Политический ислам намерен искать в России свое наследие

Вслед за еврейским в России формируется второе мощное лобби и еще одна раскалывающая общество «психология двойного гражданства», замешанного на идее «исламской цивилизации»

В среду, 16 марта, на специально устроенной пресс-конференции было объявлено о создании в России интегрированной структуры мусульманской направленности — «Российское исламское наследие» (РИН). Инициаторами этого шага стали три известных деятеля: Умар Джабраилов, Гейдар Джемаль и Шамиль Бено. Пока, в т. ч. и в названии новой организации, манифестированы сугубо общественные задачи и подчеркивается неполитическая, лояльная к существующей власти направленность: «противодействие распространению религиозно-политического экстремизма и сепаратизма в среде российских мусульман… независимо от профессиональной и этнической принадлежности». Кроме того, подчеркивается светская направленность РИН: «Мы не занимаемся пропагандой ислама. Духовенство у нас занимается пропагандой ислама. Мы хотим, чтобы мусульмане стали социально активными людьми в нашей стране». Однако, некоторые детали происходящего заставляют внимательней отнестись к факту создания РИН и возможным перспективам его деятельности.

Немало показательной информации можно извлечь уже из политических биографий его создателей. Двое братьев Джабраиловых являются владельцами московского крупного бизнеса. Из них Умар с некоторых пор входит в Совет федерации, выступая таким образом в роли официального представителя чеченской диаспоры перед центральной властью. Его всегда считали представителем «умеренного крыла» чеченцев, выступающего за то, чтобы жить вместе в Россией, но при этом добиваться преимуществ закулисным лоббированием и делать деньги на всем, в т. ч. и на криминале и военном конфликте. Проявляет интерес к сфере СМИ, не чуждается политики, в 2000 г. участвовал в выборах Президента РФ. Выборная кампания, если таковая вообще преследовала прямые политические цели, не удалась. Получил всего 0,08% голосов — «в тени» обеспечивать влияние проще. В 2003 г. повторно «засветился» на президентских выборах в Чечне, однако загодя снял свою кандидатуру, т.к. любое, в т. ч. самое косвенное, противостояние Ахмату Кадырову в то время расценивалось Кремлем как абсолютно недопустимое и вызывающее.

В отличие от «делового» Умара, Гейдар Джемаль — чистый интеллектуал, идеолог «мусульманского геополитического проекта», не только российского, но и общемирового масштаба. Его организация называется Исламский комитет России и ведет активную работу, в основном концептуального и информационного характера. Приверженец эзотерики, отрицает стихийный ваххабитский радикализм, но по своему образу мыслей не менее амбициозен, выступая в конечном итоге за то же доминирование ислама и мусульманских народов, только достигаемое более цивилизованными и методичными средствами. Антиамериканист, защитник единства исламских государств и организации ими единого фронта борьбы с экспансией Запада и еврейства. В политическом спектре России контактирует с партиями и группировками леворадикального толка. Коммунистическая идеология здесь не при чем — нужна революция, которая взорвет общественную ситуацию и даст огромную массу взбудораженных людей.

Не менее занимательна фигура Шамиля Бено. Чеченец по национальности, родился в 1958 г. в Иордании, в 1960-е переехал в СССР. В 1991—1992 гг. руководил дудаевским МИД. Активно работал над международным признанием суверенитета Чечни, слыл человеком среди всех наиболее здравомыслящим и с большими зарубежными связями. Проработав восемь месяцев ушел в отставку и в идеологическую оппозицию Дудаеву. Накануне первой чеченской войны был вхож в московские кабинеты и выступал с идеей поддержки более умеренных чеченских сил и создания условий мирной замены дудаевского режима. В 1995 г. вошел в промосковский Комитет национального согласия Чечни. Всегда считался политическим деятелем «себе на уме» и, несмотря ни на что, благодаря связям, оставался «нужным человеком». Занимал пост полномочного представителя Чечни при президенте РФ, советника Ахмата Кадырова. Только в последнее время Ш. Бено утерял вес и внимание к себе, перейдя в оппозицию, в т. ч. и к Путину. Публично заявляет, что сомневается, останется ли Чечня в составе России. Условием этого выдвигает различные преференции федерального центра. Активно эксплуатирует правозащитную тематику, на деньги братьев Джабраиловых создал «Фонд поддержки демократии и социального прогресса», по своей конъюнктуре мимикрирующий скорее под западные организации подобного рода и поддерживающий неформальные контакты с евроатлантическими институтами.

Итак, портреты трех основателей, трех столпов дают вполне однозначное представление о характере сформированной коалиции. Сложно себе представить, чтобы каждый из упомянутых лиц, много потрудившись на поприще «альтернативной политики», на сей раз побуждался к созданию «Российского исламского наследия» целями сугубо гуманитарными и лоялистскими. Все атрибуты и признаки происходящего интегрирования: финансов и бизнес-возможностей, влияния на кавказскую диаспору и теневые этнические группировки, вполне легальных связей в российских коридорах власти и за рубежом, интеллектуального пафоса «перемены российского государственного проекта» при соответствующем возрастании роли в нем исламского фактора, активное использование правозащитной тематики, критики действий властей в Чечне — не дают усомниться в том, что перед нами теперь развертывается процесс создания мощной и весьма экспансивной НПО (неправительственной организации), реализующей с благословения и при поддержке тех же глобалистских структур проект консолидированного «российского исламского лагеря», кооперированного по всем необходимым направлениям, в т. ч. и международным, и обеспечивающего разностороннее лобби своей деятельности.

Организационная связка Бено с Джабраиловыми, как мы уже видели, существует давно. В данной связи создание новой структуры РИН с вовлечением в ее Г. Джемаля по-видимому следует расценить как придание деятельности более амбициозного характера, переориентацию ее с кавказской тематики на общероссийскую, усиление интеллектуальной и презентационной стороны проекта, широкое использование антиамериканизма и ведикодержавной риторики как способа создать видимость «патриотической оппозиции», внедрить в общественное сознание идеи возрождения России на исламских началах. При этом подчеркнутая лояльность заявлений относительно официальной российской власти заставляет подозревать у новой организации на перспективу значительные политические притязания.

Пока, на начальном этапе, не желая настраивать Кремль против себя, «Наследие» представляется «структурой объединяющей мусульман, помогающей конкретными делами (в частности, социальными проектами) и действующей в интересах России в целом», силой решительного противодействия «всевозможным джамаатам, ваххабизму и другим явлениям, чуждым российской исламской традиции». Однако само оно, как можно увидеть, собирается активно прессинговать общественное мнение идеями исламистского толка, а в политике продвигать концепцию сближения с мусульманским миром. Организаторы открыто признаются в этом, именуя РИН «неким исламским аналогом (а скорей, противовесом — но в свою сторону) Российского еврейского конгресса». О роли, которую играл и играет последний в современной политической жизни России, специально говорить не приходится…

На пресс-конференции, тем не менее, не переставали уверять, что РИН не преследует религиозных целей и дистанцирован от муфтиятов: Центрального духовного управления мусульман и противоборствующего Совета муфтиев России (о конфликте между ними см.: «Публичные заявления Равиля Гайнутдина представляют угрозу добрым мусульманско-православным отношениям»). Между тем, в коалиции явно преобладает кавказский экспансивный вектор и нет никаких указаний на связь с ветвью поволжского ислама, более уживчивого и давно ассоциированного со славянским миром. Кроме того, включая в свое название термин: «исламское» — сложно пребывать вне конфессиональных реалий, и идейно РИН в конце концов наверняка окажется ближе к Совету муфтиев, как к более политизированному и ориентированному на Кавказ. Гейдар Джемаль, правда, остается мусульманским антиклерикалом, а о муфтиятах говорит: «Мы рассматриваем эти структуры как виртуальные и не справившиеся со своими задачами». Но родство мнений с религиозным ведомством Р. Гайнутдина, многие в котором положительно смотрят на проект «русского ислама», вполне очевидно. Руководитель пресс-службы Совета муфтиев Радик Аширов уже заявил о возможности, несмотря на «эпатажные заявления Гейдара Джемаля», поддержки РИН: «если организация будет работать в рамках закона», читай, не будет чересчур открыто и резко конфликтовать с властью. Советник же Совета (простите за тавтологию), бывший православный священник Вячеслав Полосин, отказавшийся от христианства и в мусульманстве принявший имя Али, уже принимает участие в представительских акциях организаторов РИН в средствах массовой информации.

При том, неизвестно, во что конкретно может вылиться желание, как у Г. Джемаля, видеть ислам «не столько религией, сколько образом мысли и жизни»? Шамиль Бено, в свою очередь, говорит, что «у нового движения задачи шире», нежели у муфтиятов. Вполне вероятно, что речь идет о намерении распространить исламскую пропаганду с традиционной области отправления обрядов и нравственных норм на политическую, социальную сферу, культуру, индивидуальную психологию. Не случайно, Джемаль в своих выступлениях заявлял, что единственным выходом для России видит принятие ислама. В другой же статье он вообще писал, что кавказцам в ближайшем будущем предстоит сформировать «партию нового типа», которая сделает в России нечто подобное, что удалось некогда совершить большевикам.

По-видимому, почва для этого кажется лидерам «российского исламизма» уже в достаточной мере созревшей. В последнем интервью «Эху Москвы» Ш. Бено говорит о необходимости в срочном порядке влиять на информационную ситуацию в обществе и на «борьбу элит». Действительно, на фоне идейной растерянности и интеллектуального вакуума в российском обществе и верхах, ислам, до известной степени модернизированный и популяризированный, эволюционировавший в геополитическую доктрину особого вида («модернистская глобальная сила, которая организует человечество для мощного цивилизационного скачка» и вырывает первенство у Запада), оказывается вполне способен, если не увлечь за собой, то по крайней мере определить направление дискуссий и постепенно переменить архетип восприятия России с христианской страны, части единой европейской культуры, на некий синтетический образ российского социума как «христиано-исламского» и тяготеющего к традиционным началам и странам Востока.

Россия, и впрямь, по географии и демографии своей представляет евроазиатскую страну, не до конца ассоциированную с западным миром. Однако, досадное заблуждение и преднамеренный подлог представляют собой теории «евразийства», в которых ей предлагается «стоять одновременно на двух ногах: на Востоке и Западе». В идейном и ценностном планах у российской культуры и государственности никогда не было сомнений в своей коренной идентификации со славянским ядром и с христианством, причем не вообще, а в его православном исповедании. Россия сохранялась и строилась, ибо не желала становиться похожей ни на Восток, ни на Запад — во многом вопреки той и другой стороне. Рассуждения насчет «равных прав на наследие России» христианской и мусульманской традиций по этой причине годятся, быть может, для вербализации новомодных концепций и веяний, но представляют ошибку по существу. Ибо у российских мусульман нет больших достижений, чем те, что пришли к ним в единстве с русским народом, и сохранение их самобытности тоже в значительной степени есть завоевание русских.

Было ли подобное цивилизационное покровительство благом, каждый теперь судит по-своему. Вызовом же современности является то, что данная логика нарушается и взаимообщение этносов и культур на российском пространстве происходит в уравнительной разноголосице, по принципу: «один народ (или одна религия) — один голос», а не в рамках единого поля.

«Политический ислам» в настоящий момент наращивает обороты. Но вряд ли на практике отыщется хоть одно мусульманское государство, опыт которого с охотой перенесли бы на российскую почву народы, живущие здесь. Можно быть абсолютно уверенным, что и представители т.н. «мусульманских народов России» с трудом представляют себя, вместе с другими, в какой-либо иной ценностной системе: турецкой, саудовской или иранской.

Все это только мечтания, желание отрицать очевидное, пробы политическими и идеологическими манипуляциями заставить реку истории течь вспять. Исламская цивилизация Гейдара Джемаля является его личным и заветнейшим чаянием. Но все, на что она способна «здесь и сейчас» — это погубить в России остатки ее собирательных основ, создать «партию мусульман», тем более реакционную и противоречащую возможностям единства и возрождения, в какой мере ею будут забыты происхождение и смысл слова «Россия».
Андрей Рогозянский, Санкт-Петербург, специально для Русской линии