Русские изобрели атомную бомбу задолго до войны

Действительно, многие детали атомной истории можно узнать только здесь, в секретных городах России — на островах «белого архипелага». Владимир Губарев уже более 40 лет занимается изучением советского атомного проекта. Книга «Белый архипелаг Сталина» написана на материале встреч с людьми, имевшими отношение к этой программе, и на основе рассекреченных и публикуемых сейчас документов. На первых страницах книги автор цитирует слова профессора Льва Альтшуллера: «По всей стране был создан „белый архипелаг“, в котором люди жили лучше, чем в городах и селах, чем даже в Москве». Этот «белый архипелаг» существовал рядом со страшным архипелагом ГУЛАГа, иной раз переплетаясь с ним. ГУЛАГ канул в истории, а «белый архипелаг» реален и сегодня — это десятки закрытых городов, научно-исследовательских институтов, КБ, где живут и трудятся около миллиона человек. Без самоотверженного труда нескольких поколений обитателей «архипелага» России, возможно, просто не было бы. «Сколь критически ни оценивали бы мы прошлое нашей страны, нельзя не признать: именно создание ядерного оружия определило ее судьбу во второй половине ХХ в., а следовательно, и судьбу каждого из тех, кому выпало жить в это время», — отмечает В.Губарев. А как все начиналось?

А-бомбу изобрели в Харькове

Перед войной впервые был засекречен документ по урановой проблеме — речь шла о разведке этого элемента в Средней Азии. Грифы «Совершенно секретно» и «Особой важности» действуют и по сей день. После бурных научных дискуссий в ноябре 1938 г. АН СССР решает начать работы по исследованию атомного ядра. Работы строго засекречены.

А вот заявка двух харьковских ученых на изобретение, которое вполне можно считать советской атомной бомбой, пять лет лежала без всякого внимания и фактически в открытом доступе. Сотрудники Физико-технического научно-исследовательского института Академии наук УССР кандидаты физико-математических наук В.А. Маслов и В.С. Шпинель направили заявку в Бюро изобретений НКО СССР осенью 1940 года. Владимир Губарев цитирует этот документ: «Урановая бомба может представлять собой сферу, разделенную внутри на пирамидальные сектора, вершинами для которых служит центр сферы и основаниями — ее поверхность. Эти сектора-камеры могут вмещать в себе количество урана, только немногим меньше критического. Стенки камер должны быть полыми и содержать воду либо какое-нибудь другое водосодержащее вещество (например, парафин и так далее). Поверхность стенок должна быть покрыта взрывчатым веществом, содержащим кадмий, ртуть или бор, то есть элементы, сильно поглощающие замедленные водяным слоем нейтроны (например, ацетиленит кадмия). Наличие этих веществ даже в небольшом количестве вместе с водяным слоем сделает совершенно невозможным проникновение нейтронов из одних камер в другие и возникновение вследствие этого цепной реакции в сфере. В желаемый момент при помощи какого-нибудь механизма в центре сферы может быть произведен взрыв промежуточных слоев…» Более того, Маслов и Шпинель подробно описали не только устройство А-бомбы и физику взрыва, но даже его последствия. Тогда, в 1940 г., проект харьковчан сочли фантастическим и положили на полку. Гриф «Секретно» появился на заявке лишь в 1945 г., а еще через год ученым было выдано авторское свидетельство за номером 6353с, «не подлежащее опубликованию» — по сути, авторское свидетельство на атомную бомбу. Нет ничего удивительного в том, что не только чиновники от науки, но и ученые «просмотрели» в 1940 г. это изобретение. Впрочем, важность самой проблемы осознавалась вполне — в том же 1940-м в СССР было решено создать Государственный фонд урана.

Чем был недоволен Берия

Конечно, в краткой рецензии невозможно сколько-нибудь полно отобразить огромный объем новой информации, содержащийся в книге. Остановимся лишь на нескольких любопытных моментах. Владимир Губарев на основе документов подробно рассказывает о том, как к «дроблению атома» приступила советская XY (научно-техническая) разведка. Об уране-235 говорится уже в оперативном письме от 27.01.1941 г., отправленном из Москвы в нью-йоркскую резидентуру. Это письмо, между прочим, основывалось на небольшой заметке в шанхайской газете. В ГРУ ценили прессу и читали внимательно, ничего не упуская. Разведка потрудилась на славу. В конце сентября 1941 г. в Москве становится известно о совещании Комитета по урану в Англии.

На совещании было сообщено следующее. Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности, если фирму Imperial Chemical Industries обяжут сделать ее в наиболее сокращенные сроки… Представитель Вульвичского арсенала С. Фергюссон заявил, что запал бомбы может быть сконструирован в течение нескольких месяцев… В ближайшее время намечается проведение опытов по достижению наибольшей эффективности взрыва с определением плотности нейтронов в промежутке между соседними массами U-235.

Комитет начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20 сентября 1941 г., вынес решение о немедленном начале строительства в Англии завода для изготовления урановых бомб. В следующем сообщении приводится более подробная информация, в том числе о предполагаемых последствиях применения А-бомбы — не только об огромных разрушениях, но и о радиоактивном заражении. «Чиновники НКВД понимали, что в их распоряжении оказался уникальный материал, — пишет В.Губарев. — В недрах 4-го спецотдела готовится записка наркому Л.П. Берии. Любопытно, что это был единственный документ, где фамилия „Берия“ склонялась. Как только записка попала на стол Лаврентия Павловича, тот выразил неудовольствие… С тех пор в НКВД самым тщательным образом следили за тем, чтобы фамилия наркома писалась так, как он хотел».

Как оценивать вклад советской разведки в создание атомного оружия? В последние годы об этом велось много споров. Однако теперь доступны документы, позволяющие судить об этом на основании фактов. В 1943 г. И.В. Курчатов, тогда уже научный руководитель работ по урану, в секретной записке отмечает «громадное, неоценимое значение для нашего Государства и науки добытых разведчиками материалов». Данные, помимо прочего, позволяли избежать ошибок и миновать в условиях дефицита времени достаточно трудоемкие фазы работ. В. Губарев отмечает, что в спорах о роли разведки в создании советской А-бомбы оценка, данная Курчатовым, должна присутствовать обязательно, потому что именно он был «единственным человеком, который в полном объеме знакомился со всеми материалами, полученными с Запада».

О чем узнали американцы — большой секрет

Секретность, окружавшая советский атомный проект, поражает. Даже Берия не мог писать документы по проекту полностью: он, в соответствии с инструкцией, пропускал ряд слов, и лишь после того, как документ был напечатан с пропусками, вписывал эти слова от руки. Американцам, по всей видимости, не удалось добраться до атомных разработок СССР, а эффективная система их защиты стала, по мнению В. Губарева, результатом работы советской разведки, поставившей добывание секретов американской ядерной индустрии буквально на поток. Руководство СССР сделало выводы, и свою агентуру в атомные города американцы внедрить не могли вплоть до перестройки. «Сегодня они удивляются одному — нашей открытости», — отмечает автор.

Из книги мы узнаем о судьбе раскрытых советских агентов и о судьбах немецких пленных физиков, о детективных поворотах в охоте за ураном, о том, почему Трумен не смог удивить Сталина, когда сообщил ему об успешном испытании американской бомбы (генералиссимус все знал и без Трумена), и о многом другом. Правда, мы пока не знаем, о чем все же удалось узнать разведке США — досье «Русская ситуация», хранящееся в Национальном архиве Штатов, до сих пор засекречено.

Как атомная бомба спасла Солженицына

Оказалось, что для выполнения поставленных в рамках атомного проекта задач на первом этапе в СССР катастрофически не хватало физиков! Берия сразу же распорядился искать светлые головы для «белого архипелага» в другом подведомственном ему «архипелаге» — ГУЛАГе. Вчерашних зэков направляли в специально созданные «шарашки» — тоже тюрьмы, но научные. Среди спасенных таким образом от верной смерти оказался и учитель физики — Александр Солженицын. Но даже после этих мер ученых все равно не хватало — судьбой каждого специалиста занимался Технический совет Спецкомитета при Совмине СССР. При этом физикой атомного ядра занимались вообще единицы. Выводы сделали быстро. В 1945 г. принимается решение о создании спецкафедр в ряде университетов, а затем и о создании особых вузов. При этом руководителям, отвечавшим в СССР за высшее образование, на исправление недостатков в подготовке физиков по атомному ядру и инженеров смежных специальностей сроку давалось десять дней. Справились!

Вообще, время было суровое. Все атомные объекты строили заключенные, за ударный труд Берия обещал досрочное освобождение. Но соображения секретности победили: тот же Берия предложил Сталину освобожденных арестантов с атомных строек снова изолировать. В книге Губарев приводит документ, подписанный Сталиным: бывших зэков предписывалось вывезти в Дальстрой в качестве вольнонаемных, заключив с ними договор на два-три года. «По сути, это был новый приговор, подчас даже смертельный, — пишет В.Губарев. — Вернулись из таких лагерей немногие».

Индульгенция от Сталина

Собранных в «белом архипелаге» ученых берегли. В книге описан случай, когда младший брат известного физика Исаака Кикоина сказал «лишнее» о советском руководстве человеку, который сразу же об этом сообщил «куда надо». Дело по тем временам пахло Колымой, однако закончилось все лишь тем, что старшему брату поручили провести с младшим воспитательную беседу. Беседу, впрочем, фиксировали микрофоны. «Прослушивались не только служебные кабинеты, но и квартиры всех руководителей атомного проекта, в том числе и сотрудников НКВД», — пишет В.Губарев. Но за крамолу физиков, в большинстве случаев, не наказывали, дав им понять, что они могут мыслить и говорить свободно — индульгенция на это дана Сталиным не только им самим, абсолютная безопасность гарантировалась и родственникам ученых.

Причины такой необычной снисходительности понятны. «Для создания атомной бомбы нужен был вдохновенный труд, а он невозможен, если над тобой и твоими близкими занесен меч», — отмечает автор. Вот потому-то для непокорных Сталин создал архипелаг ГУЛАГ, а для тех, в ком нуждался, — «белый архипелаг», «остров свободы, безопасности и относительного достатка». «Белый архипелаг» существует по сей день и, несмотря на трудности, по-прежнему обеспечивает безопасность России. Но что будет завтра? Возможно, на этот вопрос замечательный исследователь Владимир Губарев попытается ответить, когда, как он пообещал снежинцам, продолжит свою книгу. Тем более что именно в Снежинске и в других «островах» архипелага живут и работают люди, которые творили и творят атомную историю своими руками.

18.02.2005