 |
| Harper’s Magazine (США) | Эрл Шоррис | 16.08.2004 |
В 1950-е годы, в стенах Чикагского Университета, в то время наиболее левацкого университета в СоединЈнных Штатах, запрятавшись где-то среди факультетов специального обучения, случайный зачинатель наихудшего в американской политике преподавал Платона и Монтескье, Спинозу, Макиавелли и Гоббса. Лев Штраус прибыл в Чикаго тогда, когда фундаментальные науки там были на подъЈме и вскоре после того, как первая цепная реакция была осуществлена под старыми западными трибунами заброшенного поля для игры в рэгби. Новичку пришлось столкнуться и с численным превосходством видных последователей Аристотеля, таких как Ричард МакКеон (Richard McKeon), и с презрением дуэньи гражданства Ханны Арндт (Hannah Arendt). Если Штраус и логик Альберт Вольстеттер (Albert Wohlstetter), ответственный за теорию взаимного обеспеченного уничтожения времЈн Холодной войны, и знали друг друга вообще, так это было только в виде мимолЈтного кивка. Штраус и представители общественных дисциплин терпеть не могли друг друга, потому что он не соглашался с Максом Вебером (Max Weber), и это вызывало ненависть к нему социологов. В делах мирских, Штраус страдал от высокомерия и робости, отчасти результата платонического страха, что его, как и Сократа, казнят за то, что он философ. И всЈ же, Штраус, имея кафедру, более чем (успешно) отстаивал свою территорию на кампусе, где заправляли последователи Аристотеля. Знаменитый Комитет общественной мысли никогда Штрауса (к себе) не приглашал, но у него были (свои) апостолы, и у (этих) апостолов было две обязанности: сидеть у ног мэтра и нести в мир слова его мудрости. Последователи Штрауса преуспели в своей работе, ибо Лев Штраус сегодня наиболее широко обсуждаемый философ.
Мэтр, на некоторых фотографиях поразительно похожий на комедианта Джэка Бенни (Jack Benny), (проповедовал) всего лишь одну краеугольную идею: внимательно читайте старые книги. Это был росчерк гения, и ничего более освежающего и просвещающего не могло быть сказано об обучении, но это не стало (большой) новостью для кампуса, руководимого Робэртом Мэйнардом Хатчинсом (Robert Maynard Hutchins), одним их создателей учебной программы «Великие книги». Штраус стал проповедником работ других людей; у него не было ничего собственного за исключением комментариев и своего личного мнения о самом себе и о своЈм собственном уме, заразивших собравшуюся вокруг него молодЈжь. Его апостолы, в свою очередь, методично заразили, а затем и коррумпировали правительство наиболее мощной на земле нации. Они это сделали не только недавно, но и со времени первого проникновения в администрацию Рональда Рейгана, четверть столетия тому назад — вначале в социальной политике и общей политике, затем в особенности в Министерстве обороны, и теперь, кажется, не видно ни конца, ни края ущербу, наносимому во имя Льва Штрауса.
Мне много раз говорили, что любая попытка серьЈзного написания о Льве Штраусе, кроме как статьи в академическом издании, является глупой затеей. Поскольку я привык совершать подобные глупости, то я прочитал книги ушедшего в мир иной профессора — две книги и бесчисленные статьи о его книгах — и собрался написать о том, что он сказал и как (то, что он сказал) обрело такое влияние на теперешний политический режим. Мне это не удавалось, и даже не один раз. Получалось чрезмерно абстрактно, чрезмерно раввинистически, чрезмерно длинно, чрезмерно коротко, чрезмерно трудно, кому это надо? Было довольно легко найти статьи о Штраусе в популярных журналах. Они в большинстве своЈм говорили об одном: все неоконсерваторы являются штраусианцами. Но они и не пытались сказать являются ли все штраусианцы неоконсерваторами. В самом деле, они кажется не ведали о том, что же Лев Штраус сказал о философах или о том, что его апостолы извлекли из его работы. New York Times правильно указала на имена некоторых штраусианцев в правительстве, но не (привела) названий учреждений, где он преподавал, дат и прочей информации для посвящЈнных. Не обвиняйте их, по крайней мере не обвиняйте их за незнание работ Штрауса. Льва Штрауса, там где он наиболее витиеват и красноречив, труднее читать, чем, наверное, кого бы то ни было, включая Витгетштейна (Wittgetstein), Хайдеггера (Heidegger) и Джойса (Joyce). Причина этой трудности проистекает из намерений Штрауса: он верил в то, что вы и я назвали бы плохим изложением. Он подсластил его словом «таинственное», но правильнее было бы его назвать «плохим», если конечно вы не предпочитаете в большей мере слово «никудышное». Перед вами (был) человек, который не желал быть понятым никем за исключением нескольких его апостолов. Обскурантизм — это повышенное самомнение и это давний метод. Каждая новая религия во все времена его использовала. По всей видимости, у Штрауса была мания величия. У него не было желания быть понятным; как раз наоборот, если его работа и должна была оказать какое-нибудь влияние на мир, то только путЈм приведения еЈ апостолами в соответствие со временем. Они не были торговцами, эти апостолы. Если Штраус и научил их чему-нибудь, так это надменности; они переделают мир по своему подобию.
Штраус сам жил и думал, отражая события своего времени. Он родился в Кирхгайме (Kirchheim), в Германии, в последний год девятнадцатого столетия. В молодом возрасте он был убеждЈнным сионистом, учеником лучших философов своего времени, включая Мартина Хайдеггера (Martin Heidegger), которого он объявил наиболее блестящим и оригинальным философом двадцатого столетия. Штраус занялся исследованиями вопросов еврейства, и в 1932 году, предвидя надвигающуюся грозу, проницательный и обеспокоенный молодой учЈный покинул Германию, вначале ради Франции, а после — Англии. Находясь в Англии, он написал книгу о Гоббсе, это начинание получило поддержку со стороны рокфеллеровского фонда.
В 1933 году, в Англию пришла весть о событии, которое преследовало Штрауса до конца его жизни. В этом году, в Германский день перемирия, Мартин Хайдеггер, автор «Существования и времени» (Being and Time) и ректор Фрайбургского университета, сделал пронацистское выступление и позволил себя сфотографировать в компании нацистских офицеров и бандитов в военной форме. Я не думаю, что можно переоценить эффект предательства философии Хайдеггером на жизнь и деятельность Штрауса. В 1938 году, Штраус совсем бежал из Европы и поселился в Нью-Йорке, где он как и многие другие еврейские учЈные-беженцы преподавал в Новой Школе Социальных Исследований (New School for Social Research). Через год началась война. В свои сорок лет, Штраус видел начало двух мировых войн, начало Холокоста и захват Советского Союза Иосифом Сталиным. Сам он избежал вихря, который он рассматривал как падение либеральных демократий.
Согласно Штраусу, падение Хайдеггера стало отвратительным концом прогрессирования модернизма, начавшегося с Макиавелли, которого Штраус считал первым современным философом. Штраус низверг Макиавелли, как «учителя зла» по большей части не потому, что он советовал своему государю быть безжалостным в преследовании мирской власти, а потому, что он предал принципы античной философии. «Его открытие, — писал Штраус — предполагает принцип, согласно которому нужно ориентироваться на то, как люди живут в отличие от того, как они должны жить». До Макиавелли, философы ориентировались на вечную истину; после него, философия занималась неблагородной реальностью действительной человеческой жизни. Если этот мир стал невыносим, если история сбилась с пути, то Штраус верил в то, что единственным выходом было обратиться к старым книгам. Только древним можно было верить, только извечные вопросы достойны рассмотрения. Нужно только их читать внимательно, медленно, приоткрывая их секретные учения. Штраус привлекал к себе студентов, считающих себя блестящими, и они боготворили его как изобретателя «политической философии», что стало бы сюрпризом для Платона, Аристотеля и других авторов старых книг, предлагаемых им для обучения.
Так как он был крайним консерватором, многие из числа молодых людей (насколько я знаю, женщин не было, и его наиболее знаменитым студентом был Аллан Блюм (Allan Bloom), ярый женоненавистник), сидящих у его ног, уже вкусили консервативных или реакционных мыслей. Они идолизировали Штрауса так же, как более раннее поколение полностью приняло Маркса. Они видели шанс переменить мировой порядок. В восхищении этой безграничной амбицией и родился культ Штрауса. А Штраус умер. Он перенЈс сердечный приступ, в то время, когда он преподавал в Чикагском университете, провЈл один год в Кларемонтском колледже для мужчин (Claremont Men’s College), затем преподавал в университете Сэнт-Джонса, пока, в 1973 году, не наступил конец. Без сомнения, он был блестящим профессором, (этот) испуганный человек, с эксцентричными идеями, избитый историческими событиями и (поэтому ищущий) укрытия. Он произвЈл некоторые журнальные статьи, прочитал Валгринские лекции (Walgreen Lectures), никогда, насколько мне известно, не упоминался в «общедоступной прессе», не появлялся на телевидении или на радио, и во время своей жизни обрЈл только небольшую группу читателей его книг. Он умер в неизвестности и вдалеке от дома.
Наверняка ни Рональд Рейган, ни Буши не читали Льва Штрауса, и, конечно же, никакому политику не нужно учиться как лгать у профессора философии.* Может быть Вильям Кристол, находясь на службе у Дэна Куэйла (Dan Quayle) в качестве главы штата его сотрудников, репетиторствовал с вице-президентом относительно тонких аспектов платоновской политики. Но это маловероятно. Шаг от философии к действию почти всегда извилист, и (в этом отношении) Макиавелли является редким исключением. Идеи Штрауса относительно идей пошли обычной тропой — подхваченные и высмеянные, и подвергшиеся ударам, мутируя здесь, выборочно понятые там. В одно время, Штраус написал фразу, в которой он противился превентивной войне. Как разочаровались бы его последователи в Министерстве обороны, если бы они прочитали эту (фразу) в свете произведенного ими крушения!
Судьба учения Штрауса (напоминает) чудеса и опасности на пути книги, как мог бы сказать сам мэтр, зная, что долгая жизнь книг, в отличие от газет и телевидения, в процессе бесцельного скитания переплетается с историей. Идеи, заложенные в книгах, как-то могут протиснуться сквозь болото личностей и информации в больших современных обществах и стать эффективными. Этот путь неясен, но факт этого часто сглаживает боль тяжкого труда в неизвестности. Софисты в одно время употребили демагогию (споря скорее для того, чтобы победить, чем для поиска истины), и они всЈ ещЈ так и делают, но в наше время стало более эффективным пошептать на ушко королю.**
Штраус довольствовался написанием книг в неизвестности и тем, что годами передавал от случая к случаю (высказанные) в них идеи нескольким студентам. Эти студенты продолжили работу, преподавая Штрауса своим студентам, создавая расширяющуюся сеть до сих пор, когда штраусианцы присутствуют среди преподавателей во многих, если не в большинстве, американских колледжей и университетов. Поскольку штраусианцы получают удовольствие от трудностей работ мэтра, то они привлекают к себе очень одарЈнных студентов, многие из которых останутся в академической сфере, производя новых штраусианцев — учЈных, писателей, активистов и членов правительства на всех уровнях: кадры, которые скоро станут считать себя классом, тем классом, для которого Платон не смог придумать лучшего названия, чем «золото «. Конечно, этот класс не заслуживает, как Сократ, яда за коррумпирование молодЈжи, но он заслуживает большего, чем просто привлечения к ним внимания. Настало время поспорить.
Наибольшая ясность- это противоречие
Для непосвящЈнных, «противоречие» является ключом к штраусианскому подходу, и больше, чем что-либо определяет режим Буша и связанный с ним круг влиятельных персон. Нет необходимости приводить здесь список противоречивых и абсурдных заявлений Джорджа У. Буша. Подборки его словесных ляпсусов напечатаны в виде многих томов и разбросаны по всему Интернету. Наиболее непостижимые словоблудия Дональда Рамсфельда переведены в стихотворную форму. Подобные деформации английского языка не являются случайностью: они отражают общую манеру общения в администрации.
Противоречия не являются ложью, они являются нонсенсом, бессмыслицей. Ось зла, составленная из стран, которые невозможно соединить вдоль любой воображаемой оси, является заявлением-нонсенсом. Поправка к Конституции, запрещающая брак между людьми одного пола, противопоставила бы одну часть Конституции нескольким другим — дополнительный нонсенс. А когда доклад «О состоянии союза» (State of the Union) в своей орации содержит проблему атлетов, использующих стероиды, нонсенс кажется является основным времяпровождением государства.
Правительство пало бы, если бы оно не говорило ничего, кроме нонсенса. При Президенте Джордже У. Буше, правительство научилось говорить на двух уровнях одновременно. То, что кажется нонсенсом для большинства людей, полно смысла для тех, кто посвящЈн в (определЈнный) способ мышления и в определЈнный список ссылок, многие из которых являются библейскими. От постоянного употребления слова «зло» до трудно различимых ссылок на Книгу Откровений (любимый текст мыслителей на тему Судного дня на правом крыле христианства), высказывания и выступления Буша содержали тайную мысль.
В единственной, написанной им на чЈм-то приближающемся к понятному английскому языку, книге «Преследование и искусство сочинительства» (Persecution and the Art Of Writing) Лев Штраус советует своим читателям не писать на понятном английском языке. Штраус следовал своему собственному совету. Запутанное, противоречивое, таинственное, хромоногое сочинительство было его стихией. Он над этим работал. Он прятался в тЈмных углах освещения (предмета), делая для кого-либо совершенно невозможным с уверенностью различить то, о чЈм он (на самом деле) думал. За всю историю английского языка никогда не было человека, не просто человека, а профессора большого университета, который бы так публично выступал против ясности и так блестяще демонстрировал свой талант темнилы. На избранном им поприще он был гигантом.
Плохое сочинительство, труднопостижимое, противоречивое сочинительство и систематическая ложь ведут к вопросам морального порядка, как это хорошо было известно Штраусу. Он приписывал свою защиту плохого сочинительства, которое он называл «сочинительством для посвящЈнных», (существованию) возможности преследования писателя за его высказывания. Если писатель живЈт под угрозой смерти или неволи из-за ясного высказывания своих идей, тогда написание в виде кода, адресованного небольшой группе соратников и последователей, (можно считать) небезосновательным. Штраус базировал свой аргумент на работе Моисея Маймонида (Moses Maimonides), еврейского врача и философа, жившего в Испании в двенадцатом веке. Сочинение «Путеводитель для озадаченного» (Guide of the Perplexed) было адресовано Маймонидом одному из его студентов, отличающемуся высокой степенью образованности. В предисловии к своей книге, Маймонид ясно разделил мир на тех, кто может читать о сложных философских идеях и на тех, кто не может. При поверхностном рассмотрении, «Путеводитель» может быть прочтЈн ради приведЈнных в нЈм интерпретаций Писания и ради этических рецептов. Но Маймонид сказал, что для того, чтобы полностью понять (эту) работу, читателю необходимо быть знакомым со многими философами и другими комментариями к Писанию. То же самое можно сказать и об эссе Вильяма Гаса (William Gass) или проповеди Джона Дона (John Donne). Штраус заявлял, что «Путеводитель» содержит тайное учение, метафизические положения, в некоторых аспектах противоположные буквальным постулатам Библии, которые должны быть сокрыты от масс, не способных понять почему Бог, например, должен быть по необходимости лишЈн атрибутов. Такое знание может отвратить массы от религии; такое знание обязательно представляло опасность. Штраус взял пример Маймонида и применил его не к комментариям к метафорам и другим трудным пассажам из Библии, а к современной политической философии. Он стал повивальной бабкой метода (политического) правого фланга в Америке.
Штраус заявлял, что ясность в работе философа представляет собой опасность и для философа, и для мира. Может быть. Хоть он и родился в Германии, Лев Штраус написал все свои книги, кроме одной, в Англии и в СоединЈнных Штатах, и он не был гомосексуалистом, коммунистом или цветным. Кто бы потащил его из своей кровати среди ночи, по обвинению в том, что он обожает Платона или что он пригрелся возле Аристотеля? Кто бы подверг его маленькое тело пыткам за преступление, состоящее в отстаивании плохого сочинительства? Философы не подвергаются опасности в Америке, но если под философами мы подразумеваем штраусианцев, в особенности тех, кто находится в правительстве, мир и в самом деле может подвергнуться опасности со стороны философов.
Святую ложь говорят мудрецы
Президент СоединЈнных Штатов Америки сказал миру, что у Ирака было оружие массового поражения. Его министр обороны и госсекретарь утверждали то же самое. Они заявляли, что сказанное ими было той истиной, которая позволяет хорошим странам идти войной на плохие страны. Госсекретарь Пауэлл показал Совету Безопасности при Организации ОбъединЈнных Наций рисунки передвижных фабрик по производству биологического оружия, и Америка развязала войну. Время от времени после оккупация Ирака причины для развязывания войны менялись, так как никакого оружия массового поражения найдено не было. Обнаружены были только жалкий диктатор да остатки некогда процветающей страны. В результате войны у иракцев чувство страха поменялось на чувство страха и гнева. Администрация не заикалась больше об оружии массового поражения, но (стала) говорить о смещении ужасного диктатора да сладком цветке свободы, посаженном на вавилонской земле.
Штраус и его апостолы сослужили большую службу администрации Буша в том, что предоставили философию святой лжи, убеждение в том, что ложь может, вместо печальной необходимости политической жизни, быть достойным и благородным инструментом мудрой политики. Движущая сила идеи не могла быть более возвышенной: сам Платон советовал своим благородным мужам, людям с золотыми душами, прибегать к святой лжи — политическим басням, очень напоминающим разряд таких, как (басня) о Саддаме Хуссейне с атомной бомбой — чтобы держать другие уровни человеческого общества (серебро, железо, бронзу) на надлежащем им месте, вполне лояльными государству и готовыми выступить по его требованию. Штраус тоже советовал говорить святую ложь во имя служения национальным интересам, и он разделял взгляды Платона на аристократов, как на людей настолько добродетельных, что подобная ложь может быть использована в хороших целях, для поддержания порядка в государстве и в мире. Он дал определение современному методу святой лжи, (состоящему) в использовании тайных посланий в открытых текстах, когда правда открывается мудрым и в то же время, когда для многих послание состоит в чЈм-то ином.
Для Штрауса, как и для Платона, достоинство лжи зависит от того, кто лжЈт. Если бедная женщина лжЈт в своей заявке на социальное пособие по бедности, то такая ложь не имеет оправдания. Женщина совершила мошенничество и должна быть наказана. Женщина неблагородна, поэтому (еЈ) ложь не может быть благородной. Когда лидер свободного мира говорит, что «у свободных наций нет оружия массового поражения», то это является ничем иным, как благородной ложью, басней рассказанной президентом-аристократом страны, у которой есть достаточно ядерного оружия для того, чтобы превратить землю в пустыню, менее привлекательную, чем поверхность луны.
Все люди сотворены равными
Вильям Кристол написал, что «Штраус, преимущественно через своих студентов, в большой мере ответственен за превращение мыслей и принципов основателей Америки в источник политического знания и привлекательности и за превращение политического совершенства в предмет достойной оценки и изучения в широком смысле.» Основатели Америки считали очевидным, что все люди созданы равными, и всЈ же усиливающееся неравенство стало отличительной чертой администрации Буша, так же как и администраций Рейгана и Клинтона. Главной задачей Дональда Рамсфельда в администрации Рональда Рейгана было избавление страны от программ Большого Общества начала 1960-х годов. Ирвинг Кристол -ранний штраусианец- давал советы Рейгану, Рамсфельду и их штатам сотрудников о необходимости прекращения обласкивания голодных детей, обучения бедных, помощи старым, слабым и жертвам предубеждений. Теперешняя администрация Буша более смело работает в направлении (усиления) неравенства. Она приняла налоговую систему, предложенную Гровером Норквистом (Grover Norquist), ещЈ одним штраусианцем, человеком, который сравнил налог на наследство с Холокостом.
Роберт Мэйнард Хатчинс, зачинатель программы «Большие книги», сказал: «Наилучшее образование для лучших — есть наилучшее образование для всех.» В 1959 году Штраус написал: «Либеральное образование*** является необходимым занятием в деле создания аристократии внутри демократического массового общества.» В одной фразе он заявил о своЈм элитизме и своЈм пренебрежении к тому, что он называл вульгарностью демократического общества. Спустя три года, он превратил правящую элиту в постоянную: «Мы не должны ожидать, что либеральное обучение станет всеобщим обучением. Оно всегда останется обязанностью и привилегией меньшинства.» Вслед за элитизмом следует высокомерие. Оно (в свою очередь) ведЈт к жестокости, способности, может даже желанию, использовать людей, превратить их в вещи. Ни один последователь Штрауса не может согласиться с определением человеческого достоинства, данного Кантом: человек это не средство, а сам по себе конечный результат. Штраусианцы приписывают достоинство нескольким, а те, кто лишЈн достоинства, не могут добиваться счастья. Изучение работ Штрауса приводит к размышлениям об отцах-основателях: не в том смысле, как они согласились бы со Штраусом, а в том, как они бы ему противоречили.
Демократия — это правление глупых над мудрыми
Платон верил в то, что править должны мудрые. Кто же будет с этим спорить? Но, в таком случае, кто принимает решение в споре мудрецов и какие границы должны быть наложены на власть мудрых государственных мужей? Штрауса полезно послушать: «Было бы абсурдным препятствовать свободному потоку мудрости посредством любых ограничений; поэтому власть мудрого должна быть абсолютной властью. В равной мере было бы абсурдным препятствовать свободному потоку мудрости по соображениям глупых желаний глупых людей; поэтому мудрые правители не обязаны нести ответственность перед глупыми подданными». Штраус поясняет, что это привело бы к приведению в подчинение того, что по своей природе выше, к тому, что ниже. Его прочтение Платона суммируется в следующем: настоящая демократия является противоестественным актом и (она) должна быть предотвращена любой ценой. В этом свете, публичное заявление администрации Буша о привнесении «демократии» в Ирак с одновременной работой по обеспечению срыва выборов, приобретает новое значение.
Природа презирает контракт
Задолго до событий 11 сентября 2001 года, администрация Буша — погонщиками которой выступали Вулфовиц, Кристол, Американский Институт Предпринимательства (American Enterprise Institute), Проект Нового Американского Столетия (Project for the New American Century) и другие правые силы — приняла решение свергнуть Саддама Хусейна. У Буша, кажется, была личная вендетта, но у других были более философские мотивы. Ничего макиавеллевского в этой атаке не было. Она была основана на принципах, которые разработчики плана позаимствовали у закона природы. Можно заподозрить, что Президент Буш, с его упрощЈнным мессианским мировоззрением, склонился к следующей линии размышления: естественный закон в сердце каждого человека, врождЈнная способность отличать добро от зла, перевешивают простые условности. И, таким образом, режим Буша нарушил контракт, на который СоединЈнные Штаты согласились, вступив в Организацию ОбъединЈнных Наций; атаковав (другую страну) без необходимого объявления войны Конгрессом, он преступил через Конституцию США, которая тоже является контрактом; в своЈм обращении с пленными в Гуантанамо, на Кубе и в других секретных лагерях для военнопленных по всему миру, он пренебрег Женевской Конвенцией.
Мудрецы администрации, в качестве модели, следовали штраусовскому варианту естественного закона, отклоняя контракты, как всего лишь законы человеков. Естественный закон, интерпретированный «советом мудрецов» Буша, дал Президенту разрешение развязать упреждающую войну посредством обращения к высшей власти. Теория естественного закона предполагает, что люди ищут добро и что задаваясь извечными вопросами — что такое достоинство? что такое справедливость? — они обретают мудрость. Штраусианцы, такие как Кристол, считают, что отцы-основатели, говоря, что естественный закон был и божественным и очевидным, придерживались теории естественного закона. Но отцов-основателей заботили неотъемлемые естественные права. (И поэтому), после долгих дискуссий на своЈм съезде, они и составили контракт.
Потерянные Афины
Во время дебатов в Совете Безопасности ООН по Ираку, администрация Буша выставила свою наиболее уважаемую и пользующуюся доверием фигуру — спартанца Колина Пауэлла (Colin Powell). Так же, как спартанский эфор проиграл в споре своему воинственному коллеге, так и Пауэлл медленно уступил своЈ влияние в администрации Министерству обороны. Достойный солдат, он представил Совету Безопасности ложь так, как если бы она была неизбежной правдой. Философия пересилила политику. Не было кабала, не было никаких покрытых ночным мраком секретных договорЈнностей; в этом не было необходимости: фракция, предпочитающая упреждающую войну, в качестве руководства имела принцип.
Демократические Афины, ослабленные чумой, понесли, перед лицом олигархической Спарты и еЈ союзников, ужасное поражение. Штраус, следуя примеру Платона, не печалился по утерянным Афинам; реальный город не мог сравниться с идеальным городом. По его мнению, активная жизнь граждан Афин времЈн Перикла уступала в сравнении с созерцательной жизнью философа. Штраусианцы в Министерстве обороны и аналитических центрах поняли это таким образом, что они могут убивать исходя их принципа. Что они и сделали. Сначала Буш отправил своего генерала-спартанца в Ирак, а после этого, послал этого же спартанца в Совет Безопасности. Штраусианцы не могли называть свою работу политикой, и они стали называть еЈ добродетелью. Они не обратили внимания на написанную фразу, в которой давно умерший профессор выступал против упреждающей войны. Теория естественного закона более удобна, по сравнению с договорЈнностями в том, что можно просто импровизировать по ходу действия.
Враг — это лучший друг
Штраус презирал Веймарскую Республику потому, что она из-за своей слабости позволила приход к власти Гитлера. Он думал, что русские, позволившие марксистско-ленинский захват власти, были в равной степени слабыми и презренными. Нацисты и сталинисты выгнали его из дома, убили его соплеменников евреев. Он боялся, что марксисты захватят (весь) мир. Он сказал, что марксисты, социалисты и те, кого мы сейчас называем либералами, имеют одинаковую цель. Только сила может выстоять против нашествия этих зловещих сил, и единственный способ для поддержания сил либеральной демократии — это иметь внешних врагов. Штраус предоставил обоснование для стремления к власти — единственного, оставшегося для благородных людей, средства на пути к добродетели. Правые штраусианцы приняли к сведению его понимание истории философии, сманипулировали его так, чтобы оно совпадало с их собственной версией истории, и приступили к работе. Они начали (работу) сразу после Холодной войны и вскоре сконцентрировались на своЈм бывшем союзнике, Саддаме Хусейне, который предоставил им возможность проверить идею Альберта Волстеттера (Albert Wohlstetter) об умных бомбах и сверхточном оружии. Как только ракеты начали падать на Багдад, два старых профессора наконец объединили свои усилия.
Изучение истории — это дорога к вечному проклятию
Исторические события сами по себе не сильно повлияли на вторжение США в Ирак. Мудрецы посоветовали Президенту сделать то, что он считал правильным. Буш проконсультировался с небесами, а не с событиями на земле, и небеса, как он часто говорит в таинственной части своих выступлений, сказали, что ему надлежит делать. То, что Ричард Перл (Richard Perle) и Вильям Кристол (William Kristol) были его пророками, а правофланговое христианство — его приходом, стало для Америки неудачей. Неправильная интерпретация событий 11 сентября привела к нападению на ложного врага ни по какой иной причине, кроме предполагаемой необходимости (существования) отчЈтливого врага, чтобы придать нашей либеральной демократии силы. Этот триумф принципа над историей привЈл в действие серию взаимосвязанных событий, не только на Ближнем Востоке, но и на больших участках Азии, которые могут не разрешиться в течение десятилетий.
Штраус, избитый на протяжении своей жизни историей, выступил против историцизма, согласно которому значение может происходить только изнутри отдельно взятого исторического контекста. Штраусианцы считают, что историцизм ведЈт к релятивизму и, таким образом, к нигилизму, что, в конечном счЈте, может спровоцировать разрушение американской либеральной демократии — кризиса, по словам самого Штрауса, проистекающего из потери Америкой чувства превосходства.
За единицей следует ничто
При своей жизни Штраус имел большого интеллектуального антагониста — сэра Исайю Берлина (Isaiah Berlin). Они представляли собой противоположные полюсы политической философии, единство и множество, консервативный идеалист и либеральный плюралист. Для Берлина не было истинных ответов на любой из главных вопросов политической философии, а если истинные ответы и существуют, то мы можем никогда о них не узнать. Он рассматривал политическую философию, которую он определял как этику в приложении на общество, в качестве попытки выработать компромисс в конфликте между добродетелями, наиболее очевидным из которых является конфликт между свободой и равенством. Мэтр из Оксфорда преподнЈс это поразительно ясно: «То, что свобода для волков, это смерть для овец». Принцип равенства должен ограничивать свободу сильных, если мы хотим, чтобы слабые были одеты и накормлены. Берлин согласился с Гегелем в том, что сущность свободы должна определяться в отдельно взятой культуре. Он усердно провЈл различие между релятивизмом и плюрализмом: «Я предпочитаю кофе, вы предпочитаете шампанское. У нас разные вкусы. Тут нечего добавить. Это — релятивизм». О плюрализме он написал, что это «концепция о том, что существует множество конечных результатов, которые люди могут преследовать и оставаться при этом полностью рациональными, полностью человечными, способными к пониманию друг друга, симпатизировать друг другу и обогащаться друг от друга, точно так же, как мы обогащаемся от прочтения Платона или романов средневековой Японии».
Плюралист написал: «Конечных результатов, моральных принципов есть множество. Но не бесконечное множество: они должны быть в пределах горизонта человека». У Штрауса был гораздо более узкий горизонт, и он верил в то, что должен обязательно быть один и неизменный ответ на каждый из извечных вопросов. Так пожелала природа. Природа пожелала всЈ вокруг, даже превосходство капиталистического Запада над всем остальным миром. Кризисом нашего времени является неверие Запада в своЈ собственное превосходство.
Ответом на человеческий вопрос является уклонение от него
Администрация Буша не предприняла убедительных усилий для установления мира между евреями и арабами. Она принимает Израиль из-за принципа, потому что Буш является читателем Книги Откровений, и он верит в то, что Христос не придЈт опять до тех пор, пока евреи не соберутся на Святой Земле и или обратятся (в христианство) или будут уничтожены. В этом взгляды штраусианцев и Президента, без сомнения, расходятся; мудрецы просто терпят своих религиозных союзников так же, как и атеист Штраус терпел религиозных евреев.
Штрас видел человеческий вопрос отражЈнным в еврейском вопросе. И он думал, что ему нет разрешения, потому что, если только у евреев не было бы своей собственной земли, ответом на еврейский вопрос была (бы) ассимиляция. А имея свою собственную землю, они были бы ассимилированы в общество наций. Еврейская проблема, так же как и человеческая проблема, не имела разрешения. Он не предложил никакого тайного ответа. По этому вопросу, он процитировал работу на предмет каббалы Гершома Шолема (Gershom Scholem), и при этом он звучал более литературно, чем философски, сильно напоминая Хорхе Луиса Борхеса (Jorge Luis Borges). Он говорил о том, что непостижимо, о тайне первой буквы «алеф» из Десяти заповедей. Он стал каббалистом, окутанным в тайну посвящения? Не думаю. У штраусианцев есть план: узурпировать власть посвящения для дела служения их идее разума.
Для того, чтобы быть ницшеанцем, не обязательно читать Ницше
В сознании Джорджа Буша, древняя проблема конфликта между верой и разумом обрела разрешение. Он узнал приятный характер власти. Власть сама по себе не представляет опасности ни для страны, ни для мира. Власть может быть использована конструктивно или деструктивно, она же может быть легитимной или нет, в зависимости от еЈ происхождения. Вера, однако, имеет плохую репутацию в своЈм применении власти, и раздумья над извечными проблемами тоже не зарекомендовали себя гораздо лучше. Режим Буша опирается на веру, когда он может себе это (позволить), и на разум, когда он обязан это (сделать), но не во имя мира и справедливости, а ради стремления к власти. В своЈм применении насилия и секретности, палок и лжи, он стремится ни к чему другому, кроме власти.
Теперешнее американское правительство следует последней логике Волстеттера и тайной морали Штрауса. Если исходить из количества цитат и ссылок в работах штраусианцев, кажется, что их мировоззрение идЈт прямо от Платона. Но наследие Штрауса больше подходит к идеям Фридриха Ницше (Friedrich Nietzsche). Это может показаться странным, потому что Штраус обвинял автора «По ту сторону добра и зла» во «втором кризисе современности» (современном кризисе).
Когда Штраус писал о Ницше, он употреблял слово «публичный» снова и снова, может быть, выдавая что-то похожее на зависть. Ницше нашЈл стиль и смелость сказать то, что лежало в глубине души Штрауса. Афористические любовные письма Ницше к власти были образом Штрауса, отражЈнном в эстетическом зеркале. Ницше взбудоражил робкого профессора, который (в свою очередь) передал идеи своим апостолам, а те прошептали их в чрезмерно готовые (к этому) уши наших политиков. Мысли Штрауса совпадают с (мыслями) Ницше в отношении историцизма и громогласно проповедуют превосходство морали господ над моралью рабов. Администрация Буша прошла путь от ницшеанской «смерти Бога» к чему-то белее утончЈнному, тайному: использованию Бога.
Никто в большей мере, чем Штраус (и его последователи) не выказывает большего презрения к слабой покорности или приписывает больше достоинства высокомерию сверхчеловека. Штраусианцы говорят, что наибольшая опасность СоединЈнным Штатам исходит не только от слабости перед лицом врагов, но и от неверия в своЈ собственное превосходство. Они говорят, что это теоретическая проблема. Альтернативой превосходству является конец идеалов, опущение в комфорт простого существования. Ницше называл беспринципное создание, не беспокоящееся ни о чЈм другом, кроме предохранения своей собственной кожи, желающее только удобства и всеобщего равенства, «последним человеком». Это было его предупреждением миру. Единственной альтернативой последнему человеку является воля к власти, которая, как сказал Ницше, является волей к самой жизни, волей к победе, к контролю, к повелеванию всеми вещами. Это и есть воля администрации Буша.
Ницше написал, что история принадлежит «человеку, который ведЈт одну большую битву», человеку, который оглядывается в прошлое только затем, чтобы отыскать примеры (для подражания), другие большие личности, которые попытались переделать глину человечества ради «высшей цели». История полна такими личностями и народами, которые, на своЈ горе, им поверили. Большинство из нас не повлияют на историю в качестве великих людей, но в обществе, управляемом человеками с ницшеанскими грЈзами о власти, наша задача ясна: Мы должны оказывать сопротивление.
** Штраусианцы, дающие совет администрации Буша были представлены как кабал. Принимая во внимание результаты их комбинированного совета в отношении Ирака, помимо всего другого, лучше было бы их представить как корабль дураков. Поль Вулфовиц (Paul Wolfowitz) и Ричард Перл (Richard Perle) возглавляют список. А вот несколько других, тех, кто служил в правительстве: Леон Касс (Leon Kass) — директор Президентского Совета по биоэтике, Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — член Совета по биоэтике и автор книги «Конец истории и последний человек», Гэри Шмитт (Gary Schmitt) — исполнительный директор Проекта Нового Американского Столетия, Алан Кейс (Alan Keyes) — бывший ассистент Государственного секретаря, Дуглас Фейс (Douglas Feith) — заместитель Министра обороны по политике, Стивен Камбон (Stephen Cambone) — заместитель Министра обороны по разведке, Абрам Шульский (Abraham Shulsky) — сотрудник отдела Министерства обороны по особым планам, Ирвинг Кристол и Вильям Кристол (Irving and William Krystol) — журналисты и неоконсервативные предприниматели, отец был советником при администрации Рейгана, а сын был главой штата сотрудников у Дэна Куэйла (Dan Quayle).
*** Либеральное обучение включает академические дисциплины, такие как языки, историю, философию и абстрактные науки, которые обеспечивают информацию общекультурного плана, в отличие от более узкого, практического обучения, как например, профессионального обучения (The American Heritage Dictionary of the English Language, прим. пер.)
Harper’s Magazine, июнь 2004 года («Ignoble Liars. Leo Strauss, George Bush and the philosophy of mass deception» by Earl Shorris)
Перевод Александра Вдовенко (The International Academy of Geopolitical Problems)
