейся фотографии Тани на нас действительно смотрят удивительно серьезные, глубокие, совсем недетские глаза. Впервые я увидела эти глаза в годы «советского детства» в музее, созданном в школе N 35 на Васильевском острове, где училась Таня, — мы тогда учились в школе напротив (где сейчас журфак Университета) и нас водили в этот музей на экскурсию. Может быть, кому-то это покажется преувеличением, но теперь я думаю, что знакомство с судьбой Тани Савичевой, и главное — ее облик, запечатленный на фотографии, скупые строчки Таниного дневника неосознанно всевали в душу образ кротости, смирения, терпения, опять-таки неосознанно укрепляли в детской душе ростки веры в советское время.

Конечно, речь не идет о православии, о церковности. Но это была та основа, без которой и православие, и церковность превращаются в холодную идеологичность, — это была вера в человечность, вера в нерушимость семейных уз, и, — опять-таки неосознанно, — вера в высшее воздаяние, в высшую справедливость. В детстве так хотелось, чтобы «конец у этой истории был другой». Неосознанно рождалась в душе жажда вечной жизни, жажда воскресения. Тогда, конечно, все это так не называлось.

Сейчас, когда стали известны подробности о последних днях жизни Тани Савичевой, образ мученической кротости ее, стал еще более завершенным.

Таня была эвакуирована с детским домом, куда она попала после смерти близких, в Горьковскую область. 140 ленинградских детей привезли в августе 1942 года в село Красный Бор. Встречать их вышли все красноборцы. Несли детям, кто что мог: пяток яиц, тарелку творога, теплую одежду. А дети были — страшно смотреть: изможденные, больные. В первый раз в баню многих несли на одеялах, не могли ходить. Но человеческая доброта, целебный воздух сделали свое дело. Крепли, поднимались на ноги.

Все ленинградские дети остались жить, кроме одной — Тани Савичевой.

Сохранились письма, которые писала брату Тани Михаилу Николаевичу Савичеву воспитательница детского дома села Красный Бор Анастасия Карпова: «Таня сейчас жива, но здоровье, кажется, не из блестящих. У нее не так давно был наш фельдшер. Говорит, очень плохо. Ей нужен покой, особый уход, питание, климат и, наконец, нежная материнская ласка».

Таню отвезли в расположенный в этом же районе Понетаевский дом инвалидов с его «санаторным» (по тем временам) питанием и более квалифицированным медицинским обслуживанием. Но болезнь уже была неизлечимой. У нее тряслись руки и ноги, мучили страшные головные боли.

24 мая Таню перевезли в Шатковскую районную больницу, где 1 июля 1944 года она и умерла.

Не будем выдумывать — утверждать, что Таня была верующей, но то, что она была особенной девочкой, отметила даже та санитарка, на руках которой она умерла. Анна Михайловна Журкина спустя полвека привела юных следопытов, разыскивавших место погребения Тани Савичевой, к небольшому бугорку, заросшему травой, всплакнула: «Здесь лежит Танюша…» Значит так запала ей в душу эта незнакомая девочка, что она помнила место ее погребения всю жизнь, помнила о ней самой, а ведь сколько несчастных блокадных детей прошло через ее душу, и ее руки…

Вечная память

Сейчас на могиле Тани Савичевой установлен памятник, ее имя выбито на памятном знаке на Дороге Жизни, недавно в Петербурге установлена мемориальная доска на доме N13 по 2-й линии Васильевского острова, где жила Таня. На церемонию открытия доски пришла сестра Тани — Hина Савичева, а также директор и ученики школы, где училась Таня Савичева.

Все эти внешние, материальные свидетельства памяти потомков важны, но, важнее утвердить, донести образ девочки-страдалицы до юных сердец. Свидетельство того, что они открыты для этого восприятия, и даже ждут и жаждут такого просветления, я получила совсем недавно, когда мой сын гостил в детском Сестрорецком санатории. Музыкальные руководители и воспитатели подготовили с ребятами большой спектакль, посвященный блокаде. Поразительно было наблюдать, как сопереживали те, которых теперь любят называть «тинэйджерами», всему, о чем они рассказывали и пели.

Больше всего нас родителей-зрителей потряс десятиклассник, прозванный в санатории Громила, когда он вышел на сцену и дрожащим голосом прочел сочиненное им стихотворение о блокаде. По-настоящему покаянное стихотворение, в котором было сказано: «Мы тут едим Сникерсы и пьем Пепси-колу, а у вас хлеба не было…»

Имя Тани Савичевой звучало на этом поминальном вечере, как символ.

Однако, этот санаторий — малый островок «старого доброго времени», — где сохраняется то хорошее, что было в советской школе. А в обычных «общеобразовательных учреждениях» всего этого давно уже нет.

Потому что нет на общегосударственном уровне.

Вернуть народу его героев

Мы все — христианская общественность, священноначалие, клирики миряне должны бороться за то, чтобы вернуть молодому поколению наши прежние военные идеалы, в которых воплотились высшие проявления человечности.

Современному молодому человеку, с пеленок воспитанному на американизмах, трудно воспринять в полноте идеалы святых. Потому важно напоминать о простой человечности, которая в наше время стала дефицитом.

Образы героев войны служат этому, как нельзя лучше, а образ Тани Савичевой в христианском переосмыслении напоминает о том, какой ценой куплено наше шестидесятилетнее мирное существование. Какие страдания перенесли миллионы простых русских людей, и детей в том числе.

В последние десятилетия нас стремительно погружают в беспамятство… В годовщину 60-летия Победы России в Великой Отечественной войне мы должны почтить память не только геройски сражавшихся на фронтах, но и пронесших крест голода, холода, потери близких, а порой и издевательств, всякого рода мучений.

Вечная им память.

Один старенький батюшка, сам много переживший за свою жизнь, сказал мне: «Помни, они все (блокадники), или почти все (те, кто не пошел на преступления) — мученики. И мучались они, за грехи своих предков, за свои грехи, но и за наши грехи тоже». К детям, к Тане Савичевой это утверждение относится в первую очередь.

И еще вспомним: «У Бога мертвых нет». Потому наше почитание жертв войны, жертв блокады, необходимо для бытия России. Справедливо сказал поэт: «Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие, как часовые».