Очищающий дождь Вифлеема

Дождь. Изматывающий, ледяной, пронизывающий насквозь дождь. Огромная ночная площадь перед базиликой освещена красной звездой на рождественской елке, зелеными неоновыми буквами-червяками с мечети напротив, желтоватым светом витрин сувенирных магазинов-ларьков и кафе, факелами в руках танцующих эфиопов и вспышками фотоаппаратов: «Дорогая, а я в Вифлееме, представляешь? Нет, до „звезды“ еще не дошла — щас пробьемся, дак потом оттуда позвоню. Как там у нас-то? Зима? А-а. Ну, здесь тоже нежарко. Все, я побежала — тут кордон взломали наши паломники»..

Похоже, суровые палестинские полицейские, стеной стоящие у ограждения, уже прочно усвоили этот незатейливый лексикон: «звездочка-а», «пусти-ити-сь», «пройти-ити-бы-а?» и тому подобные сюсюкающие, лебезящие просьбочки. Но твердо усвоили и то, что, если поддашься на них, дашь слабину, то вся эта очень кроткая и смиренная группа паломников превратится в орущую толпу, могущую напрочь снести как металлические заборы-ограждения, так и самих полицейских. Бабушки-одуванчики — это до. Визжачий старушачий вал давящих друг друга благочестивых паломниц — сразу после. Поэтому строги не на шутку: проход к базилике Рождества Христова — только по одному или маленькими группами.

«Врата смирения» при входе — прекрасное все-таки изобретение! Хотя и были они устроены века назад, чтобы в храм не въезжали варвары на конях через прежние — великолепные и огромные ворота, — но и сегодня они выполняют свою задачу: резко снижают как скорость, так и охлаждают разум возмущенный. Не поклонившись, не войдешь. А чтобы поклониться, обязательно остановишься. А, остановившись, думать начинаешь. Например, куда и зачем пришел. Рождество Христово, величественная базилика в Вифлееме. Ночная служба.

Храм не просто огромен: в своем величии он огромен всепоглощающе. Свидетельство былого величия христианских империй — Византийской, Римской, Российской. Когда-то светлого мрамора, стены и ряды колонн нынче серые, коричневые, а то и вовсе черные. Когда-то сияющие фрески замазаны белой краской или вовсе сбиты. То, что осталось — мелкие блестки позолоты на черных стенах. Зато пол истерт до белизны. На полу лужи — дождь проникает и сквозь крышу.

А людей в храме, оказывается, очень мало! И не потому совсем, что суровые охранники «держат очередь» (в конце-то концов все желающие проходят сюда). А просто потому, что те тысячи (или сотни), которые находятся здесь, просто не соответствуют его размеру. Три патриарха служат литургию в пещере Рождества Христова (там тепло и душно и Махмуд Аббас приехал), а оставшиеся тысячи: грузины, русские, эфиопы, румыны, греки. группками расходятся-рассаживаются-разлегаются по углам. Кто-то принес с собой складной стульчик, кто-то не побоялся приютиться на мокром полу в спальном мешке. Это не значит, что никто не молится. Наоборот: все пытаются следить за ходом литургии.

В этот раз это оказалось сложнее: греки разрешили служить только по-гречески. Проблема для русских: в прошлом-то году и Символ веры вместе пели, и Отче наш — то-то радости было! Сейчас — усталое вслушивание в тихое течение греческой речи и робкие попытки понять — «Что идет-то?» Кто-то подсказывает, люди ободряются.

Усталость страшная. Бессонная ночь, постоянные проверки, поиски приюта в холодном городе — ух, как начинаешь понимать Семью, которой удалось все-таки найти теплую пещеру с яслями, куда можно было потом положить Новорожденного!

Прислоняешься к колонне, вздыхаешь. Рядом — паренек. Лысоватый, в маске. Поворачивается: «С праздником вас! Тоже устали, да» Судя по выражению глаз, даже улыбается. «Да вы не смущайтесь, что я в маске! Просто..рак у меня. Московские врачи сказали, что жить осталось месяца три, а местные, израильские, что еще пару лет протянуть могу. Вот и приехали сюда. С мамой. Квартиру в Москве продали и приехали. Лечусь вот. Почему в Вифлеем приехал, когда в больнице быть должен?! Видите ли, когда узнал, что смертельно болен, то решил оставшиеся месяцы с Богом провести. Двадцать пять лет жил — толку-то? Надеюсь, из оставшегося времени толк выйдет. Надеюсь. Вас как зовут? А меня — Антон. Я танго люблю танцевать. Когда боль стихает, мы с невестой танго танцуем — тут в Израиле есть, где развернуться, на берегу моря если».

Мама Антона, типичный московский интеллигент, сидит рядом. Уже не плачет: «Я раньше не верила. Диссертации, доклады, симпозиумы. Сейчас вот — не знаю. Наверное, я становлюсь ближе к Богу. Хотя, не знаю. Не хотелось бы к Нему обращаться, знаете, так — чисто потребительски. Мол, дашь сыну жизнь — я в Тебя, так и быть, поверю. Не так надо верить. Поэтому сижу сейчас здесь, пытаюсь понять службу и пытаюсь понять Бога».

Тут послышался небольшой шум — одной девушке плохо стало. Стояла-стояла, и свалилась. Прямо в лужу на мраморном полу. Подбегают, поднимают: обморок у человека. Садим ее на стул, начинаем приводить в себя. Ольгой звать, из Киева приехала: «Мне бы только до «звезды Вифлеемской добраться..А там очередь. Пройти не дают. Два дня не ела..» — «Ну, милая, до Вифлеемской-то звезды добираться-то лучше в одушевленном состоянии. А так — кто же тебя потащит? Хоть и молодая, но тяжело тащить неодушевленное тело-то. Быстро — есть!!!» — «А можно?» — «Хочешь Рождество встретить — нужно!» Антон и его мама ходили по храму, собирали еду для Ольги. Пришли с гигантским пакетом. Прибежал врач-сириец с бутылкой воды: «Пить — немедленно! С Рождеством Христовым!»

Тихая, грустная служба под звук падающих с неимоверной высоты капель подошла к концу. Ушел Махмуд Аббас, стали расходиться патриархи. Исчезли суровые охранники палестинцы. А у холодных стен, потемневших от сырости и старости, устроили праздничную и печальную трапезу христиане со всех концов земли, утешая и пришедшую в себя Ольгу из Киева, и смертельно больного Антона, и его маму.

— Службу не слышали, но к «звездочке» попали! Значит, не зря съездили, — громко рассуждали паломницы из древнего русского города, шурша черными юбками, распихивая каких-то засидевшихся тут.

— А мы Христа видели, — вдруг сказала мама Антона.

— В прелести ты, мать, в прелести! — послышался черный шершаво-юбочный голосок. — Где ж ты видеть-то Его можешь? Ты на себя посмотри: грешница, а все туда же прешь!

— Здесь видела. У христиан.

К «звезде», серебряной звезде, которая находится на месте в пещере, где по преданию родился Иисус Христос, где находятся ясли, куда положила Его Дева Мария, мы прошли без всякой очереди и суеты. Суровые охранники нам улыбались. Дождь в Вифлееме продолжался еще два дня.