Граф Келлер

От Редакции: 8 (21) декабря 1918 года в Киеве по приказу Петлюры и Коновальца был убит герой Первой мировой войны, первая шашка России, единственный генерал, не предавший Императора Николая II, генерал Келлер. В этот день мы предлагаем нашим читателям ознакомиться со статьей Максима Воробьева и Михаила Фомина, посвящённой графу Келлеру. От себя хотелось бы добавить, что участь убийц этого доблестного русского офицера была печальной. Петлюре недолго пришлось любоваться в Париже вывезенной им саблей с бриллиантами — его настигли пули мстителя, а Коновальца разорвала бомба, спрятанная умельцами из НКВД в коробку конфет.

Русский человек с немецкими корнями, граф Келлер по рождению принадлежал к лютеранской вере, в которой официально пребывал большую часть жизни, о чем свидетельствуют его послужной список за 1910 год и более ранний перечень выпускников Тверского кавалерийского училища. Однако, известные нам неоспоримые факты, относящиеся к его последним годам, связанным с Великой войной и Великой смутой, позволяют с уверенностью утверждать, что свой крестный путь и мученическую смерть он встретил в лоне Святой Православной Церкви.

Каждому, внимательно просмотревшему материалы по последним годам жизни Ф. А. Келлера, бросается в глаза окружение ее духом Православия. Не имперским, не обще-христианским, но именно православным.

Известно, что Келлер, в 1918 году готовившийся возглавить монархическую Северную армию, был благословлен св. Патриархом Тихоном «шейной иконочкой Державной Богоматери и просфорой». Факт этот был обнародован десятилетия спустя Е. Н. Безак, женой Ф. Н. Безака, тогда назначенного Келлером председателем Совета обороны при главнокомандующем. Патриаршие дары были доставлены в Киев владыкой Нестором Камчатским (вдохновитель одной из попыток спасения Царской Семьи, он был близок к Патриарху и сослужил ему на заупокойной литургии в храме Духовной Семинарии, где впервые поминались имена новомучеников и исповедников российских). Необходимо отметить, что привезенные святыни — и шейная (нательная) икона, и просфора, являлись предметами личного использования, причем обе содержали в себе религиозный смысл, неприемлемый для лютеран (не почитающих, тем более, не носящих на теле икон, и не употребляющих в пищу просфор).

Когда же Келлер получает возможность самостоятельно избрать символику для сформированной его именем Северной армии, он отдает предпочтение не традиционному для монархистов двуглавому орлу или иным имперским символам, но утверждает в качестве нарукавного знака белый восьмиконечный православный крест. В гражданскую войну этот знак появится еще только раз — на груди у бойцов из дружин Святого Креста генерала М. К. Дитерихса. Среди белых военачальников только Келлера и Дитерихса можно назвать православными монархистами не в политическом, а в религиозном значении этого слова.

В своем обращении к старым соратникам Федор Келлер говорит: «Настала пора, когда я вновь зову вас за собою. Вспомните и прочтите молитву перед боем — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божией помощью вперед за Веру, за Царя и за неделимую нашу родину Россию». Подобная речь в устах искреннего протестанта невозможна, а кривить душой «для пользы дела» Келлер не мог, как те православные по рождению командующие, которые заискивали перед иноверцами громкими фразами о «знамени пророка» и «священном лотосе».

Будущее возрождение России Келлер связывал со всенародным раскаянием. Его нелицемерная любовь, стремление ко всему русскому, православному, а не просто общероссийскому, абстрактно-государственному, раскрывает несвойственную немцам-лютеранам ментальность. Сам стиль послания, отправленного им в Ставку, необычен для официальных документов того времени: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя!» Этот слог скорее принадлежит другой эпохе, эпохе древней Руси.

Командир лейб-гусар и дворцовый комендант, друг Келлера В. Н. Воейков в своих воспоминаниях отзывается о нем, как об «истинно русском, кристально чистом человеке, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине».

В те времена, когда национальность обыкновенно определялась религией, лютеранина могли похвалить по всякому, но даже из вежливости русским бы не назвали — и наоборот, обращенный в Православие немец, татарин или еврей, в глазах окружающих автоматически выпадал из прежней национально-религиозной группы и входил в новую среду, становясь русским.

Немецкое происхождение Келлера и его врожденная принадлежность к соответствующей религиозной традиции были очевидны. И если при этом современники говорили о нем, как о русском, то только по тому, что точно знали о его Православии. Это косвенно свидетельствует о том, что он обратился в Истинную веру в зрелом возрасте, и этот факт из жизни высокопоставленного военачальника и прославленного героя был широко известен, во всяком случае, в армейской среде.

Впрочем, ошибочно было бы полагать, что Келлер приобрел русскую ментальность и убеждения только после своего перехода в Православие, — он впитал эти качества с юных лет. Фактическое его обращение стало делом времени (припомним историю св. Императора Константина Великого: с какого времени его можно считать христианином — с его похода против Максенция, когда ему была явлена Истина Христианской веры, или с момента фактического крещения на закате жизни — ясно, что первое).

В упоминаниях современников о Келлере нет ни одного указания на его «немецкость». Даже генерал А. А. Брусилов, с открытой злобой писавший о нем в мемуарах, не посмел отказать ему ни в храбрости, ни в русскости — людей, сомневающихся в этих качествах Келлера, просто и быть не могло.

Не будем забывать, что мировая война сопровождалась антинемецкой истерией и шпиономанией, жертвами которой оказались многие высшие офицеры с немецкими фамилиями. Характерным примером явилось дело П. Ренненкампфа, на которого в силу его происхождения списали неудачи русских войск в Восточной Пруссии (после выхода в отставку Ренненкампф принял Православие, а через несколько лет, отказавшись вступить в Красную армию, — смерть от рук большевиков).

«Бей их в морду и по шее!», — приказывал своим конникам русский генерал Федор Келлер при виде австрийских кавалеристов, чьи головы были надежно защищены стальными касками. «Если не можешь пить рюмки — не пей, если можешь ведро — дуй ведро!», — распоряжался он в осажденном Киеве, приказав раздать четвертями водку замерзавшим на позициях добровольцам. Как-то не вяжутся ни эти западавшие в память современников фразы, ни многое другое, с обликом «честного немца» на Государевой службе, привыкшего по-европейски свысока и со стороны оценивать русский уклад и русскую веру.

В своей работе «Несколько кавалерийских вопросов» (написанной в 1910 — 14 г.) Келлер осудил стремление высшего командования следовать образцам западных армий и критиковал возникшее «в силу нашей всегдашней готовности к самооплеванию» (как точно это подмечено!) ложное мнение о высоком развитии западного солдата в сравнении с русским.

Однополчанин по «бессмертным гусарам», офицер-александриец С. А. Топорков писал впоследствии: «Характерной чертой графа Келлера была нелюбовь всего иностранного. Всегда и во всем он это подчеркивал».

В послереволюционный период «выбора ориентации» — всеобщих упований на поддержку германцев либо «союзников», Келлер призывал не забывать о единственно приемлемой — «русской ориентации». Прекрасно владевший немецким языком, он предпочитал разговаривать с германскими военными через переводчика. Попытка же при их помощи спасти Келлера от петлюровского ареста не удалась из-за того, что русский генерал, отказавшись снять шашку и Георгия с шеи, скинул наброшенную ему на плечи немецкую шинель со словами: «Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». Ни мольбы, ни угрозы не могли поколебать его решения.

Несмотря на то, что пока еще не найден официальный документ, подтверждающий факт принятия Ф. А. Келлером православной веры, мы имеем возможность добавить к вышеперечисленным свидетельствам и прямые, очевидные доказательства его принадлежности к Святой Церкви.

Архиепископ Нестор Камчатский (ранее передавший графу Патриаршее благословение иконой и просфорой), пребывавший в осажденном петлюровцами Киеве, писал о том, как Келлер, приняв решение прорываться из города с группой офицеров, настойчиво просил владыку благословить его на это предприятие, казавшееся тому невыполнимым. Ни для кого не секрет, что лютеране не нуждаются в благословениях православного духовенства, которого не почитают и о котором обычно имеют невысокое мнение.

Келлер же, согласно его дневниковым записям, напротив, ждал от иерархов, находившихся с ним в Михайловском монастыре, борьбы и жертвенного подвига.

Немаловажным является и то обстоятельство, что захоронение Федора Келлера обнаружено на старом кладбище Покровского женского монастыря. Как известно, после гибели генерала от рук петлюровцев, тело его было выставлено в покойницкой, а откуда увезено близкими и предано земле. Поскольку хоронили Келлера люди не случайные, то и место для погребения выбиралось ими вполне сознательно. Кладбища тогда еще четко разделялись по признаку вероисповедания, и лютеран погребали отдельно от православных, в Киеве того времени — в лютеранской части Байкова кладбища.

А десять лет спустя в русском журнале «Двуглавый орел», выходившем во Франции, появилось объявление: «В воскресенье, 10/23 декабря в 11 часов утра, в соборной церкви Знамение Божией Матери в Париже, по просьбе монархического объединения, будет совершено заупокойное богослужение по графе Келлере, полковнике Пантелееве и ротмистре Иванове» (это объявление предваряет статью «Герои Долга» Н. Д. Тальберга, вместе с Келлером и Пантелеевым состоявшего в монархической организации «Великая Единая Россия»). Панихиду по убиенным воинам заказали те, кто хорошо знал Федора Артуровича в последний период его жизни.

Офицер и поэт П. Н. Шабельский-Борк, в 1918 г. находившийся с Келлером на Украине, в том же номере журнала опубликовал свое стихотворение:

Витязь славы

Когда на Киев златоглавый

Вдруг снова хлынул буйный вал,

Граф Келлер, витязь русской славы,

Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,

Не снял ни шашки, ни погон:

«Я сотни раз ходил в сраженья

И видел смерть", — ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,

Что должен быть всегда при нем,

Расстаться с шашкой заповедной,

Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой

Ворвались в мирный монастырь.

Он вышел к ним навстречу смело,

Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.

Их жег и мучил светлый взор,

Им стыдно, и уже не рады

Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев

Покинул граф последний кров.

С ним — благородный Пантелеев

И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.

Покрытый белой пеленой,

Коня над пропастью вздымая,

Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,

В момент разгула темных сил,

Он о Единой — Неделимой

В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,

Крест православный сотворя,

Граф Келлер встал в свой рост гигантский,

Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляде

Случайно, даже и в ночи,

Трусливо всех прикончив сзади,

От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый

Алел на снежном серебре.

Так умер витязь русской славы

С последней мыслью о Царе.

https://sergedid.livejournal.com/278 271.html