Русский дом | Андрей Полынский | 25.02.2005 |
Священник Александр Коканович и его супруга, матушка Анна, пожалуй, самая необычная супружеская пара Русской Православной Церкви. Отец Александр — серб, сын Обрада Кокановича, заместителя министра финансов Югославии в правительстве Тито. Анна — вьетнамка, дочь Ван Тьен Зунга — министра обороны Республики Вьетнам, члена Политбюро Вьетнамской коммунистической партии…
Судьба отца Александра с юности складывалась необычно для сына столь высокопоставленного чиновника коммунистического государства. Его отец, несмотря на свой пост, был русофилом и с детства привил сыну любовь к классической русской культуре и России. Когда Саша вырос, то по финансовым стопам отца не пошёл: окончил Духовную семинарию святых Кирилла и Мефодия в городе Призрань. Стал выпускать самиздатовский православный листок. И вскоре «за антикоммунистическую и антигосударственную деятельность» оказался в Белградской тюрьме. Связи отца помогли лишь скосить срок вдвое. Начальник тюрьмы, пришедший познакомиться с «министерским сынком», злорадно вопрошал: «Ну что, где твой Христос? Почему он тебя не вызволит отсюда, хотя бы и руками твоего папаши?» Александр отвечал: «Христос вместе со мной и здесь, в темнице».
Молодой человек отсидел полтора года в тюрьме и по освобождении уехал в Словению, где устроился в коммерческую фирму по продаже бытовой техники. А в 1985 г., как представитель фирмы, прибыл в Москву…
Вьетнамское имя Анны — Хоа, что означает «прекрасный цветок». Она была последним, четвёртым ребёнком в своей семье, самым любимым и балованным. Воспитывалась как принцесса: до 25 лет за ней присматривали няня и домработница. До своего отъезда на дипломатическую работу во Францию жила припеваючи в огромном родительском особняке в центре Ханоя. Да и во Франции, прямо скажем, не слишком напрягалась бытовыми нуждами. И потому, когда из Вьетнама позвонил отец и сказал, чтобы она ехала учиться в Советский Союз, она проревела от огорчения всю ночь. Но делать было нечего: отец уже договорился со своим другом, бывшим послом СССР во Вьетнаме и тогдашним заместителем министра иностранных дел СССР Чаплиным, что тот устроит Хоа в Дипломатическую академию. Так она оказалась в Москве.
Не нужен мне берег вьетнамский
— Девушка, извините, Вы верите в Бога?
Хоа подняла глаза и увидела перед собой молодого мужчину — с проницательным взглядом тёмных глаз и чёрной как смоль бородой.
— Я? — девушка смутилась. — Я коммунистка, верю в партию… А что такое — Бог?
— Не что, а Кто…
Этот разговор между Александром и Анной состоялся в 1987 г. в телевизионной комнате дипломатического корпуса Боткинской больницы. И если серб проходил профилактику в общем-то рядового заболевания, то за жизнь вьетнамской пациентки врачи опасались всерьёз. Но — обошлось. Она выписалась из больницы, но телефон этому странному настырному сербу так и не дала. Он сам откуда-то узнал телефон Дипломатической академии и позвонил. Совместные походы в театр чередовались воскресными стояниями на литургии в православном храме. И вскоре, тайно от родителей, она крестилась под именем Анна и обвенчалась с Александром. Родители узнали «о непоправимом» только в 1989 г., когда Анна родила в Москве своего первенца, Антона. Разгневанный министр обороны Вьетнама по телефону устроил нагоняй военному атташе Вьетнамского посольства и велел прямо из роддома отвезти дочьс внуком в аэропорт и отправить на родину. Но Анна отказалась наотрез. На дворе стояла уже демократия, и насильно вывезти живого человека оказалось не под силу. Тогда пошли по иному пути: ходатайствовали о выселении четы Кокановичей из гостиницы Дипкорпуса на Белорусской, где они жили два года после венчания. Расчёт был на то, что избалованная девчонка, столкнувшись с первыми трудностями, сама бросит мужа и с покаянным плачем вернётся в родительский дом. Но она оказалась крепким орешком и трудности восприняла со стоическим упорством, вернее, с христианской жертвенностью.
Первой трудностью был пьяница, у которого они сняли комнату с подселением. Каждое утро чету Кокановичей будил стук в дверь и хриплый голос хозяина с большого бодуна: «Даёшь пятьдесят грамм!» Анна долго не могла понять: что такое пятьдесят грамм? Сначала думала, что это советские деньги такие, за съём жилья…
Со временем трудностей только прибавлялось, и уже нешуточных. В 1991 г., после рождения второго сына Стефана, из Вьетнама пришло известие, что, во-первых, от неё отказались родители, а во-вторых, её лишили вьетнамского гражданства.
К этому времени у неё закончился срок дипломатического паспорта и она оказалась без каких бы то ни было документов на руках. «Ничего, Аннушка, Бог не выдаст — свинья не съест», — успокаивал жену Александр. И действительно, это обстоятельство не помешало рождению их третьего и четвёртого сыновей — Николы и Кости.
Батюшка и матушка
В 1994 г. в Новодевичьем монастыре Александр был рукоположен митрополитом Ювеналием сначала в диаконский, а потом и в священнический сан и направлен настоятелем в храм Рождества Христова деревни Варварино, что в Подольском районе. Место, прямо скажем, не самое сладкое. Денег на восстановление полуразрушенного храма не было, как, впрочем, и жилья для семьи священника. Вселились в пустовавшее много лет ветхое деревянное здание церковно-приходской школы XIX века постройки — без крыши и с провалившимися полами. Пока не было мебели — спали на кусках фанеры. Потом на помощь пришли прихожане — откуда-то приволокли кровати, помогли с ремонтом крыши… Три года прослужил отец Александр настоятелем в Варварино. За это время он вдохнул вторую жизнь в тихо умиравший посёлок — прежде всего, конечно же, духовную: почти полностью восстановил храм, открыл воскресную школу для детей, причащал и исповедовал больных, давал приют и пищу нуждающимся и задумывал создать на территории заброшенного пионерского лагеря Русскосербскую православную общину как для русских, так и для сербских беженцев…
И это не было пустой мечтой. Дело в том, что двенадцать корпусов бывшего пионерского лагеря «Чайка» стояли впритык к храму на земле, которая до революции была собственностью Церкви. Согласно Указу Президента РФ о возвращении церковной собственности, земли эти должны были отойти общине Рождественского храма. И отошли бы, если бы на них не позарились другие люди.
Под «прессом» уголовников
Другими людьми оказались деятели из московской фирмы «Форт», провернувшие сделку о купле продаже этой территории через администрацию сельсовета. А заодно оттяпали и здание старой церковно-приходской школы, в которой жила семья отца Александра с четырьмя детьми. Конечно же, фирмачам нужен был не пионерский лагерь, а земли под строительство коттеджей для «новых русских». Одна закавыка: священник категорически отказался выселяться. Пришлось выдержать длительную осаду. Для начала в самый разгар зимних морозов в здании были отключены свет и отопление.
Потом супругов поочерёдно вызывали в отделение милиции. Главный местный милиционер Юрий Рябов разговаривал с Анной вежливо и вкрадчиво.
Обещал оформить все необходимые документы и ближайшим рейсом отправить с детьми во Вьетнам.
— Я Сашу не брошу! — отрезала Анна. — Как это так: дети будут без отца?!
С отцом Александром страж порядка не церемонился. Говорил о том, что упрямые люди долго на свете не живут, и пообещал оформить священника бомжем.
Потом заявились уголовники.
— В общем так, чтобы завтра вас здесь не видели. Понял? Второй раз повторять не буду!
Потом уголовники приходили и второй, и третий раз — с теми же угрозами. Потом ворвались ночью: сорвали с петель двери, разбили стёкла и выломали оконные рамы. После этого погрома у Анны, беременной пятым ребёнком, от переживаний случился выкидыш… Заявление отца Александра в Московскую областную прокуратуру так и осталось без ответа.
За неделю до праздника Пасхи 1997 года, в 5 часов утра к зданию церковно-приходской школы подъехали грузовик КамАЗ, автобус и четыре иномарки. Их них вышли десять бритоголовых молодцев в чёрных кожаных куртках, пинком высадили входную дверь, матерясь, заломали руки священнику и отконвоировали его в автобус. Следом за ним втолкали Анну и плачущих детей. Наспех побросали вещи в загодя приготовленные мешки и забросили их в грузовик. В этот момент на место происшествия прибыла милицейская машина. Из неё выскочили несколько милиционеров, вооружённых автоматами, которые так и простояли как сторонние наблюдатели до тех пор, пока автобус с пленниками не тронулся в неизвестном направлении.
Так как ни санкции прокурора, ни постановления суда на насильственное выселение предъявлено не было, то отец Александр приготовился к самому худшему. Четыре часа дороги показались вечностью. Два раза машины останавливали на постах ГАИ. Отец Александр пытался криком привлечь внимание гаишников, но тщетно: бритоголовые зажимали ему рот и силой удерживали на сиденье.
Наконец автобус и грузовик въехали в глухую заброшенную деревеньку. Привезённые вещи были свалены под дождь перед покосившимся от времени деревянным домишком с выбитыми окнами и распахнутой настежь дверью. А на прощание отцу Александру вручили свидетельство купли-продажи дома: живи!
Христа ради
Всё произошедшее отец Александр воспринял с удивительным смирением.
Он не стал раздувать международный скандал, хотя мог бы: он является духовным чадом Святейшего Патриарха Сербского Павла и лично знаком с чрезвычайным и полномочным послом Сербии в России. Он не стал нанимать адвоката. Хотя его мучителям светили более чем серьёзные статьи уголовного кодекса, например похищение людей. Но, во-первых, он не верил в справедливость правосудия в ельцинской России, во-вторых, юридически и житейски наивен, а в-третьих — у него просто не было средств, чтобы нанять этого самого адвоката.
Да что там адвоката — не было денег даже на билет в Москву, чтобы объяснить правящему митрополиту, почему он не может выйти на службу! Ведь оказался-то он в деревне Подборки Калужской губернии.
Ну, а если по большому счёту, то все свои несчастья отец Александр объясняет богословски: страдает за Христа. «Раз оказался на Калужской земле, значит, нужно служить Богу здесь», — рассудил священник. В один из ближайших воскресных дней, в церкви райцентра Козельск, он встретил архиепископа Калужского Климента, приехавшего сюда отслужить литургию. Владыка выслушал священника, подивился необычности его истории и дал благословение на служение в своей епархии. Отныне отец Александр совершал требы в Подборках, а по воскресеньям ездил служить на автобусе за 25 километров в церковь Козельска.
Золушка наоборот
Анна занялась огородничеством и садоводством. Не разгибалась с утра до ночи. Ребята ей помогали. Потому что есть приходилось только то, что выращивали собственными руками.
— Что давало силы? — интересуюсь я у Анны.
— Любовь к мужу, голодные глаза детей и… молитва! — неожиданно признаётся матушка. — Бывало так, что в конце зимы или весной все съестные запасы заканчивались. Мы с детьми становились на молитву перед иконой Божией Матери. И Господь всегда чудесным образом посылал помощь. Один раз вдруг монахи из Оптиной пустыни привезли продукты. В другой — прикатил целый грузовик с вещами и продуктами из Москвы. «Кто прислал?» — интересуюсь я у водителя. «Не знаю», — отвечал он… С этих самых пор для меня самой большой ценностью в доме стали иконы…
Да, работать все эти годы, по выражению самой матушки, приходилось как лошадь. Тем более что в большой семье Кокановичей прибавился ещё один рот, вернее, огромная радость — долгожданная дочка.
— Её рождение чуть не стоило мне жизни, — рассказывает Анна. — Рожала в Козельском роддоме. После того как девочка вышла, у меня открылось обильное кровотечение и, по заверениям врача, я потеряла сознание и пережила состояние клинической смерти. Но я не припомню, что теряла сознание.
Я как бы воспарила в воздухе, пыталась что-то сказать врачу и акушерке, суетившимся над моим телом, потом меня затянуло в воронку и я полетела по какому-то коридору. В конце коридора я увидела яркий свет. Этот свет я не забуду до конца моей жизни. Это был свет любви и доброты. Несмотря на свою яркость, он не слепил глаза. И я поняла, что источником этого света мог быть только Христос. Я оказалась в пустынной местности, ощутив под ногами мягкий песок. Услышала пение, похожее на церковное, и пошла в ту сторону, откуда оно исходило. Вдруг передо мной словно выросла высокая каменная стена, за которой были видны крыши зданий и зелёные кроны деревьев. Иду вдоль стены и вижу большие ворота. Они открываются, и мне навстречу выходит улыбающийся старичок — добрый такой, с длинной белой бородой и в серой священнической рясе. Я говорю: «Батюшка, куда я попала?» А он: «Ты чего, дочка, пришла так рано?» Я говорю: «Я только что родила девочку и у меня дома ещё четверо детей». Он: «Мы знаем. Тебе следует идти обратно». Я: «Каким образом?» Он: «Сейчас само собой случится». Оглядываюсь и вижу, что за мной уже люди в очереди стоят… В этот момент вдруг чувствую резкую боль в груди и слышу испуганный крик акушерки… Потом акушерка мне рассказывала: «У тебя всё шла и шла кровь, и мы не могли остановить. У нас уже опустились руки, и вдруг кровь остановилась сама собой — совершенно непонятно почему"…
Новорождённую родители назвали Моникой, в честь матери учителя Церкви Блаженного Августина. В четыре года девочка уже вовсю читала книги, а в пять лет — пошла в первый класс. Смышлёными растут и сыновья, для которых русский язык — родной: говорят на нём, в отличие от своих родителей, без акцента. Старший — Антон — круглый отличник, благоговеет пред всем военным. Мечтает стать офицером Российской армии, чтобы защищать своё Отечество — Россию. А младший, Костя, вероятно, пойдёт по духовной стезе. Его любимое занятие — залезать на яблоню в саду и распевать православные песнопения, которые он знает во множестве наизусть…
Неисправимые оптимисты
На столь идиллической ноте мне и хотелось бы окончить эту статью, но… Злоключения этой необычной семьи не окончились. В декабре прошлого года, когда Кокановичей не было в Подборках, их дом спалили. На пепелище не нашли ни одного металлического предмета, что указывает на то, что перед пожаром дом тщательно обчистили.
Сейчас семейство отца Александра — в Москве. Сыновей удалось пристроить в Кадетский корпус Алексеевской пустыни, что в Ярославской области. Моника живёт с родителями. Вспомнив былое, Кокановичи сняли жильё.
За подаянием ни к кому не обращались: совестно. Не помогут уже и родные. Родители батюшки умерли в Сербии. Ушёл в мир иной и министр обороны Вьетнама, в последний путь его проводили первые лица партии и государства. А Кокановичи, как и прежде, надеются лишь на Бога и на самих себя. Анна устроилась работать переводчиком, а отец Александр служит требы: освящает, крестит, отпевает. И ждёт от правящего архиерея Московской областной епархии митрополита Ювеналия назначения на какой-нибудь приход.
— Если будет нужно, я готов страдать за Христа и впредь. А за православную Россию выступаю потому, что знаю: будет хорошо нашему старшему русскому брату — будет хорошо и нам, сербам. Я здесь, потому что уверен: возродится Русь — возродится и Сербия. Русь Святая, храни веру православную! — торжественно заключает отец Александр и размашисто крестится.
Для тех, кто имеет возможность и желание помочь семье отца Александра, сообщаем реквизиты:
Получатель: КПП 774 403 002, Вернадское отделение N 7970/1 284 Сбербанка России, ИНН 7 707 083 893, л/с N 42 607 810 338 181 398 528,
р/с отделения: 30 301 810 638 000 603 136.
Банк получателя: Сбербанк России г. Москва,
к/с 30 101 810 400 000 000 000, БИК 44 525 225.
Телефон для связи с отцом Александром:
8−916−646−85−94.
«Русский Дом», март 2005 г.