Российский менталитет как социально-политический и духовный феномен

Анализируя исторические корни российского менталитета в связи с общественностью и соборностью, нельзя не обратить внимание на такие грани русской ментальности, как равенство и социальная справедливость, а также на настороженное отношение к частной собственности и особенное отношение к деньгам и богатству вообще. Социальное неравенство и прежде и теперь весьма болезненно воспринимается в русской народной ментальности. Известно, что критика социализма была во многом связана с нарушениями социальной справедливости, несовпадением провозглашаемых идеалов равенства, справедливости, гуманности с реальной социалистической действительностью. Именно критика имевшихся в прошлом привилегий у партийно-государственной и другой номенклатуры открыла прямую дорогу некоторым нынешним руководителям нашего государства к власти. И именно восстановленные и во многом увеличенные привилегии подрывают авторитет и уважение к нынешней власти. Еще нетерпимее относится народное самосознание к богатству ««новых русских», созданному на явном ограблении народа. Российский менталитет никогда не мирился с социальной несправедливостью, не будет он мириться с ней и сейчас.

Говоря о русской ментальности, не следовало бы в угоду проявившейся в последние годы моде преувеличивать значение религиозности русского народа, не отрицая, конечно, ее значительного влияния. Тот же В. О. Ключевский говорил весьма скептически о религиозности русского народа и церковном богослужении, которое он уподоблял ряду плохо инсценированных и еще хуже исполняемых оперно-исторических воспоминаний (см.: Ключевский В. О. Соч. В 9 т. М., 1990. Т. IX. С. 357). Достоевский, например, не отрицал религии, но видел ее суть в гуманизме. Религиозный человек, по писателю, гуманен, светел, спокоен. Безбожие — суета, тоска, мрак. Он считал, что «если бы не было бога, то следовало бы его выдумать» (цит. по: Кудрявцев Ю. Г. Три круга Достоевского. М, 1991. С.326). Коль скоро ментальность возникает не только на основе рациональных знаний, но и на основе веры, ее нельзя рассматривать вне религии и религиозного самосознания.

Помимо общинности, соборности и религиозности российский менталитет характеризует и такая важная черта, как особое отношение к государственной власти. Назовем ее государственностью. Русская церковь издавна тесно сотрудничала с государством. Традиционно русское православное духовенство и в целом православие всегда поддерживало власть, опираясь на библейское изречение: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены» (Иваненко С. Социально-политическая ориентация русской православной церкви// Власть. 1995. N1. С. 57). В свою очередь, и государство всегда опиралось на церковь, которая являлась мощным орудием морально-идеологического воздействия на массы. Царь был фактически главой церкви. «Для православного человека вера была своего рода государственной повинностью, а вопрос о том, во что и как ему верить, в последней инстанции решался царем» (Крывелев В. А. История религий. М., 1976. Т. II. С. 887). Все это не могло не вести к сочетанию в ментальности россиян религиозности и государственности и накладывало определенный отпечаток на российский патриотизм. Для верующего христианина высшими ценностями были Вера, Царь и Отечество.

Государственность в российском менталитете нередко отождествляется с державностью. В наше время часто произносят слова: «За державу обидно». Эти слова, принадлежащие герою одного популярного фильма, четко выражают черту российского менталитета.

Рассматривая державность в качестве сущностной черты российского менталитета, нельзя обойти вопрос о России как империи и об имперском национальном сознании. И сейчас Россию обвиняют в «имперских замашках». Нельзя забывать о том, что в период «холодной войны» и позже антисоветская зарубежная пропаганда называла СССР «империей зла». При этом распад Советского Союза нередко объясняется воздействием объективной тенденции распада колониальных империй XX в. Подобные обвинения идут и сейчас, но теперь уже в адрес Российской Федерации. Ее стремление сохранить исторически сложившуюся целостность объявляется продолжением имперской политики. Это особенно отчетливо проявилось в связи с событиями в Чечне. Создается впечатление, что российскому менталитету навязывается имперское содержание, хотя российский менталитет никогда не был имперским ни по своему происхождению, ни по содержанию.

Государственность и державность как устои российского менталитета

В адрес русского империализма и русской колониальной политики сказано множество осуждающих и гневных слов. Безусловно, в них есть немало справедливого. Но гораздо меньше говорилось об особенностях российского империализма и колониализма. А если бы эти особенности были выяснены и объективно оценены, то, наверное, эти понятия можно было бы брать в кавычки. Какникак Россия заморские территории не захватывала за исключением разве что Аляски, да и ту она продала Америке. Разве корректно сравнивать, скажем, колониальную политику Франции в Алжире, Англии в Индии или Португалии в Анголе с колониальной политикой России. Конечно, было покорение Сибири Ермаком, был Скобелев, подчинивший Туркестан, был Ермолов, усмирявший Кавказ. Примеры можно продолжить. Но все это не идет ни в какое сравнение с уничтожением коренных народов и их государств испанскими конкистадорами. Ко времени появления англичан в Северной Америке насчитывалось 2 млн. индейцев, к началу XX века их осталось не более 200 тыс. (см.: Всемирная история. М., 1958. Т. V. С. 361). Примеров разбойничьей политики западных империалистических государств можно привести множество. Характерной чертой Российской империи было добровольное вхождение ее в состав народов, заселявших огромные области Белоруссии, Украины, Молдавии, Грузии, Армении, Кабарды, Казахстана и др.

Конечно, Россия была империей и в ней существовало имперское сознание, но оно имело отличное от западного имперского сознания содержание, потому что было связано генетически с российским менталитетом. Передовая общественная мысль в России всегда стремилась ограничить отрицательные стороны русского империализма. Кстати сказать, устойчивая характеристика Первой мировой войны как войны империалистической привела к тому, что в советское время эта война считалась несправедливой и потому многие ее страницы замалчивались. Между тем миллионы солдат и офицеров в этой войне выполняли свой долг перед Отечеством, Россией и другими народами.

Историческую ткань российского общества, основу которой составляет российский менталитет, нельзя рассматривать, не затрагивая патриотизм, а последний так или иначе связан с национализмом, который нередко оценивается как явление консервативное, реакционное. Подобные оценки порой применяют и по отношению к патриотизму. Поэтому разграничение патриотизма и национализма представляет определенные трудности. Эти понятия в различных значениях используются в современной идейно-политической борьбе. Достаточно сослаться на абсурдное словосочетание «коммуно-патриоты», которым средства массовой информации пугают обывателя. Левая оппозиция существующему режиму широко использует идею государственного патриотизма.

Патриотизм и патриотические традиции русского народа

Патриотизм означает чувство любви (конечно, в сочетании с определенной деятельностью) к своему роду, племени, затем народности, народу, отечеству, государству. По смыслу он имеет две основы: природную и социальную, последняя связана с определенными обязанностями, долгом. «Основной долг благодарности к родителям, расширяясь в своем объеме, но не изменяя своей природе, — писал религиозный философ В. Соловьев, — становится обязанностью по отношению к тем общественным союзам, без которых родители произвели бы только физическое существо, но не смогли бы дать преимуществ достойного, человеческого существования. Ясное сознание своих обязанностей по отношению к отечеству и верное их исполнение образуют добродетель патриотизма…» (Соловьев В. Национализм. Патриотизм.

(Из энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона)// Новый Вавилон. 1994. N 1. С.35). Далее Соловьев пишет о совпадении патриотизма с благочестием. Он выводит истинную идею патриотизма из сущности христианского начала: «В силу естественной любви и нравственных обязанностей к своему отечеству полагают его интересы и достоинство главным образом в тех высших благах, которые не разъединяют, а объединяют людей и народы» (там же). Исходя из этих позиций, Соловьев осуждает национализм, полагая что «последовательного теоретического оправдания национализм, как и все отвлеченные начала, не допускает. Практическое значение он отчасти имеет, как знамя дурных народных страстей, особенно в странах с пестрым многонациональным населением» (там же. С. 36).

И в нашем нынешнем понимании патриотизм не синоним национализму. Последний в европейской интерпретации воспринимался как возведенный в ранг государственной политики эгоизм титульной нации. Когда складывалась Российская империя, основой государственного менталитета был отнюдь не национализм титульной нации, а именно державный патриотизм, что очень важно подчеркнуть. Речь шла не о господстве одной нации, а о семье народов, которая и в советское время была основой государственного патриотизма, выдержавшего страшные испытания на прочность в годы Отечественной войны.

Российский державный патриотизм неоднократно в истории России доказывал свою жизненную силу, приводившую в изумление иностранцев. Для подтверждения этого можно привести множество примеров. Вот некоторые из них: с 21 сентября 1609 г. по 1 июня 1611 г. армия польского короля Сигизмунда осаждала Смоленск. Обстоятельства сложились так, что защитники города были предоставлены сами себе. Им много раз предлагалась почетная капитуляция, так как сопротивление казалось бессмысленным. Однако Смоленск был ключом к Москве, поэтому его защитники решили: «Хотя в Смоленске наши матери, жены и дети погибнут, только бы на том стоять, чтобы польских и литовских людей в Смоленск не пустить». Потом был яростный приступ. Он продолжался целый год. К лету 1611 г. число жителей сократилось с 80 до 8 тыс., а оставшиеся в живых дошли до последней стадии изнурения. На вопрос к воеводе Шеину: «Кто советовал и помогал ему так долго держаться?» он ответил: «Никто особенно, никто не хотел сдаваться». Сигизмунд предложил оставшимся в живых перейти к нему на службу, а те, кто не захочет, могут, оставив оружие, покинуть Смоленск. Ушли все, кто еще мог идти. Пошли на Восток по истерзанной земле, питаясь подаянием. Эти люди выполнили свой долг перед государством, только государства не было. На протяжении всей русской истории движущей силой героизма русского воина была мысль о России и долге перед ней. Смиренный мужик, оторванный от сохи, прекрасно понимал, чем он был, стоя перед воинскими знаменами.

Кстати сказать, государственный патриотизм в России отнюдь не подавлял личность. Такое подавление несовместимо с российским менталитетом. Это чутко улавливала художественная культура. Например, Толстого в романе «Война и мир» интересует не только Кутузов, но и капитан Тушин с солдатами. Всем нам хорошо известна картина «Военный совет в Филях». На ней особенно запоминается девочка не печи, наблюдавшая за генералами. Подлинным национальным символом Великой Отечественной Войны выступает Василий Теркин.

Шовинистическая, националистическая окраска патриотизма ни в коей мере не может относиться к российскому менталитету. А если кто и пытается придать ему подобный смысл, то этим преследует определенные политические и идеологические цели. В то время, когда в нашей стране пытаются дискредитировать патриотизм, в западных странах от государственного патриотизма никто не собирается отказываться. Так, в Америке государственному патриотизму придается огромное значение. Вот пример. В Вашингтоне на Арлингтонском кладбище каждый час сменяется караул у могилы Неизвестного солдата, павшего в Первую (!) мировую войну. Тысячи школьников наблюдают следующий ритуал: к разводящему подходит солдат и рапортует: «Солдат Джонс нес караул у могилы Неизвестного солдата, погибшего за Америку». Разводящий отвечает: «Америка благодарит солдата Джонса за то, что он нес караул у могилы погибшего за Америку». Америка не забывает ни одного своего павшего солдата.

Хотелось бы обратить внимание еще на одно обстоятельство. Патриотизм чаще всего сопряжен в общественном сознании с военной деятельностью, однако отнюдь не захватнической. Но при этом остается в тени мирный аспект патриотизма, повседневная гражданственность, стремление к приумножению достоинств Отечества. В отношении русского патриотизма есть две точки зрения: одна утверждает необходимость государственного патриотизма на основе всех тех духовных ценностей, которые были выработаны народами России на протяжении ее тысячелетней истории. Только на этой основе можно противостоять многим негативным чертам западного менталитета. Другая точка зрения состоит в том, что нужно жить как все, богатеть, а русская сущность проявится сама собой. К сказанному хотелось добавить краткое перечисление основных особенностей российского патриотизма: миротворчество, державность, историческая преемственность, национальная осмысленность, социальная ориентированность, просвещенность и духовная наполненность.

На пороге нового столетия и нового тысячелетия Россия оказалась перед историческим выбором: идти своим путем, ориентируясь на свою историю и самобытность, или тащиться по той шлее, которая была давно проложена западными странами, рассчитывая каждый раз, что ее вытащат на буксире из очередной ямы страны с развитой экономикой. Народам России с ее тысячелетней историей не к лицу быть иждивенцами и социальными эпигонами. Ни западная, ни китайская модель в чистом виде в России не привьется, У нее свой менталитет, своя судьба.

Очевидно, что без проблемы менталитета невозможны и поиски новой государственной идеологии, которыми сейчас в России занимаются все, кому не лень. Кстати сказать, статья 13 Конституции Российской Федерации запрещает создание государственной идеологии. Она гласит: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Впрочем, это не запрещает обсуждать формулу русской идеологии или русской идеи. Однако при этом следует иметь в виду слова Н. Бердяева: «Разложение старых идей в полуравнодушной массе — ядовито» (Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 83).

Как бы то ни было, Россия сейчас, как никогда, нуждается если и не в идеологии, то в четкой и ясной концепции социально-политического, экономического и духовно-нравственного развития, а здесь без менталитета не обойтись. Ясно и другое. Россия в XXI в. не будет жить в изоляции от мирового сообщества. Следовательно, ее государственная идеология будет учитывать те ценности, на которые намерено ориентироваться мировое сообщество. Это, прежде всего, гуманизм, свобода, социальная справедливость и др.

Менталитет как культурно-генетический код российской цивилизации. Его относительная независимость от исторического времени

Все сказанное выше позволяет сделать некоторые сообщения о роли менталитета в российской культуре и еще шире — а российской цивилизации. Нужно иметь в виду, что понятие «цивилизация» часто подменяется понятием «культура». Нередко в теоретической и учебной литературе эти понятия рассматриваются как синонимы, что не совсем верно. Дело в том, что понятие «цивилизация» наряду с тем значением, которое входит в культуру, имеет еще и другое, более широкое, чем культура, значение. Этим понятием обозначается уровень, ступень общественного развития (античная цивилизация). Думается, что понятие «цивилизация» все же шире, нежели понятие «культура», хотя, несомненно, культура входит в цивилизацию. Мы часто говорим о национальной культуре, но реже или совсем не говорим о национальной цивилизации. Национальная культура чаще всего предстает перед нами современными итогами своего развития, а цивилизация своей историей. Есть китайская цивилизация и китайская культура, российская цивилизация и российская и русская культура.

Однако дело не только в этом. Цивилизация представляет собой более интегрированную целостность, чем культура, именно менталитет служит ее цементирующим началом. Но прежде чем подтверждать это положение, необходимо обратить внимание на очень важное с методологической точки зрения обстоятельство: культура вообще и российская культура в частности всегда рассматривалась нами в соответствии с марксистско-ленинской теорией не как целостность, а как противоположность двух культур, связанных с интересами определенных классов. При этом не имело существенного значения то, что допускалось привнесение, например в социалистическую культуру, лучших достижений культуры прошлого. Оценка этих достижений всегда осуществлялась с классовых идеологических позиций. Никуда не уйти от того весьма неприятного для российской цивилизации факта, как изгнание из Советской России многих ученых, работы которых только сейчас стали доступны массовому читателю. Эта позорная для любого цивилизованного государства практика продолжалась вплоть до конца 70-х гг. Это обстоятельство также помогает объяснить, почему проблема российского менталитета не рассматривалась в трудах советских обществоведов, в том числе и историков.

Цивилизация, несомненно, представляет собой целостность, которая развивается по своим внутренним законам, не подвластным сиюминутным воздействиям людей. В связи с этим нельзя не вспомнить идеи некоторых видных российских мыслителей о российском обществе как целостном социальном организме. Они много писали о душе этого организма. А что такое душа народа, если это не менталитет? «Ход русской истории, — писал И. А Ильин, — слагался не по произволу русских государей, русского правящего класса, с которыми каждый народ вынужден считаться. Слагаясь и взрастая в таком порядке, Россия превратилась не в механическую сумму территорий и народностей, как это натверживают иностранцам русские перебежчики, а в органическое целое» (Ильин И. А. Россия есть живой организм//Русская идея. М., 1992. С. 431).

Далее Ильин говорит о том, что духовный организм России создал свой особый язык, свою литературу, свое искусство. На этот язык, как на родной, отзываются все славяне мира. Помимо этого, русский язык как духовное орудие передал начатки христианства, правосознания, искусства и науки «всем малым народам нашего территориального массива» (там же. С. 433). Русский народ, подчеркивал Ильин, был для малых народов защитником, а не угнетателем. Он приводит целый список представителей любых наций, нашедших в России государственное и всенародное признание. Немногие знают, писал Ильин, что железнодорожное сообщение между Эстонией, Латвией, Польшей и Бессарабией могло наладиться и происходило после их отделения от России и на русском языке. Все признают всенародное значение русского искусства. На Игналинской атомной электростанции в Литве и сейчас все управление осуществляется на русском языке. Великий патриот России И. А. Ильин предупреждал о недопустимости превращения России в объект европейской эксплуатации, «в пассивный рынок для европейской жадности» (там же. С. 432).

Ментальную целостность российской цивилизации, ее особенности можно было бы подтвердить множеством примеров. О ней писали все выдающиеся русские мыслители. При этом нельзя не учитывать, что порой в литературе встречаются диаметрально противоположные оценки прошлой истории России. Об этом ярко написал в свое время А. С. Хомяков (см.: Хомяков А. С. О старом и новом//Русская идея С. 53−55). Он приводит немало примеров, опровергающих критические стереотипы, относящиеся к далекому прошлому. Но дело не столько в примерах, сколько в доказательстве того факта, что в развитии российского общества как социального организма большую, если не сказать определяющую, роль играл и сейчас играет российский менталитет. Любые сравнения хромают, тем более сравнения, относящиеся к обществу и такому биологическому организму, как человек. Однако все же обратимся к такому сравнению: с определенной долей условности менталитет можно соотнести и даже употребить генетическому коду человека, сейчас достаточно хорошо изученному. Было время, когда генетика считалась лженаукой. На этом основании игнорировалось влияние наследственности и преувеличивалось влияние среды, а с ним вместе и возможности влияния на организм с помощью изменения внешних условий. Отсюда и в развитии человека главный упор делался на изменения материальных и духовных условий, на воспитание и образование, с помощью которых можно быстро и эффективно решить задачу формирования нового человека. Эти, по существу утопические взгляды на всесильность образования и воспитания по мере развития социализма все более отрывались от реальности. «Нового человека» оказалось создать не так-то просто, несмотря на всю мощь социалистического государства и его идеологии.

Сказанное не следует понимать так, будто авторы недооценивают или игнорируют влияние обстоятельств на человека. Они хотят просто предостеречь от игнорирования генетического кода, т. е. наследственности. К сожалению, воспитание не всесильно, даже настоящее, основанное на самых передовых достижениях педагогической мысли. Не говоря уже о том антивоспитании, которое осуществляется сейчас в нашем обществе. Короче говоря, нельзя игнорировать природу человека и думать, что эта природа позволяет произвольно манипулировать человеком.

Общество как сложнейший социальный организм, возможно, так же развивается по своему генетическому коду, поэтому его нельзя произвольно изменять. Можно предположить, что и это обстоятельство привело к неудачам в строительстве социализма и к его быстрому и неожиданному развалу и что оно изначально обрекло на неудачу поспешное строительство капитализма в современной России. По-видимому, российский менталитет отвергает эти реформы, как отвергает иммунная система живого организма вмешательство всего того, что не было заложено в него природой. Разумеется иммунную систему можно ослабить или отравить организм курением, алкоголем, наркотиками или другими способами. И с обще ством также можно многое сделать, даже можно его уничтожить с помощью современного оружия, но этого нельзя допустить.

Общество представляет собой сложную систему, состоящую из многих элементов, связанных между собой не только «по горизонтали», но и «по вертикали», генетически. К сожалению, последнее обстоятельство не всегда учитывается, что не может не иметь отрицательных последствий для общественной жизни. Как всякая система, общество содержит системообразующие факторы, которые, в свою очередь, представляют собой системное образование. Менталитет как раз и относится к одному из таких факторов и потому должен рассматриваться во взаимосвязи с другими факторами.