Русская линия | Андрей Рогозянский | 22.03.2005 |
В середине XVII в., ко времени, когда первые русские поселения появились на тихоокеанском побережье, берега Амура стояли опустошенными. Маньчжуры в этот период насильственно переселяли из Приамурья все родственные себе племена в центральные районы Китайской империи.
Восторженные рассказы о богатстве страны и ее обитателей, поведанные казаком Поярковым, впервые проехавшим по Амуру в 1643 г. с партией охочих людей, вызвали прилив новых переселенцев. В истории сохранился рассказ о том, как «старый оптовщик Ерофейко Павлов Хабаров, со служилыми и охочими, с промышленными людьми, во 1650 г. на государеву службу шел на спех и пришел в новую даурскую землю, на великую на Амур-реку к их даурскому городу. И даурские люди, не допустив их до того даурского города, бой поставили и билися с ними с половины дня до вечери. И на том бою их даурских людей многих побили, а у него Ярофея в полку ни одного человека до смерти не убили. И те даурские князья и со своими улусными людьми, покиня тот свой град и с хлебными запасы, пометався на кони, все побежали вниз по Амуру-реке… И он Ярофей с тем войском занял тот Албазин даурской город и в нем засел».
В 1651 г. Албазин (китайское название Яксы) представлял из себя острог обнесенный палисадом и служил казакам исходным пунктом для вылазок: «казаки плавали по Амуру, дрались с даурскими людьми, отбивали у них скот, брали ясак соболями, расспрашивали о жителях по Амуру и другим рекам». Реакцией на такие походы стало отправление первым императором новой династии Шунь-чжи в том же году к Албазину тысячной армии, но, разогнав некоторых беспокойных людей, китайцы не тронули крепости, так как она стояла на формально нейтральной территории. Однако столкновения продолжались, и в итоге албазинская крепость была разрушена.
Через несколько лет на место отправился новый отряд русских. «Во 1661 году собрався пятидесятник Никифорко Черниговский с товарищи человек со ста, из илимского острога ушли в даурскую землю и на Амуре-реке построили снова острог албазинский и завели пашню». Вместе с Никифором пришел в Албазин старец Гермоген, который в 1671 г. с согласия всех албазинцев заложил близ острога монастырь во имя Всемилостивого Спаса, его же стараниями была построена в крепости и церковь Воскресения Христова. Здесь и была помещена икона Божией Матери «Слово плоть бысть», впоследствии названная Албазинской.
Поместный Собор Русской Церкви в 1681 г. принял решение о посылке в дальние города, на Лену и Амур, «в дауры», «людей духовных — архимандритов, игуменов или священников, добрых и учительных, для просвещения неверующих христианским законом». Дауры и тунгусы целыми родами приступали к святому Крещению, большое значение имело обращение в Православие даурского князя Гантимура, в крещении Петра, со старшим сыном Катанаем, в крещении Павлом.
Албазин и албазинцы
С восшествием на престол нового императора Канcи (1662−1723 гг.) китайцы начали укреплять Северную Маньчжурию острогами и крепостями и теснить русских поселенцев. Началось стягивание сил против Албазина, но прежде решительных действий китайская сторона предпринимает попытку склонить русских поселенцев на свою сторону, которая, однако, не имела успеха. Убедившись в невозможности взять крепость малыми силами, Канси предпринял много усилий для выдворения русских. С сухого пути были построены станции; был создан целый флот; ниже Албазина выросла крепость. Сделаны были огромные запасы провианта для действующих войск. Всего войска собрано было 15 000 человек, со 100 пушками и 50 осадными орудиями. И вся эта армия шла против небольшого острога, в котором, кроме пашенных людей и женщин с детьми, сидело всего 450 казаков, с 3 пушками и 300 ружьями. На требование о сдаче воевода Алексей Толбузин ответил отказом, после чего начался штурм. Гарнизон потерял около ста человек и оборонялся каменьями за выходом всего запаса пороха и снарядов. Во время осады старец Гермоген, старец Соловецкого монастыря Тихон и священник Максим Леонтьев уговорили воеводу, видя безуспешность неравной борьбы, сдаться.
Впрочем, на этом история Албазина не закончилась. В следующем же году Толбузин снова отстроил крепость, и она еще два года осаждалась китайцами. Однако же, русским стало понятно, что для продолжения войны с богдыханом имеющихся сил недостаточно. В соответствии с договором от 27 августа 1689 г., Россия уступала амурские земли Китаю. В августе 1690 г. последние казаки во главе с Василием Смиренниковым, одним из героев албазинской обороны, ушли из Албазина. Ни крепость, ни ее святыня при этом не достались врагу: укрепления были срыты и уничтожены самими казаками. Албазинская икона Божией Матери была перенесена в Сретенск, город на реке Шилке, впадающей в Амур.
За годы войны около сотни русских казаков и крестьян из Албазина и его окрестностей попали в плен и были отведены в Пекин. Их Канси принял милостиво, ему было лестно похвалиться перед народом такими отчаянными храбрецами. Император поселил их на берестовом урочище в северо-восточной части Пекина, у самой городской стены. Находящуюся поблизости буддийскую кумирню Канси предоставил казакам в пользование, и они устроили в ней часовню в честь святителя Николая, икону которого вместе с другой церковной утварью они захватили с собой из разрушенного Воскресенского храма. В Пекине оказался также и священник Максим. Все они были причислены к потомственному военному сословию, которое по законам Китая находилось на втором месте после гражданских чиновников. Находя для себя главную опору в солдатах, Маньчжурская династия постаралась обеспечить их значительным содержанием. Полуплeнные албазинцы были записаны в роту Гудэи, организованную в 1649 г. из пленных русских и их потомков (возможно, крещеных калмыков или бурятов, мигрировавших по разным причинам из Сибири в XVII в.). Наравне с другими солдатами они получили все причитавшееся, а кроме того, и жен из разбойничьего приказа — супруг казненных преступников.
Последняя мера быстро сказалась на нравственном состоянии казаков: язычески развращенные жены внесли полную дисгармонию в их семейную жизнь. Вся обстановка влияла на них, вытесняя в ближайшем потомстве православный дух и родное наследие, с чем уже во втором поколении вынужден был малоуспешно бороться престарелый о. Максим. Из таких взаимодействий к половине XVIII в. сложился интересный тип пекинского албазинца, не знавшего никакого ремесла и по службе в императорской гвардии считавшего всякое другое занятие недостойным себя. От этого он по примеру своих языческих сослуживцев обеднел, несмотря на большое жалованье, готовое содержание и удобные квартиры. Нерасчетливый, занятый собой и своим благородством, грубый, необразованный, суеверный, вероломный, лукавый, не знавший чем избавиться от тяготевших над ним свободного времени и несносной скуки, постоянно слонявшийся по улицам, гостиницам и театрам, куривший подчас опиум, пускавшийся в азартную игру и другие преступления, больной душой и телом, он скоро очутился в неоплатных долгах у столичных ростовщиков, стал, в конце концов, притчей во языцех. Примечательно, что такой тип албазинца удерживался на протяжении всей истории. Это указывает на постоянство неблагоприятных условий жизни в Пекине для православного человека и на силу языческого влияния.
Но все же поселение албазинцев в Китае не прошло для России бесполезно. С этого времени в Пекине начинаются усиленные дипломатические и торговые отношения между государствами. С активизацией торговли для албазинцев, знакомых с китайским языком, открылось новое поприще деятельности — они стали выполнять различные драгоманские повинности как в сугубо торговых делах, так и в дипломатических, а равно обучать китайских детей из лучших семейств русскому языку, для чего в 1758 г. китайское правительство организовало школу.
После пополнения русской сотни пленными казаками отправление службы легло на о. Максима, которому за неимением помощников прислуживали сами албазинцы. Уже к 1699 г. о. Максим был, по одному свидетельству, стар и плохо видел, тем не менее, смены для него из России не присылалось. Правда, при караванах бывали командированы священники, но ходить в албазинский храм с посольского двора китайцы разрешали русским лишь под стражей из трех человек.
В 1695 г. Тобольский митрополит Игнатий (1692−1700) отправил в Пекин верхотурского священника Григория и тобольского диакона Лаврентия с антиминсом, св. миром, богослужебными книгами и церковной утварью. Для подкрепления митрополит написал о. Максиму письмо: «… Радуюся аз о твоем исправлении; аще и в плене прибываеши, но сам, с Божиею помощию, пленяеши человеки неведущия в познание евангельския правды: и сего ради, возлюбленне, да не смущается, ниже да оскорбляется душа твоя и всех плененных с тобою о вашем таковом случае, понеже Божии воле кто противитися может? А пленение ваше не без пользы китайским жителем, яко Христовы православныя веры свет им вами открывается, и вам спасение душевное и небесная мзда умножается». Перечислив затем лиц, о которых священник Максим должен был молиться за литургией, митрополит Игнатий приказал прилагать прошение и о китайском императоре: «Молитися сице после государских ектений: еще молимся Господу Богу нашему помиловати раба своего имя рек богдыханова величества, как его в титулах пишут, умножити лета живота его и даровати ему благородная чада в наследие рода их, и избавити его и боляр его от всякия скорби, гнева и нужды и от всякия болезни душевныя и телесныя, и открыти им свет евангельского просвещения, и простити ему всякое прегрешение, вольное и невольное, и соединити его святей Своей соборней и апостольской церкви, яко да получит и царствие небесное».
Освятив в 1696 г. с присланными священнослужителями часовню в честь Софии Премудрости Божией, о. Максим начал неопустительное совершение Божественной Литургии. Кроме своих обязанностей по храму о. Максим выполнял и роль «полкового» священника, ходив вместе со своими пасомыми в поход против калмыков, обрив предварительно голову по-маньчжурски.
Приезжавшие в Пекин с караванами русские видели падение нравов среди казаков и их потомков, каковые известия доходили и до Тобольского митрополита Филофея (Феодора), написавшего к ним в 1711 г. обличительное письмо, после которого они, по свидетельству о. Максима в его ответе митр. Иоанну Максимовичу, пришли в сознание и снова стали слушаться своего престарелого пастыря. Император Петр I и Православный Синод высоко ценили и уважали о. Максима за его успешную миссию в Пекине. После кончины о. Максима в 1712 г. церковь утратила своего пастыря.
В 1698 г. Виниус, думный дьяк, писал из Тобольска Петру Великому за границу, что в Пекине построена русская церковь и что многие китайцы крестились. 18 июня 1700 г. Петр издал замечательный указ, обеспечивший будущность Православной Миссии в Пекине. В Указе император предписывал начинать поиски людей, подходящих для миссионерской деятельности в Китае.
Когда в следующем году после смерти о. Максима албазинцы вновь затронули вопрос о присылке к ним пастыря, в Китай было направлено прошение о возможности проповеди там русской миссии. В то время Канси отправлял к калмыкам в прикаспийские степи посольство с позволения российских властей, почему отнесся к прошению благосклонно и только указал, чтобы с Миссией был отправлен в Китай лекарь, искусный в лечении наружных болезней. В посольство был утвержден архимандрит Илларион Лежайский.
Первая Православная Миссия из России была принята в Пекине с особенным почетом и вниманием. Богдыхан зачислил членов ее в высшие сословия государства, а именно: архимандрита пожаловал мандарином 5-й степени, священника с диаконом — мандаринами 7-степени, а учеников причислил к сословию солдат. Всем членам миссии были отведены казенные квартиры возле албазинской церкви и, вероятно, участки земли, а также временное денежное пособие. О деятельности первой Миссии сохранилось мало сведений. Известно, что благодаря хорошему составу она привлекла к русской церкви ряд местных жителей, ходивших на стройное богослужение, заведенное арх. Илларионом. Богдыхан каждый месяц посылал чиновника справляться о здоровье начальника Миссии (тогда как после он делал это лишь дважды в год, что по туземным понятиям было великой честью).
С 1716 по 1933 г. было отправлено в Китай 20 миссий и свыше 200 проповедников. Трудами многих поколений строилась Миссия, молитвами святых подвижников освящено ее прошлое. Так святитель Иоанн, митрополит Тобольский, святитель Иннокентий, епископ Иркутский, принимали непосредственное участие в её возникновении и развитии.
Последний китайский священник о. Григорий Чжу из числа потомков албазинцев почил совсем недавно, в 2000 г. В настоящий момент в Китайской Автономной Православной Церкви насчитывается около 10 тыс. мирян, но нет ни священников, ни епископов, что объясняется позицией китайских властей, не разрешающих после смерти о. Григория рукополагать новых.
Албазинская икона в XIX—XX вв.
Прошли годы, наступила новая эпоха русского освоения Амура. В 1850 г. капитаном Г.И.Невельским был поднят Андреевский флаг в устье Амура и основан город Николаевск-на-Амуре. В 1854 г. по Амуру прошел первый сплав войск, положивший начало присоединению Приамурья к России. Икона Албазинской Божьей Матери, широко известная среди жителей Забайкалья, стала свидетельницей этого выдающегося события. Участник сплава Н. Свербеев, вспоминая начало экспедиции, писал: «На берегу на поляне стоял небольшой стол, покрытый скатертью, на нем — икона Божьей Матери (из Албазина), которою местный священник благословил нас».
Трудами генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н.Муравьева-Амурского и святителя Иннокентия, архиепископа Камчатского (+ 1879, память 31 марта/13 апреля) за несколько лет левый берег Амура был сплошь застроен русскими городами, селами и казачьими станицами. За одно лето 1857 г. на берегу Амура было выстроено пятнадцать станиц и поселков, в т. ч. большие станицы Албазинская на месте древней крепости и Иннокентиевская, названная так в честь Святителя Иннокентия. За лето 1858 г. число поселений увеличилось еще на тридцать. В числе их были основаны три города: Хабаровск, Благовещенск, Софийск. Новые переселенцы на пути к Амуру, проезжая через Сретенск, усердно приносили моления Святой Защитнице Приамурья пред Ее чудотворной Албазинской иконой.
В 1868 г. руководителем Камчатской епархии был назначен преосвященный Вениамин. Следуя на жительство в Благовещенск, центр Камчатской епархии, он привез с собой икону Албазинской Божьей Матери. Для нее была изготовлена серебряная риза с надписью: «Сия Албазинская икона Божьей Матери принесена из Сретенска в Благовещенск Преосвященнейшим Вениамином, епископом Камчатским, Курильским и Алеутским в июне 1868 года при первом вступлении его в свой епархиальный город». Икона была помещена в кафедральный собор Благовещенска.
При преосвященном Гурии, вступившем в управление епархией в 1885 г., указом Святейшего Синода был учрежден общеепархиальный праздник в честь иконы Албазинской Божьей Матери, отмечавшийся 9 марта. В этот день в кафедральном соборе совершались литургия и молебен. С того времени начались еженедельные чтения перед иконой акафистов.
К началу XX в. икона стала очень известной. Из разных мест Амурской области и со всего Дальнего Востока в Благовещенск стекались ее почитатели. Из дальних приходов епархии, с которыми было затруднено сообщение, стали поступать общественные приговоры с просьбой прислать к ним икону. Преосвященный Никодим, стремившийся укрепить влияние православной церкви в районах, населенных сектантами, обратился в Святейший Синод с ходатайством о разрешении изнесения иконы из Благовещенска. С 1902 г. икона ежегодно проделывала длительный путь по области. Начинался он торжественно: к кафедральному собору подходили крестные ходы от всех церквей города. Из собора выносили икону, установленную на специальные носилки, украшенные хоругвями. Затем во главе с епископом и в сопровождении всего городского духовенства соединенные крестные ходы шли к Зейской переправе. Здесь икону водружали на пароход, украшенный живыми деревьями, и начиналось ее путешествие по Зазейскому краю.
Сопровождаемую толпами верующих, икону переносили от деревни к деревне, заносили в дома крестьян. Крестьяне жертвовали деньги на строительство церквей, в частности, на строительство каменного кафедрального собора в Благовещенске. Среди верующих ходили многочисленные легенды о чудесах, творимых иконой. Одна из них такова: в поселке Бабстовском Михайло-Семеновского прихода несколько лет был падеж скота от сибирской язвы. В 1889 г., когда эпидемия достигла наибольших размеров, казаки обратились к епархиальному руководству с просьбой прислать к ним икону Албазинской Божьей Матери. С иконы сняли копию и послали ее в Бабстовский поселок. Сибирская язва здесь прекратилась.
Так как икона изображает чревоношение Богомладенца, считалось, что особенно помогает она беременным женщинам и роженицам. Описаны случаи спасения иконой от эпидемий, стихийных бедствий, военной угрозы.
В 1891 г. перед дальневосточной святыней преклонял колено будущий российский император цесаревич Николай. С иконы снимались многочисленные копии. Известны хранящиеся в Приморском краевом краеведческом музее, филиале Амурского областного краеведческого музея в Албазино, действующей церкви Благовещенска.
В 1924 г. кафедральный собор сгорел. Икона была передана в Ильиновскую церковь Благовещенска. 10 мая 1938 г. она вместе с другим имуществом Ильинской церкви ее отдали в музей. Более 10 лет назад образ возвращен Церкви.
По благословению архиепископа Благовещенского и Тындинского Гавриила в Приамурье возрождена традиция изнесения иконы по городам и весям России. Албазинская икона Божьей Матери побывала на Сахалине, в Магадане, во многих населенных пунктах вдоль Транссибирской магистрали и в Москве. Несколько лет назад икона была реставрирована в патриарших художественных мастерских подмосковного Софрино, помещена в позолоченный киот и находится сегодня в новом Благовещенском кафедральном соборе.
Использованы материалы сайта «Православие в Китае» и других интернет-ресурсов
http://rusk.ru/st.php?idar=103071
|