Русская линия | Александр Рожинцев | 13.07.2004 |
Воспитание и образование
Шести лет Царевич Алексей стал учиться грамоте по «Часослову» и букварю у Никифора Вяземского, человека простого и малообразованного, знакомился также с «естеством письмен, ударением гласа и препинанием словес» по грамматике Кариона Истомина. В сентябре 1698 года, по расправе отцовской с взбунтовавшимися стрельцами и заточении Царицы Евдокии в Суздальский монастырь, 8-летний Царевич лишился материнского присмотра и перевезен к Августейшей тетке, Наталье Алексеевне (1673−1716), в село Преображенское. Здесь, однако, под руководством учителя своего Н. Вяземского и воспитателей Нарышкиных (Алексея и Василия) он мало чем занимался, за исключением разве «избных забав», и «больше учился ханжить».
Его окружали в это время Нарышкины (Василий и Михаил Григорьевичи, Алексей и Иван Ивановичи) и Вяземские (Никифор, Сергей, Лев, Петр, Андрей). Дурное влияние на него имели его духовник, верхоспасский отец, потом протопоп Яков Игнатьев, благовещенский ключарь Алексей, отец Леонтий Меньшиков, который, заведуя воспитанием Царевича, сознательно небрежно относился к делу с целью дискредитировать Цесаревича Алексея Петровича в глазах Царя Петра Алексеевича.
Государь, однако, решил было в 1699 году отправить сына в Дрезден для обучения наукам, но вскоре, быть может, под влиянием смерти генерала Карловича, которому предполагалось поручить это обучение, изменил свое решение.
В наставники Царевичу приглашен был саксонец Нейгебауер, бывший студент Лейпцигского университета. Он не сумел привязать к себе Царевича, ссорился с прежними его учителями и досаждал князю Александру Даниловичу Меньшикову (1673−1729), а поэтому в июле 1702 г. потерял должность.
В следующем году место его занял Гюйссен, человек льстивый, не желавший принять на себя ответственности в возложенном на него поручении, а потому и малодостоверный в своих рассказах о Царевиче. Но и Гюйссен, очевидно, не слишком заботился об успешном воспитании Алексея Петровича, так как и после отъезда Гюйссена в 1705 г. Царевич Алексей все еще продолжал учиться. В 1708 г. Н. Вяземский доносил, что царевич занимается языками немецким и французским, изучает «четыре части цифири», твердит склонения и падежи, пишет атлас и читает историю.
В это время, однако, Царевич вступал в период более самостоятельной деятельности. Уже в 1707 г. Гюйссен (отправленный за границу с дипломатическими поручениями) предлагал в супруги наследнику Алексею Петровичу принцессу Шарлотту Вольфенбюттельскую, на что Царь изъявил Высочайшее согласие.
Браковенчание
Во время путешествия своего в Дрезден в 1709 году, путешествия, предпринятого с целью обучения немецкому и французскому языкам, геометрии, фортификации и «политическим делам» вместе с графом Александром Гавриловичем Головкиным (1688−1760) (сыном канцлера) и князем Юрием Трубецким, Царевич виделся с принцессою в Шлакенберге весною 1710 года. Высочайшая воля державного родителя Государя Петра I Алексеевича, чтобы венценосный сын женился на иностранной принцессе, была непоколебима: Царь Петр представлял единственному сыну только выбор. Принцесса Шарлотта нравилась Алексею больше других.
В начале 1711 года Цесаревич Алексей объявил Августейшему отцу, что готов жениться на принцессе Шарлотте. Вот что он писал об этом к духовнику Иакову Игнатьеву: «Извествую Вашей Святыни, помянутый курьер приезжал с тем: есть здесь Князь Вольфенбительской, живет близ Саксонии, и у него есть дочь, девица, а сродник он польскому королю, который и Саксониею владеет, Август, и та девица живет здесь, в Саксонии, при королеве, аки у сродницы, и на той Княжне давно уже меня сватали, однако ж, мне от батюшки не весьма было открыто, и я ее видел, и сие батюшке известно стало, и он писал ко мне ныне, как оная мне показалась и есть ли моя воля с нею в супружество; а я уже известен, что он не хочет меня женить на русской, но на здешней, на какой я хочу. И я писал, что когда его воля есть, что мне быть на иноземке женатому, и я его воли согласую, чтоб меня женить на вышеписанной Княжне, которую я уже видел, и мне показалось, что она человек добр, и лучше ее здесь мне не сыскать. Прошу Вас, пожалуй, помолись, буде есть воля Божия, чтоб сие совершил, а буде нет, чтоб разрушил, понеже мое упование в Нем, все, как Он хощет, так и творит, и отпиши, как твое сердце чует о сем деле».
В ответ духовный отец Цесаревича писал ему, нельзя ли ее обратить в Православие; Царевич отвечал: «Против писания твоего о моем собственном деле понудить ту особу к восприятию нашей веры весьма невозможно, но разве после, когда оная в наши края приедет и сама рассмотрит, может то и сочинити, а преж того весьма сему состояться невозможно». Но, надеясь, по воле Божией, духовник благословил Цесаревича.
19 апреля 1711 года Царь Петр I Алексеевич утвердил проект договора, по которому принцессе предоставлялось остаться при своем евангелическо-лютеранском исповедании, но Августейшие дети их должны быть только греческого закона. Принцесса получала ежегодно от царя по 50 000 рублей, кроме того, должна была получить единовременно при совершении брака 25 000 рублей. С этими статьями Царевич сам отправился в Брауншвейг, где еще должен был иметь насчет их переговоры с родственниками невесты — не согласятся ли уменьшить количество ежегодной милости принцессе. Об этих переговорах он писал Августейшему отцу: «По Указу, Государь, твоему о деньгах повсегодной дачи невесте моей зело я домогался, чтоб было сорок тысяч, и они сего не соизволили и просили больше; только я, как мог, старался и не мог их на то привести, чтоб взяли меньше 50 000, и я, по Указу твоему в том же письме, буде они не похотят сорока тысяч, позволил до пятидесяти, на сие их склонил с великою трудностию, чтоб взяли 50 000, и о сем довольны, и сие число вписал я в порожнее место в трактате; а что по смерти моей будет, она не похочет жить в государстве нашем, дать меньше дачу, на сие они весьма не похотели и просили, чтоб быть равной даче по смерти моей, как на Москве, так и в выезде из нашего государства, о чем я много старался, чтобы столько не просили, и, однако ж, не мог сделать и по Указу твоему (буде они за сие заупрямятся, написать ровную дачу) и в трактате написал ровную дачу и, сие учиня, подписал я, тоже и они своими руками разменялись, и тако сие с помощию Божиею окончили. Перстня здесь не мог сыскать и для того послал в Дрезден и в иные места».
Все лето 1711 года Цесаревич прожил у родных своей Августейшей невесты. Тем временем, по возвращении из Прутского похода Царь Петр I Алексеевич отправился в Карлсбад на воды, где и пожелал он отпраздновать свадьбу своего единственного венценосного сына, но потом передумал и назначил для этого саксонский город Торгау.
Брак совершен был 14 октября 1711 года, и Государь Петр I Алексеевич известил об этом Сенат в следующем письме: «Господа Сенат! Объявляем вам, что сегодня брак сына Моего совершился здесь, в Торгау, в доме королевы Польской, на котором браке довольно было знатных персон. Слава Богу, что сие счастливо совершилось. Дом Князей Вольфенбительских, наших сватов, изрядной». На торжестве присутствовали Царь Петр I, а также будущий кавалер, король Польши, курфюрст Саксонский Август II Сильный. По мысли Государя Петра I Великого, этот династический брак должен был укрепить отношения с Германским императором и наследником Английского престола, поскольку в том же году Августейший супруг родной сестры невесты Цесаревича принцессы Шарлотты стал императором Карлом VI, а близкий родственник венценосных сестер Ганноверский курфюрст Георг Людвиг наследовал тремя годами позднее, в 1714 г. Английский престол под именем короля Георга I, основав Ганноверскую династию. Несколько королей из этой династии со временем также стали кавалерами императорского ордена.
В тот же день исторического браковенчания, 14 октября 1711 года Государь собственноручно пожаловал орден Святого Апостола Андрея Первозванного 40-летнему герцогу Людвигу Рудольфу Брауншвейг-Вольфенбаттельскому, первому породнившемуся с Российским Императорским Домом монарху Европы. В тот же день вместе с герцогом орден получил и Цесаревич Всероссийский Алексей Петрович, став, по воле Божией, первым наследником государства Российского — кавалером первого и высшего ордена Отечества. В 1713 году Государь Петр I Алексеевич пожаловал своей венценосной невестке титул «кронпринцесса Великая Княгиня наследница». К несчастью, она скончалась, прожив в России около двух лет, 22 октября 1715 года от родильной горячки и была торжественно погребена под колокольней собора Первоверховных Апостолов Петра и Павла в Царствующем граде Санкт-Петербурге 7 января 1716 года.
Царевич заключил брак с иностранной принцессой неправославного вероисповедания лишь по приказанию Государя. Отношения его к Царственному отцу играли первенствующую роль в его жизни и слагались частью под влиянием его характера, частью в силу внешних обстоятельств.
Державный отец и сын
Бедный духовными дарованиями, Царевич отличался довольно нерешительным и скрытным характером. Черты эти развились под влиянием того положения, в каком он находился еще в юности.
С 1694 г. по 1698 г. Царевич жил у Августейшей матери, которая тогда уже не пользовалась Царским расположением. Пришлось выбирать между Царствующим отцом и ссыльной и постриженной в монахини венценосной матерью, а решиться было трудно. Но Царевич любил Августейшую мать и поддерживал с нею сношения даже после ее заточения, например, ездил к ней на свидание в 1707 г. Тем он, конечно, возбуждал чувство неприязни в державном отце. Надо было скрывать свою привязанность к венценосной матери от отцовского гнева.
Трепетная душа Царевича страшилась могучей энергии державного отца, а последний все более и более убеждался в неспособности единственного венценосного сына стать деятельным поборником его предначертаний, опасался за судьбу преобразований, введению которых посвятил всю свою жизнь, и потому сурово стал относиться к нему.
Цесаревич Алексей Петрович страшился происходящих событий, потрясавших Россию по воле его державного родителя. Он искал от них убежища в религиозной обрядности вековой Руси. Недаром читал он Библию шесть раз, делал выписки из Барония о церковных догматах, обрядах и чудесах, покупал книги религиозного содержания. Царь же Петр I Алексеевич, напротив, обладал глубоким практическим смыслом и железною волей, даже одержимостью действия по изменению привычного уклада жизни. В борьбе крепли и множились его силы; он жертвовал всем для введения преобразований, которые набожный и единственный Августейший сын его считал, как и многие противными Православию.
Когда Царевич жил в Преображенском в 1705—1709 годы, его окружали лица, которые, по собственным его словам, приучали его «ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подпивать». В обращении с этими подчиненными лицами Царевич, умевший склоняться перед сильною волей державного отца, сам обнаруживал признаки своеволия и жестокости. Он, разлагаемый духовно окружением бил Н. Вяземского и драл «честную браду своего радетеля» духовника Якова Игнатьева.
Уже в это время Царевич сознавался ближайшему своему другу, тому же Якову Игнатьеву, что желает смерти державного отца, а протопоп утешал его тем, что Бог простит, и что все они желают того же. И в этом случае поведение Царевича в Преображенском не оставалось, конечно, безызвестным Августейшему отцу, для того и окружившего венценосного сына своего людьми, собиравшими о том крамолу.
В народе также стали ходить слухи о разладе Царевича с Государем. Во время пыток и казней после стрелецкого бунта монастырский конюх Кузьмин рассказывал стрельцам следующее: «Государь немцев любит, а Царевич их не любит, приходил к нему немчин и говорил неведомо какие слова и Царевич на том немчине платье сжег и его опалил. Немчин жаловался Государю и тот сказал: для чего ты к нему ходишь, покаместь я жив, потаместь и вы».
В другой раз, в 1708 году, среди недовольных ходили слухи, что Царевич также недоволен, окружил себя казаками, которые по его велению наказывают бояр — Царских потаковников, и говорит, будто бы и ему Государь не батюшка и не Царь. Таким образом, молва народная олицетворяла со временем в Царевиче Алексее надежду на высвобождение из-под тяжелого гнета Петровских реформ и неприязненным отношениям двух различных характеров придавала оттенок политической вражды; семейный раздор стал превращаться в борьбу партий.
Если в 1708 году Царевич предлагал Царю статьи об укреплении Московской фортеции, об исправлении гарнизона, о составлении нескольких пехотных полков, о сыске и обучении недорослей, если он в том же году набирал полки при Смоленске, отсылал в Санкт-Петербург шведских полоняников, извещал о военных действиях против донских казаков с Булавиным во главе и ездил осматривать магазины в Вязьму, в 1709 г. приводил полки к отцу в Сумы, — то в позднейшее время далеко не выказывал такой деятельности и все менее и менее пользовался доверием Царя.
Отбытие за границу
Заграничные поездки Царевича едва ли принесли ему существенную пользу.
После первой из них в 1709—1712 году Царевич стал обнаруживать непослушание, упрямство, а также отвращение к военному делу и начал помышлять о побеге за границу. Царь, по-видимому, не знал этих тайных помыслов, но тем не менее замечал в Августейшем сыне перемену к худшему.
В самый день кончины кронпринцессы Шарлотты, 22 октября 1715 года, Царь письменно требовал от Царевича, чтобы он или исправился, или поступил в монахи, а в письме от 19 января 1716 г. прибавил, что в противном случае поступит с ним, как «с злодеем». Тогда Алексей Петрович, поддерживаемый сочувствием А. Кикина, Ф. Дубровского и камердинера Ивана Большого, бежал вместе с новой спутницей своей Евфросиньей через Данциг в Вену, где и явился к канцлеру Шенборну 10 ноября 1716 г. Заручившись покровительством императора Карла VI, который приходился ему шурином, Царевич Алексей Петрович проехал в Тироль, где остановился в замке Эренберге 7 декабря 1716 года, а 6 мая 1717 г. прибыл в неаполитанский замок Сент-Эльмо.
Здесь застали его посланные Царем Петр Андреевич Толстой (1645−1729) и Александр Иванович Румянцев (1677−1749). Несмотря на опасение Царевича, Толстому удалось уговорить его ехать обратно в Россию 14 октября, причем во время возвращения Алексей Петрович получил разрешение жениться на Евфросинье Федоровне, но не за границей, а по вступлении в пределы России, для того, чтобы меньше стыда было.
Начало страданий
Первое свидание державного отца с сыном произошло 3 февраля 1718 г. Вслед за тем Царевич лишен был права наследовать престол Всероссийский, ибо к тому времени рожденному Великой Княгиней Екатериной Алексеевной венценосному сыну Петру Петровичу шел 4-й год от рождения (появился на свет в 1715 г.). Государь Петр Алексеевич надеялся именно его, восьмого по счету венценосного ребенка своего от второй Августейшей супруги сделать наследником и Цесаревичем, что и последовало Высочайшим рескриптом в том же 1718 году. Однако Господь ссудил иначе.
Ни младенец Петр, уже второй по счету, ибо первое дитя с тем же именем прожило лишь два года с лишком (1704−1707), ни младенец Павел (1705−1707), ни последовавшие за ними сын Павел и Петр не прожили и пяти лет. Всего у Государя во втором браке было пятеро сыновей: три Петра и два Павла, но ни один из них, а тем более после мученической кончины Цесаревича Алексия Петровича не стали Государями и наследниками великих дел петровых.
Вскоре начались пытки и казни окружавших Царевича слуг и близких: Кикина, Глебова и многих других. Розыск первоначально производился в Москве, в половине марта месяца, затем переведен был в Санкт-Петербург.
Царевич Алексей Петрович также подвергался истязаниям и пыткам в течении семи дней с 19 по 26 июня, когда в 18 часу пополудни он скончался от тяжких ран, не дождавшись Исповеди, Святого Причастия и прощения отцовского. По счастью, Господь принял его душу до выполнения по приказу державного родителя смертного приговора, иначе бы на династию пал бы грех сыноубийства. Но и тогда страдания Алексея Петровича, названого так державным родителем в честь Августейшего деда, Царя Алексея Михайловича понесенные им в пост Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла, не остались искупленными. Династия едва не пресеклась — в продолжении 36 лет рождались и гибли наследники Государя, допустившего страдания своего венценосного отпрыска.
Государи Петр II и Петр III едва вступив на престол, свергались с него болезнью и предательством близких. И только промыслительное рождение 20 сентября 1754 года Государя Павла I Петровича спасло Россию от пресечения дарованного Богом Дома. Но и тогда, последний Император с именем Апостольским Павел, так мало правивший и столь много оставивший после себя славных и нерушимых доселе законов, встал у престола Царя Царствующих в ряду Государей Мучеников.
До настоящего времени мы не ведаем полную картину, происходившую в казематах Петропавловской крепости, где пролилась кровь первого державного потомка Царственного Дома. Случилось это в июле (по н.ст.). Тем самым открылась череда державных страданий, ибо свергнутый Император Иоанн VI Антонович и Император Петр III заколоты и удушены были в июле, в пост Святых Апостолов страдальцев Петра и Павла. Тогда же в июле погибла Святая Царская Семья Государя Императора Николая II Многострадального. В ночь с 16 на 17 июля пролилась кровь последнего Цесаревича династии — Алексия. Так замкнулся круг земных страданий династии и Русского народа.
Потомки
От кронпринцессы Шарлотты Царевич имел двух Августейших детей: венценосную дочь Наталью, рожденную 12 июля 1714 года, и Августейшего сына Петра, рожденного 12 октября 1715 года, будущего Государя Императора Петра II Алексеевича.
От Евфросиньи Федоровны Цесаревич Алексей Петрович также должен был иметь ребенка в апреле 1717 г, но судьба его и последней избранницы его остается неизвестной.
Об Августейшей матери
О первой Августейшей супруге Государя Петра Алексеевича упоминают мало, а личность она легендарная, ибо веру и обрядность древней Руси Царица сохранила через все невзгоды и гонения державного мужа своего Государя Петра I. Она мирно почила в старости, пережив всех близких потомков Императора, детей его, кроме Елисаветы, самого Царственного супруга своего Петра, вторую супругу его Императрицу Екатерину I и несчастного Царевича Алексея безвинно убиенного. Даже Августейшего сына его — державного внука своего Государя Императора Петра II (1715−1730) ей также пришлось лишиться.
Известно, что до опалы Царица Евдокия праздновала в Измайлове дни рождения и именины своего супруга Царя Петра Алексеевича — ставила крестьянам пиво и вино, подавала нищим милостыню. В монастыре на Ладожском озере Царица Евдокия пользовалась удобным помещением, тремя монашенками для личного услужения и достаточной суммой денег — несколько сот рублей ежегодно их нужд, какие тратила и на милостыни. В ее апартаментах была устроена часовня и совершалась Божественная Литургия. Позже она была переведена в Шлиссельбург, где провела время в долгом заточении.
По освобождению своему в 1727 году, она уклонялась от придворных интриг вокруг своего державного внука Государя Императора Петра II. «Углубившись, как пишет К. Валишевский, — всецело в молитвы, посты и ожидание минуты, которая вернет ей, наконец, радость семейного счастья, она высказывала полнейшее равнодушие к делам политическим».
Находясь уже в Москве, она с нетерпением ожидала приезда в Первопрестольную державных внука Петра и внучку Наталию: «Только о том вас прошу, чтобы мне внучат своих видеть и вместе с ними быть, а я истинно с печали чуть жива, что их не вижу. Прошу вас: дайте, хотя бы я на них поглядела и умерла».
По встрече 4 февраля 1728 года, она была сухо встречена Царствующим отпрыском, но он окружил бывшую затворницу почестями и обеспечив ее в денежном отношении, чего она была так долго лишена, на том считал свой долг тем исполненным. В последние дни жизни Государя Императора Петра II ее снова попытались втянуть в дворцовые интриги — ей было предложено регентство, но «она отказалась, ссылаясь на свои лета и немощи. 18 января вечером, когда доктора объявили, что угасла последняя надежда, она встала на молитву в соседнем покое, приготовляясь принять последний вздох внука» (К. Валишевский). Почила Царица Евдокия на 63-м году жизни и погребена была по настоянию своему в Новодевичьем монастыре града Москвы.
Сам несчастный Царевич по мученической кончине своей, последовавшей 26 июня погребен был в праздник Собора славных и всехвальных 12-ти Апостолов 30 июня 1718 года. Место выбрал сам Государь — под колокольней собора Первоверховных Апостолов Петра и Павла в Царствующем граде Санкт-Петербурге. Здесь он упокоился с миром рядом со своей державной супругой принцессой Шарлоттой Христиной Софией.
Когда любезный читатель в дни пребывания в величественном граде на Неве узрит колокольню Петропавловского собора с Ангелом, держащим крест над городом великим, пусть вспомнит о том, кто лежит в основании сей высоты и помолится о душе убиенного раба Божия Цесаревича Алексия Петровича.
http://rusk.ru/st.php?idar=102160
|