Лимонка в одной руке, молитвослов в другой

Интервью с военным священником, иереем Петром Лысенко

— Отец был военным, подполковником, и вся его жизнь прошла в армии. В начале 90-х армия начала разрушаться под влиянием Запада. И, конечно, у меня ассоциации с данным видом служения были самые нерадостные. И любви большой не испытывал к этому роду деятельности. А потом я стал заниматься любимым искусством, которому посвятил всю жизнь.

— И что это за искусство?

— Дальневосточное боевое. А потом стал Господу молиться, воцерковляться постепенно. И, как-то чудом Божиим, полтора года назад залетел к нам, в нашу Ишимскую учебку — 242 ВДВ, которая находится в центре нашего города. В крылатой гвардии, оказывается, бывали и до моего появления разные пастыри: в том числе и зарубежной церкви, даже были друзьями этого военного соединения. И отец Михаил Васильев — он туда приезжал тоже. Но все они приходили и уходили, а вот постоянной плодотворной работы не было — потому что служение в армии это, конечно, жертвенное служение, непростое.

Я считаю, что не что иное, как Чечня, потом приснопамятный Беслан — все эти события наставили меня на путь истинный: я окончательно выбрал армию, как место своей заботы и работы. Я так полюбил! Лишь бы не прошла эта любовь. Полюбил и, понимаете, как бы заболел: уже имею такую привязанность к Кавказу, до болезненности, жить без него не могу. Бабушки-прихожанки спрашивают: «Батюшка, вы когда поедете в последний раз?» А я каждый раз, когда приезжаю оттуда, думаю — хоть бы не последний раз это было. Если Бог даст, конечно. Если даст, то еще раз поеду, если не даст… то как даст…

— А сколько раз Вы бывали в Чечне?

— Трижды. Последний раз — приехал перед Рождеством Христовым к друзьям, к коллегам — просто их посетил. То ли армейские гены сказываются, или что другое, но мне так это все нравится! Я просто все это искренно люблю — и этих простых солдат-мужиков, и все, что связано с армией.

— Скажите, батюшка, по своим воззрениям солдат из горячей точки отличается от современного человека, чье становление происходило в мирных условиях?

— Вы знаете, они — эти люди с войны — имеют совсем другое мировоззрение. Когда брат идет на задание, он с тобой, как с братом прощается, или говорит: «До свидания». Потому что, может быть, он не придет. И когда просто приезжаешь из Чечни домой, в Россию, понимаешь, что даже священник нуждается в некоторой реабилитации: хотя бы два-три дня: осмыслить, подумать. Ты теперь живешь в мирных условиях, то есть, не нужно ничего быстро делать. Там же — совсем иной дух у ребят. Да и священник там становится немного другим. Совсем другое состояние души. Особое, православно благостное.

— Мировоззрение самого священника меняется после того, как он побывает в горячей точке?

— Мое воззрение поменялось очень сильно. Это произошло быстро: жил-был некий мальчик, имел некие спортивные достижения, — ну, был он мастером спорта — и однажды стоял мальчик этот на крылечке. Когда «добрый молодец» нацелил на него оружие, тот забыл все данные ему черные пояса, и только вспомнил молитву матернюю, или лучше сказать — бабушкину. Он стоял на крылечке, крестился и говорил — «Если Господу угодно, то ты меня убьешь».

— Этот «мальчик» — Вы? Так я понял?

— Да. Но суть в чем? Там, на войне, то же самое. Человек вразумляется. Иерархия ценностей должна соответствовать иерархии бытия. Иерархия ценностей на войне правильно выстраивается и соответствует иерархии бытия, которую Бог создал. В нашем же мире эта иерархия расстроена, и все принципы жизни находятся не на своем месте.

— Не все идут на то поприще, куда Вы пошли.

— А потому что надо гроши самому вкладывать. Не брать, а ведь все мы привыкли брать. Хотим и в браке брать, и в обществе брать. А вот отдавать — с этим уже появляются проблемы небольшие. Дана евангельская заповедь: «Возлюбиши ближнего своего, как самого себя». Ведь Господь потом сторицею воздает за хотя бы малые, посильные жертвы…

— А не рождается у Вас после общения с солдатами, после всего увиденного в горячих точках, в сердце некоторого ожесточения, ненависти к чеченцам?

— Мы бывали в разных селениях — Центарой, Энгеной, Ведено, Гудермес, Айсхара — то есть и у Шамиля Басаева, и у Ахмата Кадырова погостили. Есть нормальные люди, есть гордые горцы, обиженные, — как Кадыров. Есть такие больные ненавистью люди — шахиды. Знаете, в одно селение заезжаешь и смотришь — видишь такую ненависть в глазах, огромную неприязнь! Даже страшно. Да, в некоторых селениях к нам и относились «по-шахидски». Но есть люди и нормального, трезвого, рассудочного направления мыслей и чувств. Я был там у одного такого — Махмуд его звали — он накормил, он напоил, рог подарил, чуть ли спать не уложил, и кинжал я у него за полцены купил. Не каждый русский бы так принял, как он принял.

— А вообще, как к Вам лично относились, батюшка? Как воспринимают священника в горячей точке?

— Дело в том, что там, как нигде нужен священник и с него, конечно, пыль-то не сдувают, но любят, уважают по-особенному. Несешь рюкзак, а он 35 килограмм — кажется, уже все, больше нести нет сил, а тут раз — рука Божественной помощи протягивается: от брата, который рад тебе подсобить. Если искренно им служишь — особенно о ВДВ я говорю — то они искренно тебе помогают. И там дышит чувство братства, военного, особенного. Оно действует нерушимым великим законом.

— А как именно проходит служение священника на войне?

— Совершением Таинств и молитвой вместе с солдатами. Основные таинства, которые я совершал, это таинства Покаяния, Крещения. Удивительно, что ребята почти все крещеные. Перед тем, как идти на войну, они считают своим долгом принять православную веру. Некрещеных очень мало. И вообще, там неверующих нет. Потом, кроме этих таинств, часто совершается таинство отпевания (я специально называю отпевание не обрядом, а таинством — на войне слово обряд не подходит), исповедь и Причастие. И такой порой бывает уровень духовности у военнослужащих! Представляете, они могут спросить: «Батюшка, а у нас служба будет полная или нет?» Они понимают, что такое Литургия, чин обедницы, причастие запасными Дарами. И это очень радует.

— Значит, наша российская армия все-таки в основном состоит из православных воинов?

— Вы знаете, я в последнюю командировку поехал сначала к нашему Тюменскому ОМОНу. У меня был план посетить «ВДВ Хатунь», и потом уже приехать к нашим. Но я не прорвался к своим, потому что чеченцы взорвали мост. И вот крестил ребят — четверых. Это были наши ребята, и я радовался, что они принимают веру. Я крестил их, и здесь уже не осталось некрещеных. Военнослужащие — все крещеные. На лекциях собирается общество, я спрашиваю — «поднимите руки, кто некрещеный» — девяносто процентов крещеных, православных людей. Может быть, даже и больше, я могу ошибиться. Как-то, помню, получилось первый раз собрать на плацу всю 42 боевую дивизию Ханкалы. Дивизия — это очень много солдат. Я попросил, чтобы иноверцы вышли из строя — хотел понять, какое соотношение. И из всей дивизии вышли совсем немногие — небольшая горстка ребят. Все остальные сознавали себя православными людьми. Вот недавно, на Рождественских чтениях, отец Димитрий Смирнов говорил о том, что мы не многоконфессиональная страна, а мы страна сугубо православная и у нас очень много крещеных православных людей. Так и есть… Однажды было построение: штаб построился, сама дивизия построилась, — а произошло это в Ханкале. Было пасмурно — не было солнца, мы начали служить молебен. Это были сухопутные войска, в них священников бывает очень мало, а они очень нуждаются в священнике, и вот им, как в знамение веры, с неба проник луч света, как «луч света в темном царстве», освящая только то место, где мы стояли и молились. Было такое чудесное явление. Действует очень утешающее — как бальзам на сердце. У меня это записано на видеокамеру, четкость и точность видимости необыкновенная.

— А когда Вы возвращаетесь домой, не возникает трудностей с отношениях с людьми, не побывавшими на войне?

— Вы знаете, тут вопрос просто христианского смирения и вопрос работы над грехом гордости. Каждый человек, которому открывается все, должен сохранять в сердце своем — по примеру Божией Матери, как мы знаем из Евангелия. Физически священник очень устает — понимаете ли, резко континентальный климат, погода меняется пятнадцать раз в день. Бывает, в течение суток можно увидеть чуть ли не все явления природы. И поэтому, когда приезжаешь, физическое здоровье твое надорвано, но если ездить часто, духом гореть, духа не угашать, заповеди Христовы исполнять, то чувствуешь, что совершаешь благостное, нужное дело.

— Расскажите, батюшка, бывали ли с Вами лично случаи смертельной опасности в этих поездках?

— Первый из них: ехали без охраны. Случилось так, что наш самолет сломался. Слава Богу, не в воздухе, а в Ростове. Помните, упали два ТУ-104 — в этот момент мы летели в Чечню. И вот, после этой поломки наш миссионерский план сбился. Приезжаем первый раз на войну, и никто нас там не ждет. Без охраны нам довелось путешествовать от местечка Ахмата Кадырова в Айсхара до Ведено, где нас ждали десантники. Очень «интересно» было тогда жить — лимоночка в одной руке, молитвословчик в другой руке. «Для чего лимоночка?» — спрашивал я сначала. «А это лучше плена», — отвечали знающие люди. А я думаю, а как же грех самоубийства? Но дело тут в том, что заповедь о самоубийстве отпадает. Тут есть только заповедь «Блажен тот, кто душу свою положит за други своя» — вот эта заповедь на войне и начинает действовать. И все канонические правила — они тоже чуть преображаются. Тут действуют свои особые тонкости, некоторые опущения, если можно так сказать. Другой случай — мы забыли пароль. Постовой спрашивает — «Стоять, пять…» — и нужно прибавить число. А мы не были на вечерней проверке и не знали пароль. И нас наши же солдаты чуть не прибили ночью на посту. Третий случай — ракетный полк, в котором мы находились, обстреляли. Казалось бы, Ханкала — место спокойное, здесь заставы стоят под Грозным — около пятнадцати тысяч наших солдат на охране. И, несмотря на это, чеченцы как-то прорвались к нам. А я крестил ребят в казарме. Покрестились они, и мы ушли оттуда, и меньше чем через полчаса полк подвергся сильнейшему обстрелу дальними очередями. И машину командира продырявили, и крышу в казарме всю пробили. Но, благодарение Господу, всегда Он выводил нас из беды. Вера спасает на войне. Дивен Бог христианский!

С иереем Петром беседовал студент 5 курса Сретенской Духовной Семинарии Сергей Архипов