Олег Платонов: «Русское мужество — вот что нам нужно!»

Беседа с Владимиром Бондаренко

Олег ПЛАТОНОВ. Не следует слишком переоценивать мою персону. Когда я начинал исполнять замысел, я был частью большого коллектива из «Общества охраны памятников». Этот коллектив возник в начале восьмидесятых годов. Это были русские патриоты, которые хотели благотворных перемен в своей стране, чтобы направить её развитие в русло национальных православных истин. В то время в обществе существовали две силы. Одна сила хотела реформ в нашем национальном русле, а другая, и более многочисленная, хотела реформ в русле космополитическом. Одним из центров русского патриотического возрождения и стал ВООПИК (Всесоюзное общество по охране памятников истории и культуры), в работе которого я активно участвовал. Мы помогали восстанавливать исторические памятники. Но каждый из нас становился ученым-подпольщиком по возрождению исторической Святой Руси. Я начал писать книгу по истории русского народа с древнейших времен до наших дней. Постепенно вокруг меня образовался целый коллектив единомышленников. Мы собирали материалы и очень много путешествовали по историческим местам России. Мы составляли программу на каждый год и по этой программе путешествовали. Там были не только памятники старины, не только православные храмы, древние монастыри, но и места рождения и пребывания наших русских подвижников, мыслителей, которых в то время никто не знал. Например, мы впервые открыли Нилуса, объездили все места его жизнедеятельности. Тогда он был просто вычеркнут из истории России. И среди своего русского круга при помощи самиздата распространяли все его сочинения. В том числе «Протоколы сионских мудрецов». Но о «Протоколах…» давайте поговорим позже. И вот создался достаточно крепкий коллектив единомышленников. Мы издавали материалы, связанные с жизнью крупнейших русских мыслителей: Константина Леонтьева, Данилевского, Розанова, Меньшикова и других. Мы поняли, что нельзя изучать памятники русской старины, не опираясь на труды русских национальных мыслителей. Это был начальный этап нашего развития. В дальнейшем он стал для меня той отправной точкой для создания «Энциклопедии русского народа».

В восьмидесятые годы для меня наступил второй, более высокий этап в моем развитии как историка. У меня уже было написано несколько рукописей, но писал я в стол, как Александр Солженицын, он был писатель-подпольщик, я был учёный-подпольщик. Всё, что я писал, было тайной даже для моих друзей из ВООПИКа. Думаю, я поступал правильно. В нашей среде было много сотрудников спецслужб. Я отношусь к ним без предубеждения. Многие из них сами были или становились истинными патриотами России, и немало помогали мне в дальнейшем в сборе тех или иных материалов. Жаль, я не могу ещё назвать их имён. И среди военных самого высокого ранга было много русских патриотов.

В.Б. Думаю, что в любой организации, особенно идеологического направления, в любом издательстве, в любом журнале, в любой газете, в ЦК КПСС и в КГБ было во все времена немало русских патриотов.

О.П. К сожалению, их там было гораздо меньше, чем наших врагов или просто равнодушных чиновников. И наши сторонники, как мне кажется, были больше запуганы, чем наши оппоненты. Многих вы, Владимир Григорьевич, даже знаете. Эти люди очень здорово помогли мне в работе над «Терновым венцом». Они предоставили мне из тайных архивов немало важных документов.

Первый этап моей работы закончился сбором материалов и подготовкой их для написания уже каких-то важных исторических концепций. Это всё вошло в мою книгу «Святая Русь. Открытие русской цивилизации». Кстати говоря, без скромности могу сказать, что первым ввёл понятие «русская цивилизация» я в своих работах. И впервые это было опубликовано в начале девяностых годов в газете «День». Этот термин многие воспринимали и до сих пор воспринимают в штыки. Но всё-таки для многих серьезных академических учёных этот термин уже считается вполне обоснованным и общепринятым.

В конце восьмидесятых годов я впервые встретился с крупнейшим русским подвижником и мыслителем, митрополитом Иоанном. Встреч было не так много, но он меня просто поразил глубиной мысли. Когда прошло столько лет, я оцениваю как историк: для конца ХХ века владыка Иоанн значил то же самое, что и Иоанн Кронштадский. Он сформулировал для русских самые высшие духовные задачи, которые сейчас стоят перед нашим обществом и нашей страной. Он как бы мне сказал: иди за мной. И я пошёл за ним. Считаю, что встреча с ним, его труды определили всю мою дальнейшую жизнь. В Православие я пришёл к середине семидесятых годов. Сначала это было тайное Православие, ибо я работал в крупном научно-исследовательском институте защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертацию, и для меня открыть свои замыслы начальству было равно увольнению. Хотя в самом конце восьмидесятых годов двоемыслие так надоело, что я готов был уйти в дворники, сторожа, лишь бы заниматься любимым делом.

В.Б. И всё-таки, кто вы такой, Олег Анатольевич? Откуда вы взялись? Где учились? Кто ваши родители?

О.П. Отец работал всю жизнь в оборонке инженером, его посылали работать в самые различные объекты России. Долго работал в Свердловске, где я и родился в 1950 году, был директором завода недалеко от космодрома Мирный, это в Архангельской области, в Плесецке. И поэтому всё моё детство прошло вне Москвы. Мама была домашней хозяйкой, у меня была ещё и сестра. Отец некоторое время работал в ракетной области, а тогда дозы облучения не меряли регулярно, и он на испытаниях здорово облучился. Много лет мучился, но работать не переставал, на той же директорской должности, но в Москве. Он был истинный патриот России и привил мне любовь к Родине. Его род был из-под Вязников, там у Платоновых была своя фабрика. Так что происхождение было самое неблагополучное. После революции у них всё отобрали, и они разъехались по России. Стали возвращаться в Вязники лишь в шестидесятых годах, посмотреть на могилы своих предков. Но каждый из них чего-то в жизни добился. Люди были умные, думающие и глубоко верующие. Отец на фронте был ранен. А матушка из Егорьевска. Из старообрядческой семьи. Мой прадед по материнской линии был крупный деятель по народному образованию. Инспектор народных училищ, такой же, как отец Ленина. Видно, тогда уже была такая веротерпимость, что его старообрядчество не мешало занимать высокую должность. Но пришли большевики, чекисты, относящиеся к старообрядчеству крайне враждебно, и почти вся моя родня по материнской линии была истреблена. Уцелели те, кто вовремя уехал, рассеялись по всей России. Даже получали справки, что они родом из крестьян.

В.Б. И когда вы вернулись из Мирного в Москву?

О.П. Вернулись, прежней квартиры уже не было, года два ютились в Одинцове, потом жизнь наладилась. Православную основу во мне заложили отец и бабушка, которая меня и крестила еще в окрестностях Свердловска у старообрядцев.

В.Б. После школы куда пошли учиться дальше? Сразу в историки?

О.П. Нет. На исторический в МГУ мне не удалось поступить, и я поступил в Московский кооперативный институт на экономический факультет. Мне казалось, что я много потерял, но в институте я столкнулся с интереснейшими людьми, удалёнными из ведущих вузов Москвы за строптивость. Мендаров Андрей Тихонович и стал моим первым научным наставником. Он был в своё время видным экономистом, даже советником при Маленкове. Он и в дальнейшем следил за моей судьбой, помогал, направлял. Кандидатская была защищена по трудовым ресурсам Америки, а докторская по социологии труда в США, так что я работал в институте как американист, специалист по американской экономике. Впрочем, знание экономики помогло мне и в овладении историей. Мы составляли для политбюро ЦК КПСС и для разных учреждений закрытые справочники. Тираж этих справочников был три-четыре десятка экземпляров. Работа над такими материалами открывала нам доступ и в разные закрытые архивы, давало нам особое положение. Там я познакомился со многими людьми, видными специалистами, которые в дальнейшем и помогли мне собирать материалы для моих исторических книг.

В.Б. Значит, вы стали экономистом, пошли в экономическую науку, а история осталась как увлечение?

О.П. Да, история уже шла как самообразование.

В.Б. Такой путь исторического самообразования в соединении с глубокими системными экономическими знаниями, думаю, даже давал вам большую свободу. Вы уже знали, что ищете в истории, вам не мешали марксистские и иные методологические догмы, от которых почти невозможно избавиться. Вы были не отягощены ни либеральной системой подхода к истории, ни марксистской, наверное, только так и можно создать свод русской национальной истории. Догмы давят беспощадно, их не промыть из памяти прошлого никакими очищающими составами. Даже у искренних патриотов России, того же Аполлона Кузьмина, сильны рудименты прежних школ. Вы получали знания уже целенаправленно, вы знали, что ищете в истории. Я, по сути, шёл тем же путём в литературной критике. Был инженером-химиком, влюблённым в литературу, но, уже учась в Литературном институте, я предпочитал идти свободным путём. Может быть, на филфаке МГУ больше системных знаний, но и рутины литературоведческой хватает с избытком.

О.П. Это совершенно справедливо. Свобода выбирать у меня была. Но много ли было возможностей для получения нужного материала? Для изучения нам подсовывали методики советские, составленные, как правило, либеральными профессорами-прогрессистами, а для желающих порыться в библиотеках была у нас литература дореволюционная. Но как я позднее понял, в основном дореволюционная историческая наука основывалась на либеральных догмах. И та, и другая, по сути дела, отрицала историческую Россию. Оба направления были антирусскими, антинациональными. Не верна и либеральная дореволюционная история, не верна и советская история. Русская историческая истина — вне этих концепций. У меня была свобода выбрать или отвергнуть, и я отверг и либеральную и советскую историю, хотя всю фактическую сторону я охотно запоминал и выписывал. Я спорил не с фактами, а с интерпретациями фактов. Я всегда был накопитель знаний. У любого оппонента охотно брал все изложенные им факты, если они соответствовали истине.

В.Б. И вот, оттолкнув обе концепции, поняв отсутствие русской точки зрения и в словаре Брокгауза и Эфрона, в словаре братьев Гранат, в советских энциклопедиях, вы решились создать свою русскую энциклопедию истории?

О.П. Да. Когда в 1997 году я стал работать над первым томом своей энциклопедии, понял, что реально опираться нельзя ни на одну из энциклопедий. Каждая была тенденциозна в своём направлении. Брокгауз и Эфрон — богатейшая энциклопедия ценнейших фактов, но обработка их сделана в либеральном духе. Гранат — тоже великолепное собрание исторических сведений, но интерпретированных в социал-демократическом духе. Южаков — где-то посередине.

Я подумал, может быть, истина где-то за рубежом. Перечитал и Британику, и американскую энциклопедию. Всё, что касается России — в том же либеральном духе. Все православные ценности либо даны формально, либо искажены, либо вообще замалчиваются. Персоналии даются выборочно.

В.Б. Национальная Россия всегда замалчивалась всеми именитыми историками. Права русского народа никогда не интересовали интеллигенцию, православие высмеивалось, литература описывалась либо с дворянской, либо с марксистской точки зрения. И вы оказались, Олег Анатольевич, в каком-то смысле первопечатником, первопроходцем. Ведь и в эмигрантской России, где процентов восемьдесят было последовательных сторонников православного и монархического пути развития, в эмигрантской печати господствовали те же Милюковы и Кизеветтеры.

О.П. Так оно и было. Я много ездил по эмигрантским центрам, собирал патриотическую часть наших учёных, и понял, что национальное направление в истории очень скудно существовало и в русской эмиграции. Прежде всего хочу отметить работы Ивана Солоневича, безусловного национального историка, позднее Бориса Башилова из второй эмиграции. Может быть, Солоневичу не хватает знаний систематических, но он гениально сформулировал многие задачи русской национальной мысли. Борис Башилов тоже по большому счету не был профессиональным историком, но и он ставил важнейшие задачи, которые позволили ему понять сердцевину народной жизни. Его «История масонства» — это же история всей России и её мировоззрения. Мы отдельно издали у Башилова историю русского масонства, а вторую часть издаём как историю русского мировоззрения. Тот же Милюков издал «Очерки русской культуры», вот и у Башилова мы издаем «Очерки русской культуры», но с православно-национальным мировоззрением.

В.Б. Я тоже много лет занимаюсь историей второй эмиграции, условно названной мною «Архипелаг Ди-Пи», она, конечно, наиболее национальна, в послевоенных немецких лагерях для перемещенных лиц волею исторического момента не было ни еврейской интеллигенции, не было и либералов. Из власовской армии и близких к ней кругов вышел целый ряд писателей, поэтов, историков и мыслителей русского национального направления: Николай Ульянов, Борис Башилов, Борис Филиппов, Николай Нароков, Абдурахман Авторханов, Николай Рутченко и другие.

О.П. Они прошли и через личную трагедию, трагедию войны. Жизнь у каждого из них была нелегка, их носило по разным странам. Впрочем, и у Ивана Солоневича тоже была крайне тяжелая жизнь. Но они сформулировали самые главные задачи русской национальной жизни. Они многое не знали и не понимали, но чувствовали главное.

В.Б. В изучении истории в России было как бы три периода. Сначала формировалась сама историческая наука, писались первые книги Карамзина, Костомарова, Ключевского, затем почти всё подмяла либеральная когорта историков. Её сменила советская историческая наука. Лишь на отшибе, где-то по Аргентинам и Америкам, трудились русские национальные историки из двух волн эмиграции. И лишь сейчас, в вашем лице, мы видим возрождение русской национальной исторической науки. Но ведь и вашу энциклопедию стараются не замечать, игнорировать. Вы — первый русский национальный историограф в нынешнюю эпоху.

О.П. Во-первых, не преувеличивайте моё значение. Во-вторых, когда я стал писать свою историю, я ещё не читал ни Солоневича, ни Башилова, я их узнал позднее. В семидесятые годы самиздат был у нас исключительно либеральный, ни Солоневича, ни Башилова мы прочитать не могли. Нет, у меня, как я уже и говорил, было две точки отсчета. Первая — это общество охраны памятников, вторая — это владыка Иоанн. Национальную задачу мне объяснил владыка Иоанн. Не как некий догмат, а как живую задачу изучения народной жизни. Акценты жизни изменились. Вне веры православной не может для русского человека быть полноценной жизни. Вне веры существует только пустота. Пустота может заполняться деньгами, сексом, значимостью в обществе, связями, популярностью, но всё это пустота. Чем больше пустоты, тем больше суеты и стяжательства. Хочется всё тянуть на себя, чтобы компенсировать свою пустоту. Я спрашиваю: «Владыка, и что мы должны делать? Просто верить?» Он отвечает: «Путь русских людей — путь к Святой Руси».

— А что такое Святая Русь? Святая Русь — это благодатное свойство русского народа, делающее его оплотом христианства во всём мире, жертвенное служение идеалам добра, правды и справедливости, стяжания Духа Святого. Стремление к преображению души сделало русских новым богоизбранным народом". Но избранным не в противостоянии другим народам, а в первенстве в борьбе с мировым злом.

В.Б. Формулируя в своей энциклопедии идею служения русского народа, что вы подразумеваете под русской национальной идеей?

О.П. Эту идею нам сформулировал владыка Иоанн. Что такое Святая Русь? По учению владыки Иоанна, это несколько чётких позиций: прежде всего глубокая вера в Бога, это неразрывность жизни человека в вере, глубокая цельность, без веры человек существует только на биологическом уровне. Это соборность человека, растворение личности человека в своём народе и в своей церкви. Соборность даёт истинную свободу человеку. Возможность существовать в христианском соборном виде. Об этом неоднократно писал и философ Лосев. Что такое свобода — это Бог. Это жизнь в Боге. Это нестяжательство, преобладание моральных форм жизни над материальными. Пренебрежение вещью. И, наконец, одна из граней человека Святой Руси — это глубокий патриотизм. Любовь к своему Отечеству как к преддверию Царствия Небесного. После веры в Бога, подчёркивал владыка, патриотизм — это высшее духовное чувство человека. Эти грани и делали русский народ Богоизбранным народом в смысле первенства с мировым злом. Всё, что происходит в мире, — это сущностное противоречие между Талмудом и Новым Заветом. Это противоречие ярко выразилось ещё в эпоху Возрождения. Философ Лосев сказал очень замечательно, что в эпоху Возрождения началось развитие двух форм сатанизма: капитализма и коммунизма. И каждая из форм отрицает сущность христианства. Этот конфликт и предопределил всю дальнейшую судьбу человечества. В наше время эти две формы развёртывания сатанизма соединились.

В.Б. А что происходит сейчас в нашей стране?

О.П. Это соединение либеральной масонской линии развития, по которой развивается западный мир, и линии остаточного социализма. Заключён определённый союз между этими двумя антихристианскими формами развития. В 20-е годы Сталину было послано письмо от высшего масонства, где они предлагали ему заключить союз с масонством и установить глобальный контроль над всем миром. Тогда Сталин отверг этот план. Сейчас он вновь набирает силы. Америка сейчас идёт по пути Советского Союза, учитывает коммунистический опыт влияния, добивается мирового глобализма. Кто ей сейчас помешает? Управляемая демократия своей мощью все противостоящие ей силы сдвинула на обочину истории.

В.Б. Национальную Россию столетиями старались сдвинуть на обочину истории — от Наполеона до Гитлера и до нынешней Америки. И каждый раз что-то мешало. Россия возрождалась из пепла. Может, хватит сил и на этот раз? Вернёмся к вам и вашему пути. Ваши первые исторические работы стали выходить, когда вы ещё работали экономистом-американистом в своём институте. Когда вы ушли на вольные хлеба, на свой вольный путь?

О.П. Я уже давно нигде не работаю, у меня своя исследовательская фирма. В начале девяностых годов у меня появились новые возможности. Те труды, которые писались раньше, они уже меня не удовлетворяли. Перед нами открылась новая огромная информационная база данных. Русские патриоты, связанные со спецслужбами, помогли мне поработать в самых закрытых архивах. Кстати, помогали не только мне, но многие быстро отсеялись.

В.Б. Нужен талант историка, исследователя, талант архивиста, ведущего своё сверхдетективное напряженное расследование, чтобы сутками сидеть в архивах и получать от новых открытий наслаждение, радость от узнавания новых данных. У кого этого нет, быстро убежит. Один просмотрит сотню папок — и ничего не увидит, а другой вдруг обнаружит мировое историческое открытие. Нюх историка. Не только везение и трудолюбие, ещё и дар, ещё и предвидение, когда ты извлекаешь главную ценность всего архива.

О.П. Нужно было годами сидеть и рассматривать чуть ли не в лупу отрывки разных бумаг. Порой просмотришь десяток папок — и ничего не найдешь. И вдруг интереснейшие факты. Я создал круг новых сотрудников, соратников, свою исследовательскую группу, куда вошли и бывшие работники спецслужб, и профессиональные историки, всего шесть-семь человек. Одному человеку такой огромный массив новой информации было не осилить. Это позволило нам в очень короткий срок достичь огромных результатов. Кстати, когда пошли первые наши тома, уже у владыки Иоанна появился интерес ко мне. То я был увлечен им и его работами, теперь уже он заинтересовался и благословил меня на всю работу. Об истории масонства он сказал: эту книгу надо издать самым большим тиражом и на все деньги. Мы так и сделали. Он и дал название этой книге. Я её первоначально назвал «Заговор против России». Владыка сказал: так нельзя, помешает, назовите «Терновый венец России», а подзаголовком уже «Тайная история масонства».

В.Б. Я уже писал о «русском ордене» внутри коммунистического руководства. Может, и вы когда-нибудь расскажете о «русском ордене» внутри спецслужб. Честь им и хвала.

О.П. Их много. Они и сейчас там есть, поверьте мне. Они подсказывают, они охраняют, предостерегают. Наша работа была бы невозможна без их поддержки.

В.Б. Да и потом, все наши читатели — это тоже нынешние и будущие ваши помощники. Кое-кто из врагов купит для информации, но большинство читателей — это верные помощники. Это русская национальная элита, которой нам всем так не хватает. Дальше наши идеи уже идут через читателей по всему миру.

О.П. Наша энциклопедия обладает огромным многократным влиянием. Она заменит сотни книг.

В.Б. Ваша попытка создания двадцатитомной русской национальной энциклопедии (а уже пять томов вышло, шестой на выходе) — это явный и скрытый противовес многим другим космополитическим либеральным справочникам и словарям. Скажем, двухтомнику Сергея Чупринина, словарю Петра Николаева и так далее.

О.П. Конечно, есть и момент необходимого противостояния враждебным изданиям. У энциклопедии много граней. Моя последняя встреча с митрополитом Иоанном в Петербурге продолжалась три часа, а через десять дней он скончался абсолютно внезапно. Когда я его последний раз видел, он был в прекрасной форме. От него шла мощная духовная энергия. Я записывал то, что он говорил. И после этой встречи я уже окончательно созрел для выпуска энциклопедии. Я всё сомневался: по силам ли будет мне и моим соратникам вытянуть двадцатитомную энциклопедию, а владыка сказал: русскому человеку в России нужна новая русская энциклопедия. Он привел такой пример: в середине шестнадцатого века митрополит Макарий взялся за составление Четьи-Минеи. Это был свод сочинений, итоги русской духовности к тому времени. Вышло 12 томов. Обращаясь ко мне, владыка сказал: настало время попытаться на новом этапе собрать всё лучшее, что было в русской духовности и донести до общества. Всё, что росло из дерева Святой Руси.

Людей нынче превращают в быдло, думающее лишь о том, чего поесть, как прожить, чего купить. Всё общество наше активно вовлекается в гонку потребления. Человек перестает быть человеком. А по телевидению крутят одни голливудские фильмы или наши подделки под Голливуд, что ещё хуже. У меня было несколько встреч в Голливуде, и я слышат сам от голливудских звёзд: мы создаем то, что люди хотят, мы удовлетворяем их инстинкт развлечения. Они сидят, пьют пиво, болтают, и под эту болтовню смотрят нашу продукцию. Она не должна им мешать. Каждый раз нам приходится придумывать новые трюки, чтобы им не стало скучно. Эти деятели достаточно циничны, они же сами презирают тех людей, для кого делают фильмы.

В.Б. Очевидно, у вас есть круг единомышленников, наставников, друзей в литературе и искусстве, с кем вы можете быть откровенны, кто верит в ваши идеи и чем может, помогает им…

О.П. Я думаю, моими единомышленниками является абсолютное большинство русских патриотов. У меня со многими писателями, художниками, историками национального направления самые тёплые отношения. Со многими я знаком с восьмидесятых годов, я люблю Валентина Распутина, Василия Белова, Владимира Личутина, Илью Глазунова, Ивана Шевцова, Игоря Шафаревича, Михаила Лобанова, Станислава Куняева. К вам, Владимир Григорьевич, давно с уважением отношусь к Александру Проханову, ценю то, что вы делаете в газете «Завтра» и «День литературы». Вообще все те, кто живет не только для себя, а связан с русским делом, мне бесконечно дороги.

В.Б. Русский человек всегда широк и доверчив. И это хорошая черта. Лучше сто раз ошибиться в людях, чем заранее относиться к ним с недоверием и враждой. Только все вместе мы способны отстоять наши русские национальные интересы.

Очень плохо будет, если русский народ потеряет свою доверчивость. Меньше падать будет, ушибаться, заблуждаться, но зато и никакой веры не будет. А это конец русской цивилизации. Ещё хочу спросить: кроме владыки Иоанна, влиял ли кто-нибудь на ваши работы, на вашу концепцию русской истории?

О.П. Отец Дмитрий Дудко. Я часто с ним встречался. Он тоже сильно повлиял на моё отношение к жизни. Некоторые оптинские монахи, с которыми я сейчас часто советуюсь. Часто туда езжу, на Пасху, на Рождество.

В.Б. Сейчас иные известные патриоты впали в жутчайший пессимизм, не видят у России никакого будущего. Одно-два поколения проживут, а там конец России. Думаю, что вы, Олег Анатольевич, к таким не относитесь, иначе зачем бы вам затевать такую «Энциклопедию русского народа». Это же не памятник старины, а пособие для будущих поколений. Каким вам видится выход из тупика?

О.П. Я не сомневаюсь, что Россия устоит, Россия выдержит, Россия переборет всех своих врагов. Наши враги сегодня находятся у края. Люди, считающие себя победителями в борьбе с Россией, они впали в глубокий транс. Они сводят все проблемы своего существования к проблеме нефти, сырья, чисто материальным проблемам. Но человека всё-таки определяет не вещь, как бы она ни была ценна и важна, а дух. Полнейшая бездуховность наших оппонентов не дает им возможности ответить на нынешний вызов мира. Действительно, у нас есть много оснований для пессимизма, но Бог поругаем не бывает, и Его истины никем не могут быть опровергнуты. Нам нужно твердо верить в ценности, которые несёт в себе Россия. И каждый на своём месте должен создавать то, что в его силах. И силой духовной мощи мы победим любую гниль. Америка сегодня — наш главный противник. Но это колосс на глиняных ногах. Их мощь носит экономический характер. Но реальная экономика составляет не более 20 процентов. Всё остальное — это американская пирамида, которая в любой момент может обрушится. Я написал книгу «Почему погибнет Америка?», но ту же самую проблему поднимает Джордж Сорос. Америка стоит перед своим концом.

Мы должны бояться другого. За Америкой может погибнуть и вся белая цивилизация. В белую расу вошёл яд талмудизма, отравил её и сделал беспомощной перед своими врагами. Талмудизм разрушает любую веру, в том числе и сам иудаизм, евреи сами погибнут со всей белой расой. Но в России пока ещё царит Православие, и эта мировая беда может нас не захлестнуть. Мы должны быть в этой схватке в стороне от западного мира. Вот тогда-то, если мы удержимся от общей мировой беды, и воцарит у нас Святая Русь. Думаю, подтолкнет к гибели всю эту финансовую и экономическую пирамиду азиатская раса, которая сильна своим духовным приоритетом.

В.Б. А не погибнем ли мы вместе со всей белой цивилизацией? Очень уж близко от центра схватки мы стоим, даже Америка куда дальше. Вы говорите: над нами Бог. Но за наши с вами грехи, за все наши слабости, за преступления наши не отвернётся ли Бог от нас? На самом переднем крае будет не Америка, и даже не Европа, а Россия — и впереди набирающий силу и мощь Восток. Как нам с ними разминуться? До Америки или до Скандинавии, или до британских берегов, где нас учит смирению перед врагами лорд Джадд, ой как далеко, и потому Беслан оказался ударом по России. И пока ещё белая раса Запада нас же будет подставлять и упрекать за наше сопротивление. Не ждёт ли прежде всего нас удар и с Запада, и с Востока? А потом, поделив русское наследие и временно умерив аппетиты, азиатские колонны двинутся дальше. Не мы ли первая жертва?

О.П. Уверен, сначала рухнут Америка и Запад. А потом уже начнется новая эра в мировой истории.

В.Б. Вы думаете, Фукуяма писал о конце лишь западного мира, евроцентричной цивилизации? Думаете, Россию эти беды обойдут стороной? Уже сейчас в Сибири живут миллионы китайцев, и всего 10 миллионов русских. А что будет дальше? Чеченцев в русских городах живет гораздо больше, чем в самой Чечне. Попробуй мы и на самом деле отделиться, у нас быстро появится вторая Чечня где-нибудь в Астраханской или Саратовской областях, свой Грозный в Москве. Что мы можем противопоставить: пораженческие стихи Евтушенко, признающего право на месть только за чеченцами?

О.П. Конечно, мы тоже белая раса. И из-за всё того же талмудического яда мы потеряли стремление к жизни, сократили рождаемость населения. Нам нужно рожать по 8 человек, а мы и по одному уже боимся. Демографическая катастрофа недооценивается ни властями, ни интеллигенцией, ни самим народом. Русских исчезает с лица земли по миллиону в год. А в это время государство финансирует программы по контролю за рождаемостью. Это осознанное преступление.

В.Б. Не является ли спасительной идеей ухода от этой мировой схватки белой и желтой расы идея евразийства? Не противостоять нашим исламским народам, а войти с ними в союз.

О.П. Это чисто механистический подход. Не думаю, что подобный союз будет прочным. Никто не знает, какие Армагеддоны ждут нас. И Америка эту опасность уже достаточно хорошо понимает. Может быть, она и хочет заслониться от опасности русским щитом, но не получится. У нас свой русский путь.

В.Б. Вернёмся к вашей «Энциклопедии русского народа». Какова её цель? Её сверхзадача?

О.П. Во-первых, хочу выполнить завещание владыки Иоанна и составить свод духовных сведений о России с древнейших времен до наших дней. Во-вторых, хочу дать возможность русской интеллигенции получить источники информации, которые для многих являются откровением.

Этот свод создается не как памятник, это толчок к нашим новым открытиям и завоеваниям. Бог делал неизбранные народы — избранными, и наоборот, первоначально избранных проклинал и гнал от себя. А некогда гонимые приобретали мощь. Но для мощи нужны знания о себе и своих возможностях. Вот мы и дадим знания о русском народе.

В.Б. Почему-то «Еврейская энциклопедия» пользуется уважением и спросом в России, особенно в интеллигентской среде, есть энциклопедии других народов, живущих в России, но ваша «Энциклопедия русского народа» вызывает злость и нарекания со стороны многих русских же чиновников. Почему у власть имущих нет уважения к своему же народу? Почему никто не защищает права русских?

О.П. В России почему-то принято, чем выше ты во власти, чем знатнее, тем дальше от народа своего же. Яд талмудизма проникает во все наши высшие слои. Надо иметь мужество, чтобы выстоять. Мужество, чтобы победить.
«Завтра» N 43 (570) от 20 октября 2004 г.