 |
| Полярная Звезда | Игорь Фроянов | 14.09.2004 |
Одна из них — поистине вселенского значения, поскольку связана с ожиданием прихода в мир антихриста, который, кажется, вот уже «близ есть, при дверех», что ставит христианскую Церковь, особенно Православную, хранящую в чистоте и полноте Христову веру, перед лицом тяжких испытаний, неведомых доселе. Другая причина коренится в русской национальной истории, простираясь в сферу отношений Церкви с государством. Речь идет, прежде всего, о монархическом государстве, монархическом правлении, установленном Всевышним по своему подобию. Митрополит Филарет Московский говорил: «Бог как единый — установил власть единоличную, как Всемогущий — власть самодержавную, как Вечный — власть наследственную». Такова, по словам современного священнослужителя, «монархия вообще, независимо от ее духовного содержания. Будучи установлена по подобию Божию, она уже имеет воспитательное, религиозное значение. Христианская же монархия сложилась и развивалась под непосредственным водительством и благодатным освящением Христовой Церкви и потому имеет особое духовное содержание». Это содержание формировалось в процессе тесного взаимодействия Церкви и Православного Царства. Взаимодействие, получившего с легкой руки византийского императора Юстиниана (VI век) название «симфония духовной и светской власти». Согласно Кодексу Юстиниана, есть два величайших блага, дарованных Всевышним людям: «священство и императорская власть. Когда священство безукоризненно во всех отношениях, а императорская власть справедлива и как должно устрояет вверенное ей государство, тогда будет некоторая дивная симфония (гармония), доставляющая все полезное роду человеческому». По определению Юстиниана, задача Православного Царя — «сохранение в чистоте христианской веры и защита Святой Апостольской Церкви от всякого покушения». На основе симфонии Церкви и государства было создано Православное Царство, Святая Русь, образ которой все чаще и чаще возникает в нашей исторической памяти, являя немало поучительного и достойного подражания.
Начало разладу Церкви и государства положил Петр I. Он нарушил существовавшую симфонию священства и Царства, превратил Церковь в придаток государства, сделав ее послушным инструментом государственной политики. Однако фундамент Православного царства в России оказался настолько прочен, что его не удалось разрушить даже к моменту революционных потрясений. Еще в 1907 году один из «бесов революции», Мережковский заявлял: «Русская революция не только политика, но и религия. Во всяком случае, на конституционной монархии мы не остановимся. Да и не могла бы, если бы даже хотела, русская монархия дать конституцию. Для царя православного отречься от самодержавия значит отречься от Православия. Николай II — верующий, он скорее пойдет на эшафот, чем откажется от веры и помазания Божия. Нельзя свергнуть самодержавие без Православия». Мережковскому вторил другой такой же бес и масон Философов: «Николай II не может дать конституцию, потому что для него это будет актом измены. Он мог бы героически подняться на эшафот, пострадать за свою веру, но никогда не согласится на единственное ужасное для него как верного сына церкви, духовным понтификом которой он является, предать Православие и самодержавие».
Мережковский и Философов переоценили внутренние силы Государя. Он отрекся от престола, тогда как не имел на это ни религиозного, ни морального, ни юридического права. Если бы он знал что ему уготовано судьбою, то поступил бы, возможно, иначе. Однако уже при Николае II самодержавие под натиском антирусских разрушительных сил дрогнуло. Государь, вконец запуганный либеральными сановниками, издал манифест 17 октября 1905 года, в спешке подготовленный накануне ночью князем Оболенским (масоном, как установлено ныне исследователями). В манифесте провозглашалась «свобода совести». Православный царь, таким образом, принял лозунг, провозглашенный масонами еще во время Французской Революции XVIII века в борьбе против католической церкви и с тех пор усердно пропагандируемый ими на Западе с целью ниспровержения христианства вообще. В исторических условиях России начала ХХ столетия этот лозунг был направлен против Православной веры и веры законодательно оформленной в качестве «первенствующей и господствующей в Российской Империи». О том, что идея свободы совести культивировалась в масонских кругах, имея не столько религиозный, сколько политический характер, свидетельствует факт ее присутствия в программе партии кадетов (1905 г.), где читаем: «Каждому гражданину обеспечивается свобода совести и вероисповедания. Никакие преследования за исповедуемые верования и убеждения, за перемену или отказ от вероучения не допускается. Отправление религиозных и богослужебных обрядов и распространение вероучений свободно, если только совершаемые при этом действия не заключают в себе каких-либо общих проступков, предусмотренных уголовными законами. Православная церковь и другие исповедания должны быть освобождены от государственной опеки». Требование «освободить» Православную церковь от «государственной опеки» означало отделение церкви от государства. Здесь кадеты шли по стопам своих французских «братьев» только что осуществивших подобное деление у себя во Франции. Кадеты составили и весной 1906 года внесли в первую Государственную Думу законопроект «Основные законоположения о свободе совести» в котором говорилось о свободе выбора отправления и распространения веры. Дума не успела рассмотреть законопроект, поскольку была распущена, но к изучению его приступил Совет министров, составив справку о свободе совести, где утверждалось что свобода совести «есть право каждого обладающего достаточно созревшим самосознанием лица, беспрепятственно и без всякого для него правового ущерба признавать или заявлять свою веру или даже отсутствие таковой». Последнее особенно примечательно, так как указывает на уступчивость царского правительства распространявшемуся в России безверию. В рамках заявленного принципа документ рассматривал:
1. Свободу выхода из вероисповедания и избрания такового;
2. Свободу проповеди с целью обращения в свою веру лиц принадлежащих к иным исповеданиям;
3. Свободу осуществления исповедания;
4. Отсутствие гражданских и политических ограничений в зависимости от принадлежности к той или иной религии.
Надо сказать, что эта деятельность Совета министров не привела к реальному законотворчеству. Правительство хотя и внесло в Думу ряд законопроектов по свободе совести, но они пролежали там без движения почти шесть лет и в ноябре 1912 года были отозваны министром внутренних дел. Однако само обсуждение вопроса о свободе совести Советом министров и в особенности разработка царским правительством соответствующих законопроектов порождали соблазн в российском обществе, вызывая сомнения в способности самодержца исполнить свой традиционный, освященный веками долг защиты Православия от враждебных ему сил. Едва это можно было понять иначе, чем функциональный сбой самодержавной власти. Важно иметь ввиду, что этот сбой произошел не на подсознательном, неосмысленном уровне, а на осознанном, волевом уровне, что, в конечном счете, означало некоторое отчуждение православного монарха от Русской Церкви, некое разделение интересов церкви и государства.
Справедливости ради надо сказать, что в дни роковых испытаний не лучшим образом повела себя и Православная Церковь. После февральского переворота Синод опубликовал 6 марта 1917 года послание, в котором призвал «верных чад Православной Церкви» поддерживать Временное правительство. В церковной иерархии не могли не знать, что Временное правительство буквально напичкано масонами. Тем не менее, они обратились к пастве с призывом содействовать ему. Своим определением 7−8 марта того же года Синод отменил упоминание во время церковной службы императора и постановил «возносить моления о благоверном временном правительстве». Чувство огорчения вызывает и церковный Собор 1917−1918 гг., который в течении десяти месяцев ни разу не возвысил свой голос в защиту заключенного Государя. Собор не прореагировал должным образом на цареубийство, злодейски совершенное в Екатеринбурге, ограничившись лишь решением служить панихиду по царю как сыну Православной Церкви. Состоялось также личное выступление Патриарха Тихона, но в нем говорилось только об убийстве бывшего государя, а не о ритуально-мистическом акте жертвенного умерщвления Помазанника Божия.
Февраль 1917 года кладет грань в историю Русской Церкви, ибо его трагедия, как справедливо замечает современный церковный мыслитель «была глубже, чем это кажется на первый взгляд. Она не была лишь политическим недомыслием, но всеобщим позорным грехопадением, подготовленным глубоким повреждением души. В этом грехопадении и клятвопреступление, и измена законной, богоучрежденной власти и восстание на Помазанника Божия, и отвержение самой идеи Православного Царства Третьего Рима». С тех пор над Русским государством и Церковью тяготеет грех взаимного отступничества. Не слышно слов покаяния. Отсюда наши невзгоды и беды Русской Православной Церкви.
Особенно тяжкими для нее оказались послереволюционные годы большевистского богоборчества. Позади них множество разоренных и оскверненных храмов, закрытых монастырей, тысячи замученных и убиенных церковнослужителей, духовное опустошение и мерзость воинствующего атеизма, ярчайшим представителем которого был Емельян Ярославский (Миней Губельман), безудержно глумившийся над христианской верой русского народа. Антирелигиозная вакханалия продолжалась до конца тридцатых годов, когда Сталин разгромил правящую большевистскую клику. Внешним проявлением наметившихся перемен в отношении советского государства к Церкви стало постановление Комитета по делам искусств при Совете народных комиссаров СССР по поводу пьесы Демьяна Бедного «Богатыри», опубликованной в газете «Правда» от 14 ноября 1936 года. Бедный в издевательски-карикатурном виде представил крещение Руси Владимиром, принявшим христианство, чуть ли не по пьяному делу, в загуле. Постановление отвергло подобного рода «творчество», указав, что принятие христианства «было положительным этапом в истории русского народа, так как способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры».
Улучшая отношения власти с церковью, Сталин угадал историческую перспективу. В разразившейся войне СССР с Германией Русская Православная Церковь сыграла заметную роль в достижении победы над опаснейшим врагом. При Сталине были открыты новые храмы, счет их шел на тысячи; учреждены духовные семинарии, восстановлено Патриаршество, и т. д. Однако в конце сороковых — начале пятидесятых годов вследствие усиления в партийно-советском аппарате прослойки воинствующих безбожников положение Церкви вновь стало ухудшаться. Впрочем, вплоть до смерти Сталина открытых гонений на Православную Церковь все-таки не было. Они возобновились при Хрущеве, прослывшем по явному недоразумению народником.
Принято называть период правления Хрущева «оттепелью». Для Русской Православной Церкви это было время возврата холодов, время сильных заморозков. Резкое ужесточение в отношении религии и верующих началось уже в 1957 году. Хрущев нарушил соглашения 1943 и 1945 гг. Сталина с руководством Русской Православной Церкви, учинив против нее настоящий разбой. Выступая на внеочередном ХХI съезде КПСС в 1959 году по вопросу о семилетнем плане развития страны, он заявил, что через семь лет покажет по телевидению последнего попа в СССР. А пока закрывались храмы, монастыри, семинарии. Начались аресты священнослужителей, помещение их в психушки, гонения на верующих. На этом фоне мужественно прозвучали слова Патриарха Алексия I, который, произнося речь на конференции советской общественности в Кремле 16 февраля 1960 года, сказал: «Церковь Христова, которая стремится ко всеобщему благополучию, подвергается оскорблениям и нападкам от людей. Утешение в своем нынешнем положении для своих верных чад Церковь находит в словах Христа: „Врата адовы не одолеют церковь“». Среди вышколенной аудитории, сидевшей в зале, поднялся подлинный шабаш, истошные крики, возмущение, протесты. В 1960—1961 гг. власти учинили разгром Русской Церкви, но оказалось что силовые приемы здесь бесперспективны.
Понятно, почему в период правления Брежнева обращение государства с Церковью стало более сдержанным и рациональным. Конечно, вектор политики оставался прежним, но гонения на Церковь и верующих, наблюдавшиеся при Хрущеве, прекратились. Больше того, удалось открыть и некоторое количество новых и возвращенных храмов, значительно улучшить материальную базу трех семинарий и двух академий, уцелевших после хрущевского погрома, расширить издательскую деятельность Патриархии и т. д. В 1982 году еще при жизни Брежнева Православной Церкви был возвращен Даниловский монастырь с целью реставрации к тысячелетию Крещения Руси. Церковь получила возможность открыть собственный большой завод и мастерские по производству церковной утвари в Софрино.
С приходом горбачевской перестройки и как продолжение ее — ельцинско-путинских либеральных реформ — положение Русской Православной Церкви изменилось. Она, казалось бы, вышла из вавилонского плена. В октябре 1990 года Верховными Советами СССР и РСФСР утверждены «Закон о свободе совести СССР», «Закон РСФСР о свободе вероисповедания». Возникает вопрос: как сказались перемены на положении Православной Церкви — в лучшую или худшую сторону? Ответ, по-видимому, не может быть однозначным. Николай Михайлович Карамзин, повествуя о состоянии России от нашествия татар до Ивана III, выделил рассказ с примечательным названием: «Зло имеет и добрые следствия». Нечто похожее произошло и с нашей Церковью в годы советского режима. Однако, если следовать исторической правде, надо сказать, что погружение Русской Православной Церкви в пучину зла началось несколько ранее.
В постыдные дни февральского переворота церковное руководство — причем не столько по принуждению, сколько по собственному почину — предало русскую монархию, молчаливо смирившись с низложением законного Государя и Помазанника Божия, Всероссийского Императора Николая II. Оно не только не поддержало пасторским словом Царя, помазанного Церковью, не предало мятежников анафеме, согласно церковным установлениям, но и поспешило освободить войска от присяги Государю, приведя их к присяге Временному правительству. В своем помрачении церковные иерархи пошли еще дальше, объявив Временное правительство благоверным и став служить благодарственные молебны ему, этому олицетворению беззакония. Совершив столь тяжкое грехопадение, могло ли духовенство рассчитывать на процветание в будущем? Едва ли. К счастью, из большевистской «пещи огненной» наша Церковь вышла живой, хотя и измученной, обессиленной. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Во времена советского богоборчества существовала полная, как на войне, ясность — кто враг Церкви и где он находится. Враг был вовне. Сидел в окопах напротив и за линией фронта, что в немалой мере облегчало борьбу с ним. Кроме того, благодаря политике закрытости советского общества проводимой властью, Церковь оказалась защищенной от враждебных сил, от конфессиональной агрессии Запада. С точки зрения названных обстоятельств положение Православной Церкви сегодня является более сложным и уязвимым, а потому более опасным.
Нынешняя либерально-демократическая власть в лице президента и других высоких своих чинов всячески демонстрирует расположение к Русской Церкви. Можно подумать, что так оно и есть на самом деле, но это обманчивое впечатление. Нынешние правители России подотчетны мировому правительству, занятому строительством «Нового Мирового Порядка», «новой вселенской цивилизации» в глобализированном мире, где нет места Православию, а, следовательно, и Православной Церкви. Поэтому все эти «приседания» президента, председателя правительства и прочих властных лиц перед Патриархом и другими иерархами ничего не значат. Это простая внешность, декорум, хорошая мина при плохой игре. Нельзя забывать, что власть демократов, открыв соответствующие архивы КГБ, способствовала организации шельмования части высших иерархов Православной Церкви как агентов КГБ. Она поощряла травлю в средствах массовой информации патриотически настроенных деятелей Русской Православной Церкви. Она распахнула двери страны перед сонмом разных сект, устремившихся к нам из-за рубежа и враждебных Православной вере, она благосклонно относится к предоставлению чужеродным концессиям для пропаганды среди русского населения исторически чуждых ему религиозных взглядов огромные залы, телеканалы и радио. Она, пресмыкаясь перед римским папой, склоняет Русскую Церковь к противоестественному согласию с католичеством. Она целенаправленно и методично совершает медленное убийство русского народа, главного носителя Православия в современном мире, сокращая его численность ежегодно почти на миллион и приуготовляя тем самым плачевный конец Русской Православной Церкви.
Не будет русского народа — исчезнет и Православная Церковь, оставив после себя в лучшем случае некое своеподобие. Вот почему всякое заигрывание церковного руководства с властью демократов, которое мы нередко видим сейчас, сбивает с толку православный люд, а благословление ее начинаний предает его.
