Революция 13 сентября

Путин объявил войну новому феодализму

Не так давно отмечали столетие со дня рождения Дэн Сяопина. Реформатор Поднебесной прославился, среди прочего, одним истинно китайским bon mot. Отвечая на вопрос американского президента о том, как в Китае оценивают историческую роль Великой Французской Революции, Дэн сказал буквально следующее: «С тех пор прошло еще слишком мало времени для того, чтобы можно было ее оценивать».

Российские политические комментаторы, не в пример товарищу Дэну, научились давать оценки историческим событиям буквально в считанные минуты. 13 сентября 2004 года президент Путин предложил радикально новые принципы федеративного устройства России. В этот же день, уже через час-полтора после выступления, русский политический интернет наполнился комментариями, общая тональность которых более всего напоминает плач «На реках вавилонских». И то ли еще будет, когда выйдут ежедневные газеты.

Основная идея: теракт в Беслане стал для Кремля всего лишь поводом к очередному закручиванию гаек ради построения «властной вертикали». Вертикаль оная, соответственно, работает чем дальше, тем хуже — однако начальство это понимает только в том смысле, что она пока еще недостаточно вертикальная. И потому в ближайшем будущем вероятна или катастрофа режима, или распад России, или, лучшем случае, окончательная победа тоталитаризма над завоеваниями свободы.

При этом практически никто из комментаторов не пошел дальше этих довольно-таки туманных и безответственных прогнозов. Критические оценки вкупе с апокалиптическими призывами подменили анализ: прочитать о возможных краткосрочных последствиях того, что предлагает Путин, оказалось попросту негде. «Катастрофная элита» в очередной раз застыла в сладострастном ожидании новой катастрофы.

Пока непонятно, как данный факт отразится на ходе той войны, которую своим выступлением объявил Путин. Это именно война, и противник в данном случае, может быть, даже более серьезен, чем планировщики и спонсоры терактов в Москве и Беслане. Точнее, сама возможность возникновения этих планировщиков и спонсоров на горизонте — лишь одно из следствий «жизнедеятельности» того механизма, который пытается сегодня демонтировать Кремль. Это — механизм расширенного воспроизводства разномасштабных феодальных диктатур на территории России.

Новый феодализм

Под «феодальными диктатурами» имеются в виду не только и не столько «субъекты федерации» с их избираемыми руководителями — но и в первую очередь сама федеральная власть, и любой ее «уровень», вплоть до глав сельских администраций.

Корневая проблема федерализма образца 1993 года — клинч взаимной безответственности. Глава исполнительной власти получает власть из рук жителей своего региона, а административную и финансовую ответственность несет перед федеральным центром. Ответственность именно за распределение идущих из центра денег — собираются они туда совершенно другим образом (большая часть российского госбюджета — налоги крупнейших компаний). Таким образом, поход в исполнительную власть — это своего рода бизнес: нужно затратить много денег, чтобы выиграть выборы и получить возможность распоряжаться деньгами государственными. На языке хозяйства — «инвестиционный проект», на языке государства — разворовывание власти.

В целом по стране эта ситуация приводит к характерным последствиям. Во-первых, в ряде мест возникают своего рода «электоральные монополии», когда одна группа или клан захватывает контроль над ресурсами, делающий невозможным ее смещение, и воцаряется бабай, который правит до смерти включительно — выторговывая у Кремля право очередной раз признать свой срок «первым». Во-вторых, на институциональном уровне воспроизводится массовая бедность — когда власть занимается тем, что создает огромное количество низкооплачиваемых рабочих мест ради контроля над значительным числом голосов на выборах. В-третьих, при наличии двух типов ответственности реально не работает ни один.

При этом, поскольку «большие нефтегазовые» деньги распределяются Москвой, избираемость губернаторов никак не влияет на политические риски регионализации: основным тезисом становится «нам недодали», и избранный губернатор в любой момент избегает ответственности, указав пальцем на Кремль. Именно Москва, а не собственная территория, воспринимается как ресурс и источник благ, и потому становится бессмысленным заниматься экономическим развитием регионов — безотносительно даже к тому, как именно распределяются собираемые на местах налоги.

Применительно к Кавказу, где «клан» буквально и означает родственный клан, это приводит к массовому воспроизводству Дзасоховых и Аушевых. Местные силовые структуры, состоящие из дальних родственников главы, превращаются в их личную гвардию, все остальное население покорно голосует за кого надо и массово копит оружие, а любые федеральные проекты и реформы глохнут еще на дальних подступах к региону.

Разделение ответственности

В результате принятия нынешних решений, скорее всего, произойдет несколько неочевидных сейчас вещей. В первую очередь, резко увеличится роль региональных парламентов — законодательных собраний; и, соответственно, региональной политики и регионального самоуправления. Глава ЗС станет де-факто лицом региона, представляющим его перед страной — осуществляя ту функцию, которую сейчас обычно исполняет губернатор. Именно он будет политиком, т. е. фигурой, решающей политические вопросы — о статусе региона, его отношениях с центром, принципах организации жизни в регионе и его развития.

В то время как назначаемый Москвой губернатор будет нести непосредственную ответственность перед Москвой за распределение федеральных денег и реализацию федеральных программ, а перед ЗС (и тем самым — перед населением региона) — за реализацию программ (т.е. трату денег) региональных. И, наконец, он не будет ни «политиком», ни представителем какого-либо из местных кланов — а это, как нетрудно понять, не ослабляет, а усиливает его позиции в регионе, позволяя ему быть если не арбитром, то, во всяком случае, беспристрастным чиновником.

Было бы разумно продолжить эту логику, реформировав Госсовет таким образом, чтобы он состоял не из губернаторов (во всяком случае, с того момента, как их начнут назначать), а из глав ЗС регионов. Тогда Госсовет становится как бы надстройкой над Советом Федерации — этот последний, состоя из представителей тех же ЗС, занимается повседневным законодательным процессом, а статусные лица собираются от случая к случаю для обсуждения ключевых тем госстроительства.

Принцип партийности

Та же самая логика применима к отмене «одномандатных округов». Не далее как девять месяцев назад депутат-одномандатник В.А.Рыжков продемонстрировал миру весьма изящную арифметику. Партия «Единая Россия», получив 18% голосов от общего числа избирателей, 37% от числа пришедших на участки, имеет в думе за счет примкнувших и перешедших одномандатников около 70% - и контролирует конституционное большинство.

Все это — прямой результат эволюции нынешней смешанной системы. Как только «партия начальства», консолидировавшись, освоила технологию производства гарантированного результата на одномандатных выборах, она автоматически получила конституционное большинство. Сегодняшние «одномандатники» — это когда на единицы сравнительно ярких политиков (Рыжков, Гончар, Крашенинников) приходится масса лоббистов из «народной партии», составляющих вместе то думское болото, которое является сегодня образцом государственного позора. Но люди ведь голосовали за них — «он свет обещал дать… дорогу провести…» Это федеральный-то депутат, чья задача — законы общероссийского радиуса действия!

Понятно, впрочем, что в условиях загубленной на корню партийной системы образца того же посткатастрофного 1993 года семипроцентный барьер — ограничитель, делающий эту меру (отмену одномандатных округов) если не бессмысленной, то крайне малодейственной. Если отменять «мажоритарку» — значит, надо снижать барьер. И не только это: необходимо создать условия для функционирования полноценных «партийных» СМИ (в т.ч. и электронных), создать работоспособные механизмы финансирования партий — в первую очередь, массового сбора средств на избирательные кампании. В этом случае -есть шанс, что в России опять появится парламент.

Пасынки реформ

Во всем массиве комментариев почти не видно критики как раз тех решений, которые выглядят наиболее постыдными. Главное из них — это, конечно, очередное назначение Владимира Яковлева. Теперь под него воссоздается распущенное было министерство, которое неизвестно чем занималось в прошлой жизни, зато известно чем будет заниматься теперь: поддерживать бывшему питерскому губернатору его статус министра.

Чиновная одиссея Яковлева — это вообще целый гимн постсоветскому синекуротворчеству. Вице-премьер по «сантехнике», полпред в Южном округе, теперь вот — министр по…

Нет, в самом деле, если невозможно уволить человека без сохранения статуса, почему нельзя тогда назвать вещи своими именами? Сделать, скажем, именные министерства, специально для таких вот VIP-персон: министерство Яковлева, министерство Реймана, федеральная служба Лесина, агентства Трошева, Казанцева, Драчевского… Это будет, во-первых, честнее, во-вторых — экономнее, а в-третьих — намного понятнее. Наконец, попросту технологичнее: можно будет каждый раз перераспределять функции по министерствам заново, в зависимости от обстановки.

Вот уж был бы действительно радикальный ход, в духе новейших представлений об эффективном менеджменте. Увы, если и есть сегодня какие-то реальные, «без базара», претензии к новейшим реформам — так это именно недостаток честности и здорового радикализма. Претензии, правда, не категорические — судя по реакциям, президент и так перепугал всех далее некуда. Пугливые ведь…