Трибуна | Андрей Полынский | 22.02.2005 |
Недалеко от Троице-Сергиевой лавры проходят полевые занятия курсантов военно-патриотического клуба «Пересвет», организованного для трудных подростков Сергиева Посада священниками и лаврскими насельниками — ветеранами афганской и чеченской войн.
— Кем легче командовать — взрослыми или детьми? — интересуюсь я у отца Николая.
— А я не чувствую никакой разницы, — серьезно отвечает батюшка. — Военным я был, военным и остался, несмотря на то, что сменил мундир с погонами на рясу и крест. Служение-то у меня одно — Отечеству.
.
.Бэтээры медленно продвигались по улицам Грозного — сизым от гари и словно вымершим. После адского грохота первых часов боя наступившая тишина казалась неестественной.
На броне первого бэтээра сидел лейтенант Николай Кравченко и просматривал дорогу в прицел снайперской винтовки. До Чечни за его плечами был солидный багаж: Афганистан, Сумгаит и Абхазия. К моменту взятия Грозного он, известный в войсках под прозвищем Чукча-снайпер, командовал разведвзводом спецназа ВДВ.
В окуляр снайперского прицела он увидел, как вдалеке из подвалов и подъездов на улицу выбегают женщины, соединяются в одну толпу и бегут навстречу колонне.
— Что там, командир? — в люк протиснулся необъятных размеров прапорщик Гаврилов по кличке Горилла.
— Похоже, бабы…
А они бежали навстречу колонне и в исступленной радости кричали:
— Наши! Наши-и!!!
— Похоже, русские… - крикнул бойцам Кравченко.
В бегущей толпе были и дети, и средних лет, и пожилые женщины. А позади всех, с трудом передвигая ноги, обутые в валенки и калоши, поспешала совсем древняя старушка с клюкой. Она наконец доковыляла до Кравченко, уткнулась в него сморщенным, умытым слезами лицом. Стояла и плакала…
-Столько лет прошло, а эта бабушка до сих пор у меня перед глазами, как живая, аж сердце от боли сжимает, — рассказывает отец Николай.
Перед тем как распрощаться с женщинами, бойцы отдали им весь свой запас провианта. А через несколько часов после этого пришлось ввязаться в тяжелый бой…
Разведгруппа укрылась от преследовавших ее отрядов «ичкерийских волков» в полуразрушенном здании Госуниверситета Чечни, что недалеко от площади Минутка. Здание гудело, словно огромный улей, от свиста пуль и взрывов. На одном из этажей дюжие спецназовцы наткнулись на пехотинцев-срочников, также нашедших здесь пристанище. Командир пехоты — капитан — едва не прослезился: «Вы как раз вовремя! У нас только что кончились все патроны!»
В этом кипящем котле оборону держали целые сутки. Лейтенант Кравченко щелкал из своей винтовки чеченских «коллег», как орешки.
— Когда через сутки стало ясно, что подмоги не будет, а патроны на исходе, у многих появилось чувство обреченности, — вспоминает отец Николай.- И тогда я взмолился, верно, первый раз в жизни: «Господи, сделай так, чтобы мы вырвались живыми из этого ада! Если останусь жив — построю Тебе храм!»
Оказавшись в безвыходном положении, спецназовцы и офицер-пехотинец посовещались и решили пойти на прорыв кольца чеченского окружения. Хотя не было уверенности, что хоть кто-нибудь останется после такого безумного прыжка живым. Тем более с этими вояками-срочниками, от которых, по словам Николая, за версту мамкиными пирожками пахло. И они рванули — со штык-ножами и арматуринами — на вооруженных до зубов бандитов.
— Христос воскресе!!! — неожиданно для самого себя выкрикнул Николай, выпрыгивая из оконного проема.
— Ур-ра! Христос воскресе!!! — подхватили его товарищи и посыпались следом, как горох.
Воздух вдруг заполнился заунывным воем «Аллах акбар!», от которого стыла кровь в жилах. Чеченцы повалили, казалось, отовсюду — сверху, спереди, сзади. Белозубо щерились искаженными от ненависти темными бородатыми лицами. Схлестнулись с русскими в карусели ярости, боли и смерти.
…И они прорвались. Все до единого. А потом бежали в свете луны — плотным строем, как на очередном марш-броске, — по пустынным улицам Грозного. И вскоре уже «зализывали» раны в месторасположении российских войск.
Через несколько месяцев, во время краткосрочного отпуска, Николай оказался в Москве. И решил съездить в Сергиев Посад, так как давно слышал о прозорливом старце Троице-Сергиевой лавры отце Кирилле (Павлове), Герое Советского Союза, который во время Великой Отечественной был участником обороны Сталинграда.
— Я подробно исповедался у старца. А он вдруг спрашивает: «А что еще? Вспомни, может быть, Богу чего обещал?» И тут-то я вспомнил о том, что совершенно выпало из памяти — и про свою мольбу в полуразрушенном здании, и про свое обещание отстроить церковь, если останусь живым… На прощание я попросил у отца Кирилла благословения на возвращение в Чечню. «Твоя война закончилась, оставайся здесь», — ответил старец. «Это невозможно, батюшка! Ведь я — единственный снайпер в нашей бригаде. Да и монахом я вовсе не хочу быть. Мне проще по зубам дать, чем смиряться», — заупрямился я…
На войну он не поехал. Уволился в запас, действительно, остался в монастыре. Подвизался звонарем на большой колокольне Лавры, вынашивая мечту вернуться в родной чукотский поселок и отстроить там храм. А чтобы не стоял храм пустым (в тех местах священников днем с огнем не сыщешь) — самому служить в нем. Но прежде чем стать священнослужителем, нужно подыскать себе невесту. А время идет, ему уже 35… Да и где ее взять-то при суровом монастырском режиме?
На очередной исповеди у старца Кирилла Николай в сердцах махнул рукой: «Да уж какая там невеста — сказки все это!» «Сказки, говоришь? — Старец внимательно посмотрел на звонаря. — А что у нас через два дня?» — «Рождество». — «А ты знаешь, что на Рождество сказки сбываются?»
В Рождественскую ночь в колокольню пришли колядовать девушки — студентки регентского отделения Духовной семинарии. Там он и познакомился с Еленой, с которой вскоре обвенчался.
На вторую чеченскую Николай Кравченко — иерей Николай — поехал уже не с автоматом, а с крестом. Три недели колесил по передовой. И главный вывод, к которому пришел: в окопах атеистов нет. Батюшку везде встречали «на ура». В одной только 74-й бригаде он окрестил 110 человек. Валился от усталости с ног, но был безумно счастлив. Именно в этой, 74-й бригаде, отец Николай начинал когда-то ту, первую чеченскую войну. И сейчас, встретив своих боевых товарищей, не удержался и спросил: «А снайперы-то у вас есть?» — «Снайперы-то есть, да далеко им до Чукчи-снайпера».
— В одном из чеченских селений я высадился с бронетранспортера, чтобы купить у русской женщины минералки. И тут ко мне подошел незнакомый мужчина в пятнистой спецназовской форме. «Как здорово и неожиданно здесь встретить русского батюшку! — воскликнул незнакомец и спросил: — А вы откуда?» — «Из Сергиева Посада, — отвечаю. — А вы сами откуда?» — «Со спецназа ВДВ». — «Очень хорошо, — констатирую. — Я тоже в этом подразделении служил». — «Не может быть! Мой позывной в прошлую войну был Кабан. А у вас какой?» — «А мой — Чукча-снайпер». Смотрю, мой собеседник аж подпрыгнул. — «Так это ты?! Батюшка, я, честное слово, ничего не понимаю… - Он едва не задохнулся от смятения. — Ну надо же! Всю прошлую войну я хотел познакомиться с Чукчей-снайпером!» — «А чем же это я так выделился?» — удивился я. — «А ты мне во время штурма Грозного, в январе 94-го, на площади Минутка, жизнь спас. Тогда кто-то из наших со стороны университетского здания уложил чеченских снайперов, под прицелом которых я находился. Я потом по своим каналам узнавал, кто же это меня выручил. Сказали — Чукча-снайпер… Бывают же в жизни чудеса!»
Недавно у отца Николая и Лены Кравченко родился уже третий ребенок. Отец Николай сейчас не только клирик одного из сергиево-посадских храмов, но и полковой священник 258-го батальона 45-го полка ВДВ, дислоцирующегося в подмосковной Кубинке.