 |
| Московский комсомолец | Марк Дейч, Александр Торшин | 24.12.2004 |
— Александр Порфирьевич, результаты проведенного комиссией расследования вы планируете обнародовать полностью? Или же значительная их часть будет засекречена?
— Полностью — невозможно: объем материалов огромный.
— Иначе говоря, значительная часть материалов будет засекречена под тем предлогом, что…
— Пожалуйста, не делайте поспешных выводов. Секретными окажутся не более 2−3%.
— И что входит в эти проценты?
— Фамилии наших источников, которые хотят остаться инкогнито, способы передачи информации… Словом, все то, что составляет государственную тайну или получено на условиях анонимности. Остальное будет изложено документально и подробно.
Трагедия длилась минимум 52 часа, мы намерены описать, что происходило в каждый из этих часов. Причем не в одном пункте — около бесланской школы, — а как минимум в пяти. Час «Х»: ситуация возле школы; в это же время — совещание в ФСБ; что происходило в тот же час в МВД; тогда же — условно, в качестве примера — время задержания двух братьев и сестры Аслана Масхадова в Чеченской Республике… Кстати, это задержание — вовсе не предвосхищение пожеланий Генерального прокурора, которые он вскоре выскажет публично. Во-первых, этих людей оградили от самосуда, который на тот момент был вполне возможен. Кроме того, все трое выступили с осуждением своего брата за этот теракт, а сестра Масхадова выразила готовность поменяться с кем-то из детей заложников.
— Сколько все-таки было террористов?
— Вот статистика следователей Генеральной прокуратуры: один живой, 30 трупов и мешок с фрагментами еще одного тела. Итого — 32. Второй шахидки среди мертвых не оказалось. Правда, следователи говорят, что второе тело есть, но его невозможно опознать. Член комиссии депутат Савельев разговаривал с заложницей, которая видела, как 1 сентября из машины вышли 4 шахидки. Многие говорят — мне даже документ представили: мол, Аушев вывел 13 женщин, фамилии двенадцати известны, а тринадцатая — она была с ребенком — не установлена. Все всполошились, началось расследование. Выяснилось: все тринадцать — жительницы Беслана, со всеми разговаривали. Потом придумали, будто Аушев приехал, чтобы вывести из школы ингушских детей. В этой школе вообще не было ни одного ингушского ребенка. Аушев вывел самых маленьких, грудных детей, они были обузой для бандитов. В первый день они ни одного ребенка не убили, только взрослых. Жертвы первого дня, по нашим данным — 21 человек…
— Сколько убитых бандитов опознано и кто они по национальности?
— Опознано 16. С большей или меньшей долей вероятности могу сказать: чеченцы, ингуши, двое похожи на арабов. Еще один похож и на монгола, и на корейца. А вот бандит по фамилии Ходов. Отец у него осетин, мать русская, родился на Украине. Он кто по национальности? Осетины говорят: осетин — всего лишь его приемный отец. Я спрашиваю: «Вы хотите сказать, что он русский?» — «Наверное, нет, — отвечают, — давайте украинцем запишем».
Так кто он по национальности? У него ведь не спросишь…
На сайте «15 регион» есть информация о том, что опознаны еще двое — осетин и грузин. Но подтверждения этим фактам у нас нет.
А вообще — жуткий бардак. Вот у меня акт экспертизы: «Ходов Владимир Анатольевич, опознан дактилоскопической экспертизой и матерью». А вот сайт МВД РФ, данные последних дней: Ходов Владимир Анатольевич, находится в федеральном розыске. Так что же — он убит или в розыске? Как я после этого объясню, что этому человеку не удалось благополучно скрыться из Беслана, если его МВД до сих пор ищет как живого?
— А кому-то удалось?
— Мой ответ: не знаю. «Комсомольская правда» опубликовала «сенсацию»: якобы по подсчетам одного из сотрудников спецслужб, задействованных в Беслане, террористов было более полусотни. В подтверждение — фотографии погибших боевиков. Фотографии профессиональные, поэтому мы всерьез этим заинтересовались. Оказалось, что автор «сенсации» — человек с неадекватной психикой, а фотографии он попросту выкрал у своего брата, сотрудника МЧС. На эту историю у нас ушло 10 дней.
У меня нет доказательств ни того, что кто-то из боевиков смог уйти, ни того, что все были убиты или пойманы. У меня есть основания считать, что оцепление вокруг школы было такое, что через него — особенно в момент взрыва — можно было легко уйти. У меня есть показания, что единственный оставшийся в живых бандит, он же свидетель происходившего в школе, по дороге в изолятор был страшно избит и шел с мешком на голове. А через день его предъявили совершенно целехонького. Значит, его либо искусно загримировали, либо… Более того: депутат парламента Северной Осетии Кесаев видел, как сотрудники подразделения ФСБ в Беслане вели в подвал трех человек. Так где же еще двое? Опять же — вторая шахидка: куда она исчезла? Мне известно, что депутат Маркелов в камуфляже спокойно прошел ночью через оцепление к школе и так же спокойно вернулся обратно. Да еще был при этом не один, а с двумя какими-то казаками. Если они смогли пройти, почему не могли другие? И, наконец, мне известно, что в ночь со 2 на 3 сентября часть террористов переоделись в спортивную одежду и сбрили бороды.
— Недавно вы вроде бы намекнули на участие в теракте представителей иностранных спецслужб… Вы имели в виду консультантов?
— Нет, я имел в виду профессионалов — непосредственных участников теракта. 16 опознанных — это «пастухи», рядовые боевики. Так эффективно и метко стрелять могли только профессионалы высочайшего класса. Десятерых спецназовцев положили! Когда брали дворец Амина, охрана смогла только двоих спецназовцев убить. А охрана у Амина была высококвалифицированная, не «пастухи». А здесь — десятерых, да еще двоих эмчеэсовцев.
Согласно показаниям, бандита-пулеметчика пытались обезвредить в течение многих часов, а он убивал и убивал. Едва не достал нашего снайпера, очередью срубив угол кирпичного дома. Словом, это были настоящие профессионалы.
— Этим-то профессионалам и удалось уйти?
— Я не исключаю такой возможности.
(Справка «МК»: По информации, полученной нами на условиях анонимности от сотрудника спецподразделения «Вымпел», участвовавшего в бесланской операции, из школы сумело уйти немало боевиков. Примерно столько же, сколько их осталось убитыми.)
— Есть ли что-то необычное в бесланской трагедии, чего не заметили СМИ?
— Есть факты, которые я бы назвал трагическими совпадениями. 29 августа — выборы президента Чеченской Республики. Я был там в качестве наблюдателя. Все силы Северного Кавказа были брошены на обеспечение безопасности этих выборов. Подчеркиваю: все силы. В ночь с 29-го на 30-е — подсчет голосов. 30-го объявляют результаты, и начинается празднование. 31-го те, кто был привлечен из соседних республик, разъезжаются по домам. 1-го, естественно, многие отдыхают: дело сделано, отработали прекрасно — можно расслабиться. Тут-то все и происходит.
— Ну почему же — совпадение? Скорее точный расчет тех, кто планировал теракт.
— Допустим. Но вот вам другой пример. Именно 1 сентября четыре детских садика в Беслане были закрыты по санитарным показаниям. Вот откуда в школе N1 такое количество детей дошкольного возраста. Тоже точный расчет? Этого террористы уж никак не могли предусмотреть. Или история с директором школы Целиевой. В Беслане о ней многие говорят сейчас с ненавистью, потому что еще в марте она распорядилась спилить деревья вокруг школы. Пойди теперь докажи, что сделала она это не специально, чтобы обеспечить террористам обзор! В особенности попробуй доказать тому, у кого в школе погибли дети.
— Зачем ей понадобилось спиливать деревья?
— Да по весне это повсюду делается, обычное дело. К тому же здесь, в школе, они затеняли двор, свет заслоняли. Но получилось, будто бы она это сделала специально. Но, между прочим, ни на следствии, ни нам, комиссии, никто ничего о Целиевой не сказал. Кавказские традиции. А ведь кто-то же «сдал» детей Мамсурова. (Теймураз Мамсуров, председатель парламента Северной Осетии; его сын и дочь были среди заложников. — М.Д.) Кто-то сказал бандитам: это дети большого начальника — и те заставляли детей разговаривать с отцом по телефону. А Целиева стояла рядом. Просто стояла, и все. А потом пошли разговоры: она и «сдала». Она вроде бы пила с бандитами кофе, они не разрешали кому-то из детей дать инсулин — она виновата!.. Словом, куча всяких легенд. Сегодня я хотел бы спросить Дзасохова (Александр Дзасохов, президент Северной Осетии. — М.Д.): чего вы тянете? Почему до сих пор не снесли здание школы? Там уже экскурсии ходят, читают надписи на стенах. Там и в адрес директора школы многое понаписано. Причем надписи постоянно обновляются.
— На комиссию оказывалось какое-либо давление?
— Нет. Мы работаем абсолютно самостоятельно, чувствуем поддержку на всех уровнях. Еще ни один человек не посмел не явиться по вызову комиссии. Мы попросили приехать руководителя спецподразделения. Его начальство нам ответило: такой возможности сейчас нет, он задействован в Чечне. А к вечеру того же дня сообщили, что смогли на несколько часов вытащить его оттуда. Командир одного большого воинского подразделения поначалу прислал вместо себя заместителя. Мы его выставили. Так уже через полтора часа командир сам давал показания. Кстати, эти показания — дело серьезное: все фиксируется на видеопленку. Подчеркну еще раз: давления не было и нет. У меня не было ни одной встречи ни с Патрушевым, ни с Нургалиевым, никто из них даже не попытался сказать мне: мол, посмотри на эти события вот с такой-то стороны…
— Может быть, они потому с вами не встречались, что их подчиненные слишком напортачили там, в Беслане?
— Как раз в этом случае они должны были бы искать встречи со мной.
— Так что, не напортачили?
— Как вам сказать… 330 трупов, большинство из которых дети, плюс 10 спецназовцев и 2 эмчеэсника. Вот вам и ответ. При этом силовики сами хотят, чтобы мы докопались до истины, я это вижу. Вы думаете, в разговорах между собой они восторгаются тем, как организована работа в наших спецслужбах? Как бы не так! Но вопросы есть не только к спецслужбам. Чем объяснить, что в течение первых полутора суток у контртеррористической операции не было единого командования? Сейчас все обвиняют генерала Андреева, но он сделал все, что мог. (Валерий Андреев, начальник управления ФСБ по Северной Осетии; после событий в Беслане переведен на другую должность. — М.Д.) Не было приказа конкретному человеку: ты отвечаешь за все и можешь действовать по своему усмотрению.
— Кто должен был отдать такой приказ?
— По закону — председатель правительства. В конце концов приказ все-таки поступил — около двух часов дня 2 сентября. Но сколько времени было потеряно!
— Насколько мне известно, террористы не выдвигали никаких требований…
— Михаил Гуцериев (бывший вице-спикер Государственной думы. — М.Д.), который был одним из переговорщиков, подтверждает: требований не было. За исключением той записки, копию которой мы пока не получили. Да еще вызовов Дзасохова, Рошаля, Зязикова и Аслаханова. Однако, по его словам, начало кое-каких договоренностей уже просматривалось — просто он не успел собрать деньги в нужном количестве. Я не исключаю, что некоторые террористы рассчитывали на «буденновский» вариант: деньги — автобус — лес — Аллах акбар. Но мне кажется, что те боевики, с которыми Гуцериев вел переговоры, не были уполномочены решать. Хотя кто знает, как развернулись бы события, если бы не взрыв… Причина взрыва 3 сентября — самая большая загадка. Он был не выгоден ни им, ни нам, потому что после него началась паника. Есть распечатка разговора между одним из террористов и переговорщиком. Бандит орет: «Нас подорвали!». Гуцериев кричит в ответ: «Ты с ума сошел! Никто вас не трогает!». Тот: «Да это у нас взорвалось. Только непонятно, откуда. Никто кнопку не нажимал».
— Подтвердились ли сведения о том, что террористы держались на наркотиках?
— Да. Но вот с самими наркотиками — еще одна загадка. Нас уверяют, что это были традиционные наркотики: героин и морфий. Я не специалист, но много читал на эту тему и знаю: на героине в боеспособном состоянии три дня не продержаться. Тем более на морфине, который действует как снотворное. Наркотики нашли в телах 20 боевиков. А ведь террористам нужно было круглосуточно контролировать и заложников, а их — более 1200 человек, и значительную территорию. Мы подозреваем, что это был боевой наркотик, изобретенный еще в 1943 году американцами. Кстати, использование этого наркотика в Беслане — еще одна возможность предположить участие в подготовке теракта иностранных спецслужб. Боевики, получившие по 4−5 пулевых ранений, продолжали активно отстреливаться. Они что, Рэмбо какие-то? В одного попали из подствольного гранатомета, у него все кишки были выворочены, а он поднялся да еще двух наших едва с собой не забрал. Среди бандитов были странные экземпляры. Одному два года назад оторвало правую руку, он стрелял левой. У другого не было стопы и пальцев левой руки. У двоих — по одному глазу. Вряд ли они продержались бы даже короткое время без боевого наркотика.
(Справка «МК»: По нашей информации, «бесланские» террористы использовали наркотик отечественной разработки. Речь идет о психотропном веществе, обозначаемом аббревиатурой ВИЛ. Оно существует уже много лет, распоряжается им только спецназ ГРУ. Согласно вполне достоверным сведениям, ВИЛ применялся в Чечне 1994−1995 годах. К настоящему времени известны пять модификаций ВИЛа — с порядковыми номерами от 1 до 5. Если использование этого вещества в Беслане подтвердится, неизбежен вопрос: каким образом боевой наркотик из арсенала ГРУ оказался в распоряжении террористов?)
— Чем, по-вашему, можно объяснить полнейшую неразбериху при освобождении детей? Где было так называемое тройное оцепление? Почему гражданские лица оказались так близко от школы? Короче говоря: бардак был?
— При таком количестве вооруженных людей все могло быть хуже. Нас пытаются уверить в том, что вооружены были только милиционеры, они, мол, просто не успели переодеться в форму. Ничего подобного. Организаторы теракта прекрасно знали, что у населения Северной Осетии на руках много оружия. Они на то и рассчитывали: вооруженные родители бросятся к школе и сделают все, чтобы не допустить штурма. И расчет оправдался. Бардак? Да, был. И трусость была. Но было и геройство. Когда начался пожар, те же люди, стоявшие живой стеной между школой и спецназом, оставили свое оружие, выливали на себя по ведру воды и бросались в огонь, вытаскивали детей. Если бы не они, жертв было бы значительно больше. Спецназовцы тоже кинулись в огонь, но они были неповоротливые, они бы не успели…
— Почему неповоротливые?
— Да потому что в полном обмундировании. Это потом уже пошел гулять миф, будто спецназовцы были налегке. В бронежилетах они были, в касках… Так что если по большому счету — да, бардак, неразбериха. Но вот ситуация внезапно изменилась, и если бы не эти люди, последствия оказались бы куда страшнее.
— Спецслужбы действовали более слаженно?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно быть профессионалом. Я могу говорить только о результатах. Серия терактов этого года говорит о том, что взаимодействия между спецслужбами не получается. Мало того: спецслужбы на Северном Кавказе еще и конкурируют друг с другом. За информацию о местонахождении Басаева обещана огромная сумма. Прошло три месяца, результат — ноль. Руководство контртеррористической операцией в Чечне мне говорит: ищем. А у меня сложилось впечатление, что они ищут Басаева наперегонки — кто быстрее поймает: ГРУ, ФСБ, МВД РФ и Чеченской Республики или Генпрокуратура. Этакое соревнование. Информацией друг с другом не делятся, каждый старается отличиться в одиночку.
— В случаях, подобных бесланской трагедии, — куда стекается вся информация о происходящем? В максимально полном объеме?
— Вообще-то в Совет безопасности. По закону это одна из главных его функций: немедленный анализ ситуации и немедленная же выработка оперативных решений. Для этого в Совбезе есть специальное помещение, так называемая ситуационная комната. Сюда подведены всевозможные средства связи, сюда стекается информация со всего мира, эта комната нашпигована новейшей аппаратурой, которая позволяет моделировать происходящее в режиме реального времени. Именно здесь, в этой «ситуационной комнате», должны были работать эксперты, вырабатывать тактику и держать непрерывную связь со штабом. Насколько мне известно, ничего этого сделано не было. Комиссия намерена побеседовать с секретарем Совбеза, сейчас мы формулируем наши к нему вопросы.
— Разве не президент в таких случаях получает самую полную информацию о происходящем?
— Это самое уязвимое место нашей власти: все ждут президента. Без него никто шагу не сделает. Да президент просто физически не в состоянии все охватить, он и так перегружен. Я уверен, что и в бесланской трагедии жертв было бы значительно меньше, если бы все делали свое дело, а не дозванивались до президента и не ждали единственно верного решения из Кремля.
* * *
— Вы руководите еще одной комиссией Совета Федерации — по анализу ситуации на Северном Кавказе. Как бы вы эту ситуацию охарактеризовали? От сотрудников российских спецслужб я слышал, что, по их мнению, мы уже и Дагестан потеряли. Вы согласны?
— Нет. Конечно, ситуация там очень непростая, но управляемая. В Дагестане сохраняется баланс сил, потому что республика — многонациональная. Тейповые структуры развиты, но это тейпы разных наций и народностей. В Чечне и Ингушетии все по-другому, они мононациональные. Такой же становится в последнее время и Северная Осетия, русские побежали и оттуда.
Мое мнение: Дагестан мы не потеряли. Может быть, даже наоборот: он становится консолидирующим субъектом Федерации. Таким российским форпостом, православным, всегда была Северная Осетия. Кстати, в СО меня просят не называть республику форпостом России, чтобы не накликать беды, но фактически — это форпост. Форпост не должен быть один. Еще одним — мусульманским — становится Дагестан.
— Говорят, что в Чечне сейчас — другая война, и именно поэтому оттуда выводятся самые боеспособные части — морской пехоты и ВДВ. Но ведь именно там постоянно идут бои, гибнут солдаты. Разве самая опасная ситуация не в Чечне?
— На мой взгляд, Чеченская Республика уже не является самым нестабильным регионом Северного Кавказа. В Ингушетии и Кабардино-Балкарии ситуация хуже. С руководством контртеррористической операцией в Чечне я моделировал ситуацию с захватом школы, скажем, в Грозном. Мы пришли к выводу, что там итог был бы совсем иным. Прежде всего не было бы такой несогласованности действий, как в Беслане. Особенно в первый день, когда там напрочь отсутствовало единоначалие: каждый командовал своим подразделением. В результате — потеря времени и неоправданные жертвы: к вечеру первого дня был убит 21 человек.
Вы правы: это другая война. ВДВ и морская пехота хороши в лобовом бою, при захвате крупных лагерей противника. Тут им равных нет. Но и таких боев — с лобовыми столкновениями — в Чечне теперь тоже нет. А на войну «из-за угла», на засады и прочее нужны совсем другие, специально подготовленные люди. Этим должна заниматься милиция. Другое дело, что она все еще недееспособна.
— Почему же недееспособна наша милиция?
— Потому что она в равной мере и наша, и местная. Вот Ингушетия. Маленькая республика, там все между собой родственники. Все друг о друге все знают. Но никто никогда ничего не скажет. Донести на родственника — это грех, который не прощается. Донести на соседа — то же самое. Кавказские традиции нельзя отменить. Это и есть социальная база поддержки террористов, охватывающая в том числе и милицейские формирования.
Чтобы избежать тейповых связей, наши силовые структуры командируют на Кавказ офицеров. Достойных офицеров — из Вологды, Рязани или Архангельска. Схема такая. Подходит время получить полковнику генеральскую звезду. Но должность генеральская есть только на Кавказе. Полковнику предлагают: поедешь, послужишь верой и правдой царю и отечеству, получишь генерала и через три года вернешься.
Смотрите, что получается. Он едет туда за званием. Первый год он адаптируется. Второй — пытается работать: без агентуры, без необходимых контактов, без знания языка и традиций. Третий год — готовится к отъезду. Тут он особенно осторожен: ему нельзя совершить ошибку, из-за которой предыдущие два года пойдут насмарку — и звания не получишь, и с работы вылетишь, а то еще и убьют…
Короче говоря, с этим «вахтовым методом» нужно покончить.
— Что можно противопоставить тейповым связям и «вахтовому методу»? Центральная власть в своей кавказской политике делает ставку на местных лидеров. Но эта ставка себя не оправдывает. Огромные транши разворовываются, лидеры, как правило, не могут обеспечить стабильность и безопасность. Можно ли изменить эту ситуацию?
— Давайте говорить откровенно: наша политика на Северном Кавказе крайне неэффективна. Я считаю, что ее вообще нет. Я начал заниматься этим регионом задолго до Беслана. Первый, к кому я поехал, был полпред Яковлев. Мне сразу стало понятно, что он сделает все возможное, чтобы уйти с этой должности на другую, где он профессионал. Впоследствии он именно так и поступил, и был прав.
Но при этом я считаю, что делать ставку непременно на «местные кадры» — тоже не выход. Неоднократно я собирал представителей северокавказских диаспор, последний раз — уже после Беслана. Один из очень уважаемых людей сказал мне тогда: возьмите ребятишек из той школы, которые там братьев потеряли, сестер и матерей, определите их в какую-то специальную школу ФСБ. А потом сформируйте из них антитеррористический батальон. Он будет адаптирован к условиям на Кавказе. Как минимум пять лет они не будут подвержены влиянию боевиков. Они станут мстить, но — от имени государства.
Идея, конечно, не Бог весть какая, но других-то вообще нет.
— Эта идея — использование все тех же кавказских традиций, в данном случае кровной мести…
— Я спрашивал у ингушей, насколько у них «работает» институт кровной мести. Один сказал: на 50%. А Исса Костоев, член Совета Федерации и тоже ингуш, считает, что на 99%. Я думаю, что процентов на 70. Но и в этом случае правоохранительная система в Ингушетии не работает. Особенно плачевная ситуация с судом присяжных. За три месяца существования нашей комиссии ингушский суд присяжных освободил от наказания еще пятерых. Они были участниками вооруженных бандформирований, задержаны с оружием в руках. Но суд присяжных постановил: не виновны. И они уже отпущены. В каких терактах они будут задействованы завтра?
— Какой из всего этого выход?
— Есть две давно опробованные модели: генерала Ермолова и писателя-дипломата Грибоедова.
— Генерал Ермолов ровнял аул с землей, уничтожал всех: женщин, стариков, детей…
— А мы что, не ровняли аул с землей?
— Значит, ковровое бомбометание?
— В условиях гор оно бесполезно. Но есть еще метод Александра Грибоедова: договариваться.
— Грибоедов, служа у Ермолова, писал панегирики в адрес генерала…
-…но сторонником тотального уничтожения мирных жителей он все-таки не был, считал, что можно и нужно вести переговоры.
— Сторонником какой модели вы являетесь?
— Ее можно назвать комбинированной. Совсем недавно вот здесь, за этим столом, сидели старейшины ингушской диаспоры. Один из них сказал: «Хватит валять дурака. Лет на десять отмените на Северном Кавказе выборы и поставьте там в каждом субъекте Федерации русского человека. Чтобы все успокоились». Кто-то из собравшихся хмыкнул, кто-то нехорошо зыркнул. Но никто не сказал «нет». Может быть, это и есть выход?
— Чеченские ребятишки все равно будут вырастать с чувством ненависти к России.
— Вы правы. Я бы детей оттуда просто вывозил. Нет, не силой: родители сами с удовольствием бы их отдавали — подальше от войны. Организовать несколько закрытых учебных заведений, что-то вроде университетских городков в США, — с хорошей охраной и хорошими преподавателями, которые будут сеять доброе, разумное и вечное.
Вместо этого я с удивлением узнал, что в Чеченской Республике в этом году отменили призыв в армию. А в армии ведь не только дедовщина, там учат водить машины, слесарничать, приучают к дисциплине. Чеченцы очень восприимчивы. Это талантливый, сильный народ. Плюс ко всему — их агрессивная рождаемость: каждая чеченка раз в году обязательно рожает. При этом на всю республику — всего один роддом. Вот где проблема! А в Ингушетии — и вовсе ни одного. А там, между прочим, самая высокая в России рождаемость, самая высокая детская смертность и самая высокая продолжительность жизни.
— На все то, о чем вы говорите, нужны деньги, и немалые. У нас они, по-видимому, нужны на что-то другое. В одном из своих выступлений Шамиль Басаев сказал: «Я воюю за счет отчислений из бюджета Российской Федерации». Прокомментируйте, пожалуйста.
— А чего тут комментировать? В горы отдают со всего: с пенсий, с компенсаций за жилье… И все об этом знают. А у нас больше всего говорят о финансировании террористов из-за рубежа. Да, деньги идут и оттуда — процентов 10, не больше. Все остальное здесь. Главный источник финансирования бандформирований — бюджет Российской Федерации.
И еще. Как вы думаете, кого из должностных лиц наказали за то, что не было предотвращено убийство Ахмада Кадырова? А за то, что «проспали» нападение на Назрань 21 июня? Никого.
«Московский Комсомолец» от 22.12.2004
