 |
| Православный Санкт-Петербург | Валентина Осипова | 23.02.2005 |
— Все, что у нас в стране творится, то же и в тюрьмах: тюрьма — это малая Россия. Не презирать, а пожалеть надо тех, кто оказался в тюрьме, помочь очиститься от скверны и стать полезными обществу. Ведь все это наши русские люди… А впервые в тюрьму я поехала вместе с о. Владимиром Цветковым. Она была тогда в Горелово, при ней был храм. Потом тюрьму эвакуировали в Форносово, а там ни церкви, ни часовенки. Я пошла к начальнику тюрьмы, умолила разрешить построить церковь. Под храм выделили полбарака с выдернутыми оконными рамами и батареями, кругом тушки дохлых крыс… Работы непочатый край. Помогали нам заключенные, не много в ту пору таких было, человек семь, малое стадо… Но какую мы красоту сотворили! Церковь освятили во имя прп. Серафима Саровского. Все своими руками делали. Даже иконостас. У нас, знаете, какие резчики по дереву есть! Таланты.
— Жаль, что таланты эти в тюрьме раскрылись, если бы раньше…
— А знаете, как монахи говорят? «Сейчас и Господь наш в тюрьме. Мы Его держим там своим неверием, злобой… Но Господь любит нас и приводит к Себе. Через скорби, болезни, преступления».
Слава Богу, нынешний начальник тюрьмы Михаил Михайлович Попов — верующий. Разрешает нашим освободившимся ребятам приезжать в Форносово на Престольные праздники, ведь отсюда началась их дорога к Богу, к свету истины, к покаянию, здесь многие приняли Крещение.
ЕДИНОЖДЫ ОСТУПИВШИЙСЯ ТЕРЯЕТ ДОВЕРИЕ. А ЕСЛИ ДВАЖДЫ?
— Попадают вторично те, кто раскаялся, ходил в храм, молился?
— Случается… Пока с церковью — есть силы бороться, отбился — пропал. Один парень взял деньги в церковной мастерской и скрылся. А вскоре увидела его в тюрьме, видимо, еще что-то натворил. Я к батюшке: «Ведь каков — опять здесь!» А тот мне со всей сердечностью: «Он покаялся». Во время Престольного праздника, вижу, тот парень стоит и не осмеливается подойти свечи взять. Стыдно. Я тогда взяла свечи, протянула ему: «Ставь. Молись». Простила. Того, кто повинился, не я, Бог судит.
— Другие заключенные не издеваются над верующими?
— Нет. К Церкви все относятся благоговейно. Идем, бывало, крестным ходом мимо бараков, осужденные головы обнажают, кто-то и перекрестится. Никаких обидных выкриков или возмущения. Душа ведь у русского человека — христианка, ничем этого не вытравить. Правда, недавно какой-то злыдень привязал к хвосту кота Барсика, живущего при храме, петарду и поджег. Кот сильно обгорел, но наши ребята сказали, что выходят своего любимца.
— А что за мастерские у вас работают?
— Раньше заключенные изготавливали гробы из необтесанных досок для похорон людей бедных, безвестных. Такая безрадостная работа… Мы открыли иконные мастерские. Икона, сделанная раскаявшимся узником, омытая его слезами, дорогого стоит. Возможно, и в вашем доме есть наши иконы. А я всегда говорю моим ребятам: «У нас есть два крыла — труд и молитва, поэтому надо трудиться во славу Божию и молиться — во спасение души».
Пять ступенек вниз
— Батюшка наш о. Дионисий Астахов говорит: «Они там у тебя все ангелы». Да, ангелы… а как выйдут, так с ними трудно бывает.
— Вы встречаетесь с ними и после их освобождения?
— Тех, кто освободился, нельзя оставлять один на один с этим греховным миром, где 24 часа в сутки — искушения. Им важно знать, что рядом есть люди, которым они небезразличны. Вот и решили строить храм, куда они могут прийти сами, с детьми, женами, родителями, где их встречает знакомый батюшка. Сказано — сделано: два года уже работает храм во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Это полуподвальное помещение на Фонтанке, 193, — пять ступенек вниз. Купола над храмом и креста над входом нет, но наши ребята и так знают, где он находится.
ТЮРЕМНЫЕ АНГЕЛЫ
— Некоторые, отбыв срок, раскаявшись, избрали монашеский путь. Один из них — монах Давид, келейник о. Рафаила (Берестова).
— А за что был осужден?
— Вспомните, кого первым простил Господь? Больше ничего не добавлю… Как им горько, когда их об этом спрашивают. Они уже осознали свой грех, покаялись… Слава Богу, сейчас Давид строит скит на Кавказе и за нас молится. А тогда, восемь лет назад, освободившись, попросил меня отвезти его к о. Николаю Гурьянову, чтобы просить совета, как дальше жить. И батюшка оставил его в своей келье на ночь, исповедал и благословил подвизаться в Оптиной пустыни. А что значит для разбойника Оптина? Там же другой разбойник убил трех монахов… Поэтому за ним такая слежка была… Он рассказывал: «Поначалу крою ли крышу, что другое делаю — все время чувствую пристальные взгляды. Так тяжело». Потом в монастырской библиотеке реставрировал старинные фолианты. А в ночь перед прославлением старцев Оптинских он удостоился послушания — молиться и охранять гробы с мощами старцев. Потом передал в наш храм по кусочку от каждого гроба.
А еще прислали нам с горы Синай веточку купины неопалимой. Мы ее поливали святой водой, и кустик разросся, но все норовил веточками за решетку окна убежать, на свободу. Игумения Сергия из Дивеево передала нашему храму в дар кусочек от стульчика батюшки Серафима. А побывав в Иерусалиме, я привезла колоски со Святой Земли — с поля Пастырей. Это теперь наши святыньки…
Уж сколько их шагнуло в эту бездну…
Разные судьбы. Страшные судьбы. Уж сколько народу похоронено…
Первым по освобождении ступил на путь монашества в Муромском монастыре иеродиакон Симеон, и все терзался, имеет ли право? Ведь бывший разбойник. А как-то поехал с одним братом снимать сети — кормились рыбалкой, — лодка перевернулась, утонули оба…
А спортсмен Витя… все мечтал в нашей церкви повенчаться и торопился быстрее ее построить. В тюрьму попал за пустяк: приехали немцы на соревнования, а вечером на балу один немец стал приставать к русской девушке, Витя заступился, ударил… раздули «политический» скандал. В тюрьме он заболел туберкулезом. Освободившись, вскоре умер, прикованный к постели. Вся Любань его хоронила, говорили: «Он был самый верующий среди нас».
— Даже священнику тяжко служить в тюрьме… как выдерживаете вы?
— Я им нужна. Как они меня ждут! как встречают! как потчуют! Мы вместе молимся. Они мне во всем помогают, особенно староста общины Андрей, он и алтарник, и псаломщик, из дерева вырезает такие распятия, что только глядишь на них и уже плачешь. Он оступился, но имеет покаяние посильнее нашего и собирается в монастырь. Тюремный храм — мой дом, я хочу быть здесь отпетой.
Записала Ирина Николаева
18.02.2005
