Песнетворец

195 лет назад родился Алексей Кольцов

Самые изысканные виртуозы стиха восхищались дарованием Кольцова. «Воссоздателем народной песни, выразившим прелесть степных просторов» назвал его Константин Бальмонт.

Историки литературы сходились во мнении, что в поэзии Кольцова жизнь дана в своей природности, она вся сплошь представляет собой песню пахаря. Она дышит святым воздухом земли, святой Русью и потому является поклоном с давно покинутой, но вечно милой и зовущей Родины. Когда мы читаем Кольцова, наша душа дома. И вместе с тем страдальческая и искренняя муза этого самобытного, глубоко трогающего душу поэта так и не получила до сих пор надлежащей оценки.

Алексей Васильевич Кольцов принадлежал к светлым и одновременно трагическим избранникам судьбы. Бедная событиями его жизнь на поверку — жестокая драма. Как свидетельствует поэт, в сердце каждого человека — если вправду он человек! — тайный узник стонет… Немало тяжелых уступок обстоятельствам пришлось сделать Кольцову, немало и к нему пристало житейской грязи, однако в его поэзии нет места надрыву и тоске — нетленная красота торжествует в его задушевных песнях.

Кольцов родился в семье прасола. Детство поэта — это кошмар того самого «темного царства», где во главу угла ставилось подобострастное отношение к капиталу, а руководством к действию служило утверждение: дескать, деды не глупее нас были, а грамоты вовсе не знали. Невежество и хамство — два столпа того бытия — определяли жизненную позицию. И требовалась недюжинная стойкость души, чтобы вырваться из того заколдованного круга.

Предки Кольцова были мелкими торгашами-прасолами и шибаями (то есть барышниками), они были плебеями. В звериной борьбе за существование шибай готов рвать кусок хлеба у таких же обездоленных, как и он, бедняков — обманывает, обвешивает и клянется… Судьба поэта сложилась так, что ему на роду было написано стать продолжателем успешных торговых дел отца и его наследником. Этим объясняется и нерешительность, которую проявил поэт, когда пришла пора определиться — оставаться ли при деле в Воронеже или все бросить и отправиться в Петербург, чтоб всецело отдаться творчеству. Тем более что дела и в самом деле шли неплохо. Дом Кольцовых стоял на лучшей городской улице, у них даже были слуги из крепостных. Парадоксально, но представитель низшего, податного сословия мог владеть крепостными — это объяснялось тем, что невольники в ту пору были товаром.

Начинающему, еще не состоявшемуся поэту всегда важно обрести мэтра, которому хотелось бы подражать. Для Кольцова таким образцом стал Иван Дмитриев — случайно на толкучке прикупленный сборничек. Биографы отмечают, что Кольцов бросился с томиком Дмитриева в сад и принялся стихи… петь! Ему по душе пришлись как сама гармония стиха, так и созвучия рифм. Это случайное знакомство с поэзией Дмитриева решило участь Кольцова: в нем пробудилось такое страстное желание писать стихи, что оно превозмогло все препятствия… Как-то приятель Кольцова поведал ему про сон, снившийся ему три ночи кряду: сперва красавица требовала, чтоб он женился на ней, во вторую ночь явилась зрелая матрона, и наконец, беззубая старуха, грозившая всеми карами за ослушание… Ну прямо-таки Жуковский! Всю ночь корпел Кольцов над стихотворной пьесой «Три видения». Но ведь он был еще дилетантом — не ведал канонов стихосложения. Что делать? Он просто взял одно из сочинений Дмитриева и принялся к нему подгонять свой замысел. Получилась такая абракадабра, что юноша даже поостерегся показать свое творение Белинскому. И хоть первый опыт был комом — он не обескураживался, проводя за белым листом бессонные ночи.

А отцовское дело крепло, и участие в нем сына было все более необходимым. Поэт и торговец — есть ли две вещи, более несовместные? А между тем такова была участь Кольцова. Отец торговал скотом, был скареден до изуверства, держал сына в черном теле и всю жизнь не только попрекал его куском хлеба, но и издевался над книжностью его. Правда, позже, меркантильным своим разумением смекнув, что с его сыном считаются в столицах, использовал эти его связи для своих торговых нужд. Еще бы… Ведь Кольцова в Петербурге принимал даже Пушкин! Стихотворение Кольцова «Урожай» Пушкин напечатал в «Современнике». Записочки от столь знатных особ, как, скажем, Жуковский или Одоевский, не раз помогали в торговых делах. Но лишь только нужда в сиятельных связях отпадала — он опять принимался тиранить сына. Еще на заре туманной юности сына отец превратил его в несчастного страдальца: выслал с глаз долой и навсегда разлучил с возлюбленной, насильно выдал замуж его крепостную избранницу. Еще одна жертва семейной тирании, Кольцов больше всего нуждался в поддержке, в душевном подъеме, чтоб вынянчить свои песни… Представьте обстановочку — дрязги базаров, матерщина и надувательство. Как тут не зачахнуть таланту, которому потребны спокойствие и яркие краски природы, лучи солнца, полет ветра и безбрежное море степи…

Если бы он хотя бы ненадолго не уединялся от грязной стихии базара, если бы не было у него возможности хотя бы чуть-чуть отвлечься от суеты ради поэтических грез на вольном просторе — не было бы в русской поэзии тех чарующих звуков, какими богаты песни Кольцова.

А его судьба удручающе нелепа, хотя он сумел себя выразить в своих песнях. Заложник отцовского благополучия, Кольцов так и не смог вырваться из болотной мертвечины, хотя влиятельные петербургские знакомцы наперебой зазывали его на профессиональную стезю литератора. Чахотка, приобретенная из-за кочевых мытарств с частыми ночлегами прямо в степи среди гуртов скота, долги да плюс к тому безответное увлечение красоткой уездного масштаба сыграли свою горестную роль в гибели поэта. Ему было отмерено всего тридцать три года…