 |
| НГ-Религии | Дмитрий Урушев | 04.08.2004 |
Будущая великая княгиня Елизавета родилась в 1864 году в семье Людвига IV, правителя небольшого немецкого герцогства Гессен-Дармштадтского, и принцессы Алисы, дочери английской королевы Виктории. Елизавета, а по-домашнему просто Элла, была вторым ребенком державной четы, а ее сестра Алиса стала впоследствии российской императрицей Александрой Федоровной.
Прощание с детством
Семеро детей герцога воспитывались матерью в традициях старой Англии: простая одежда и еда, посильная домашняя работа. Впоследствии Елизавета Федоровна говорила: «В доме меня научили всему». Мать старалась воспитать детей в строгой протестантской вере, вложить в их сердца любовь к ближним, особенно к страждущим.
В 1876 году в Дармштадте началась эпидемия дифтерита, заболели все дети, кроме Елизаветы. Заболела и умерла в возрасте тридцати пяти лет сама герцогиня Алиса. Так для принцессы закончилась пора детства. В горе девочка стала чаще и усерднее молиться, ибо поняла, что жизнь на земле — это крестный путь. Всеми силами маленькая Элла старалась облегчить скорбь отца, поддержать его и утешить, а младшим сестрам и брату в какой-то мере заменить мать.
В 1884 году принцесса Елизавета стала невестой великого князя Сергея Александровича, сына императора Александра II, брата императора Александра III. Элла познакомилась с будущим супругом еще в детстве, когда Сергей приезжал в Германию со своею матерью, императрицей Марией Александровной, также происходившей из рода герцогов Дармштадта. На свадьбу Елизаветы в Россию прибыла вся ее семья, в том числе и сестра Алиса, которая встретила здесь своего будущего супруга, цесаревича Николая Александровича.
Непонятно, чем Сергей Александрович привлек Эллу. Он был храбрым офицером, сторонником жесткой дисциплины, на семь лет старше своей избранницы, но, наверное, умел ухаживать, поскольку его шарм отмечали все.
Это потом Елизавета узнает, что ее супруг, блестящий щеголь, меценат, тонкий ценитель искусств и великосветский лев, известен бесчисленными любовными победами и полуночными гвардейскими кутежами.
В православие без благословения отца
В октябре 1888 года Сергей Александрович с супругой по поручению императора Александра III побывал в Палестине на освящении храма равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании, построенного в память об императрице Марии Александровне. Красота нового храма потрясла Елизавету, и она воскликнула: «Как я хотела бы быть похороненной здесь!»
После посещения Святой земли Елизавета твердо решила перейти в православие. Но от этого ее удерживал страх причинить боль родным. Наконец, 1 января 1891 года она отправила в Дармштадт письмо, сообщая отцу о своем решении принять православную веру и прося благословения: «Это было бы грехом оставаться так, как я теперь — принадлежать к одной Церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым, никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя все это совершенно одной моей совести. Он знает, какой это серьезный шаг и что надо быть совершенно уверенною, прежде чем решиться на него… Я так сильно желаю на Пасху причаститься святых тайн вместе с моим мужем». Герцог ответил дочери письмом, в котором говорил, что решение ее причиняет ему боль и он не может дать своего благословения.
Но Елизавета проявила мужество и, несмотря на душевные страдания, не поколебалась в решении перейти в православие. 12 апреля 1891 года над ней было совершено таинство миропомазания, и протестантка Елизавета стала православной Елизаветой Федоровной. Растроганный император Александр III благословил невестку иконой Спаса Нерукотворного, с которой великая княгиня не расставалась всю жизнь.
Последнее поприще великого князя
В 1891 году император Александр III назначил Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Великий князь, человек сильный и талантливый, но не помышлявший о блестящей карьере, был совершенно доволен должностью командира лейб-гвардии Преображенского полка. Поэтому переезд из Петербурга в Москву огорчал Сергея Александровича. Об этом Елизавета так писала цесаревичу Николаю: «Ты легко можешь себе представить, как нас взволновало начало совершенно новой жизни, а потом еще грусть расставания с дорогим полком. В самом деле, очень трогательно видеть, как все офицеры любят Сергея и в каком они отчаянии, что он их покидает».
Когда в 1904 году началась русско-японская война, Елизавета Федоровна занялась организацией помощи фронту. На свои средства она сформировала несколько санитарных поездов, устроила в Москве госпиталь для раненых, который часто посещала, создала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших солдат и офицеров. Лично от себя великая княгиня посылала на фронт Евангелия, иконки и молитвенники.
Однако русские войска терпели одно поражение за другим. Небывалый размах в стране приобрели антиправительственные митинги, террористические акты и забастовки, вылившиеся в революцию 1905 года. Сергей Александрович считал, что необходимо применить жесткие меры по отношению к революционерам, но в Петербурге с ним не согласились, и он отказался от поста московского генерал-губернатора, сохранив за собою лишь пост командующего Московским военным округом.
Великий князь с женой покинули генерал-губернаторский дом на Тверской улице и переехали в имение Нескучное, но пробыли в нем недолго, ибо там стало небезопасно: революционеры-эсеры приговорили Сергея Александровича к смертной казни. В дом стали присылать угрожающие письма — боевая организация партии эсеров начала охоту за Сергеем Александровичем. Супруги переехали в Кремль в Николаевский дворец, откуда великий князь, отказавшийся от охраны, ежедневно в один и тот же час выезжал для приемов и докладов.
Молитва об убийце
5 февраля 1905 года Сергей Александрович был убит на Сенатской площади Кремля бомбой, брошенной террористом Иваном Каляевым. Тело великого князя было практически разорвано в клочья, можно было только разглядеть часть мундира, руку и ногу. Голова и все остальное было разметано по снегу. Когда Елизавета Федоровна прибыла к месту взрыва, там уже собралась толпа. Кто-то попытался помешать великой княгине подойти к останкам супруга, но она пробралась к месту трагедии и своими руками собрала на носилки разбросанные взрывом куски тела мужа.
Великий князь Константин Константинович записал в своем дневнике: «Ее (Елизавету) хотели не допустить, но она пробилась к месту, где лежали останки бедного Сергея… Она припала к кисти правой руки, сняла кольца. Лицо ее было в крови несчастного. Нашлись обрывок золотой цепочки и уцелевшие тельный крест и образки. Она шарила в снегу, где еще долго потом находили косточки, хрящики, части тела, платья, обломки кареты, от кузова которой ничего не осталось… Элла сама распорядилась, чтобы принесли носилки, на которые сложили бренные останки и покрыли шинелью какого-то солдата. Все это делалось при ней. Она велела нести носилки в Чудов монастырь».
На третий день после гибели мужа Елизавета Федоровна поехала в тюрьму, где содержался убийца. Каляев сказал: «Я не хотел убивать Вас, я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но Вы были с ним, и я не решился его тронуть». — «И Вы не сообразили того, что Вы убили меня вместе с ним!» — воскликнула великая княгиня. Потом добавила, что принесла ему прощение и просит убийцу принять священника и покаяться в содеянном преступлении. В руках она держала Евангелие и просила почитать его, но Каляев отказался.
Все же Елизавета Федоровна оставила в камере Евангелие и маленькую иконку, надеясь на чудо. Выходя из тюрьмы, она сказала: «Моя попытка оказалась безрезультатною, хотя, кто знает, возможно, что в последнюю минуту он сознает свой грех и раскается в нем». После этого великая княгиня просила императора Николая II о помиловании Каляева, но это прошение было отклонено.
«Я восхожу в мир бедных и страдающих»
С момента кончины супруга Елизавета Федоровна не снимала траур, держала строгий пост и много молилась. Ее спальня в Николаевском дворце стала напоминать монашескую келью. Вся роскошная мебель была вынесена, стены перекрашены в белый цвет и увешаны иконами и картинами духовного содержания. Ни на каких светских приемах великая княгиня не появлялась. Она собрала все свои драгоценности, часть отдала в казну, часть — родственникам, а остальное решила употребить на постройку обители милосердия.
В Москве на Большой Ордынке Елизавета Федоровна приобрела усадьбу с четырьмя домами и садом для устройства обители. В самом большом доме расположились трапезная, кухня, кладовая и другие хозяйственные помещения, во втором — церковь святых Марфы и Марии и больница, рядом — аптека и амбулатория для приходящих больных, в четвертом доме находилась квартира для протоиерея Митрофана Серебрянского — духовника обители, школа для девочек и библиотека. Так возникла знаменитая Марфо-Мариинская обитель.
10 февраля 1909 года великая княгиня сняла траурное платье, облачилась в белое одеяние сестры милосердия и, собрав послушниц своей обители, объявила: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир — в мир бедных и страдающих». А 9 апреля 1910 года епископ Трифон (Туркестанов) посвятил семнадцать послушниц во главе с Елизаветой Федоровной в звание сестер милосердия.
Прекрасный образ великой княгини Елизаветы Федоровны, настоятельницы Марфо-Мариинской обители, запечатлел Иван Бунин в рассказе «Чистый понедельник»: «Только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер».
День в Марфо-Мариинской обители начинался в 6 часов утра. После общего утреннего молитвенного правила в больничном храме великая княгиня давала послушания сестрам на предстоящий день. Свободные от послушания оставались в храме, где начиналась литургия. Дневная трапеза проходила под чтение житий святых. В 5 часов вечера в церкви служили вечерню с утренею. Под праздники и воскресные дни совершалось Всенощное бдение. В 9 часов вечера в больничном храме читалось вечернее правило, после него все сестры, получив благословение настоятельницы, расходились по кельям.
В обители Елизавета Федоровна старалась вести подвижническую жизнь: спала на деревянных досках без матраса, строго соблюдала посты, ела только растительную пищу и, как поговаривали, тайно носила власяницу и вериги. Привыкшая с детства к труду, она все делала сама и лично для себя не требовала никаких услуг от сестер. Она участвовала во всех делах обители как рядовая сестра, всегда подавая пример остальным. Утром вставала на молитву, после чего распределяла послушания сестрам, работала в клинике, принимала посетителей, разбирала прошения и письма.
Вечером был обход больных, заканчивавшийся далеко за полночь. Ночью настоятельница молилась, и ее сон редко продолжался более трех часов. Если же больной нуждался в помощи, она просиживала у его постели до рассвета. В больнице Елизавета Федоровна брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки, утешала больных и всеми силами стремилась облегчить их страдания.
Арест на Пасху
В годы Первой мировой войны трудов у великой княгини прибавилось: необходимо было ухаживать за ранеными в лазаретах. Часть сестер обители были отпущены для работы в полевом госпитале. Первое время Елизавета Федоровна навещала и пленных немцев, но слухи о том, что она якобы является германской шпионкой, заставили от этого ее отказаться.
Весной 1917 года к ней приезжал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма, некогда горячо влюбленного в юную принцессу Эллу, и предложил ей помощь в выезде за границу. Но Елизавета Федоровна ответила, что решила разделить судьбу страны, которую считает своей новой родиной, и не может оставить сестер обители в это трудное время.
После заключения Брест-Литовского мира немецкое правительство добилось согласия советской власти на выезд великой княгини за границу. Германский посол граф Мирбах дважды пытался увидеться с Елизаветой Федоровной, но она не приняла его и категорически отказалась уезжать из России.
В апреле 1918 года, на третий день Пасхи, Марфо-Мариинскую обитель посетил Всероссийский Патриарх Тихон, отслуживший там литургию и молебен. Сразу после отъезда Патриарха к обители подъехала машина с комиссаром и красноармейцами. Елизавете Федоровне приказали ехать с ними и дали полчаса на сборы. Настоятельница успела лишь собрать сестер в церкви святых Марфы и Марии и дать им последнее благословение. Елизавета Федоровна благодарила плачущих сестер за самоотверженность и верность и просила настоятеля не оставлять обители и служить в ней до тех пор, пока это будет возможным. С великою княгиней поехали две сестры милосердия — Варвара Яковлева и Екатерина Янышева.
Алапаевская шахта
Узнав о случившемся, Патриарх Тихон пытался через различные организации, с которыми считалась новая власть, добиться освобождения Елизаветы Федоровны. Но старания его оказались напрасными, ибо все члены императорской семьи были обречены. Великую княгиню и ее спутниц направили по железной дороге в Пермь. По пути в ссылку она написала письмо сестрам своей обители: «Не могу забыть вчерашний день, все дорогие милые лица. Господи, какое страдание в них, о, как сердце болело. Вы мне становитесь каждую минуту дороже. Как я вас оставлю, мои деточки, как вас утешить, как укрепить? Помните, мои родные, все, что я вам говорила. Всегда будьте не только мои дети, но послушные ученицы. Сплотитесь и будьте как одна душа, все для Бога, и скажите, как Иоанн Златоуст: Слава Богу за все!»
Последние месяцы своей жизни Елизавета Федоровна провела в заключении в городке Алапаевске вместе с великими князьями Сергеем Михайловичем, Иоанном, Константином и Игорем (сыновьями великого князя Константина Константиновича) и князем Владимиром Палеем, родственником Романовых. Сестер, сопровождавших настоятельницу, привезли в областной совет и предложили им идти на свободу, но обе умоляли вернуть их к Елизавете Федоровне.
Варвара Яковлева сказала о готовности дать подписку, что желает разделить судьбу великой княгини. Так она сделала свой выбор и присоединилась к несчастным, ожидавшим решения своей участи.
Глубокой ночью 18 июля Елизавету Федоровну вместе с другими узниками сбросили в шахту старого рудника. Когда комиссары сталкивали великую княгиню в пропасть, она повторяла слова Христа: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят». Затем большевики забросали шахту ручными гранатами.
Елизавета Федоровна упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине 15 метров. Впоследствии рядом с нею нашли тело Иоанна Константиновича с перевязанной головой. С тяжелейшими переломами и ушибами великая княгиня и здесь стремилась облегчить страдания ближнего. Скончались они в страшных мучениях от жажды, голода и ран.
Путь в Гефсиманию
31 октября 1918 года белогвардейцы, занявшие Алапаевск, извлекли останки из шахты, положили в деревянные гробы и поставили в городской кладбищенской церкви. На следующий день их перенесли в склеп Свято-Троицкого собора. Но тела покоились здесь недолго. Красная Армия наступала, и необходимо было перевезти их в более безопасное место. Занялся этим игумен Алексеевского скита Серафим, получивший разрешение от адмирала Колчака перевезти останки. Атаман Семенов выделил для этого вагон и дал пропуск. И 14 июля 1919 года восемь гробов направились к Чите.
Там гробы пробыли шесть месяцев. Но Красная Армия снова наступала, и останки необходимо было увозить уже за пределы России. 11 марта 1920 года начался этот скорбный путь. Благодаря пропуску Семенова вагон постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, направляя к китайской границе.
В Харбин для опознания убитых и составления протокола был вызван князь Николай Кудашев, последний императорский посланник в Китае. Впоследствии он вспоминал: «Зная, что великая княгиня всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю — послал прах ее и ее верной послушницы в Святую землю, попросив монаха (Серафима) проводить их до места последнего упокоения и тем самым закончить начатый подвиг».
В апреле 1920 года гробы прибыли в Пекин, где их встречал начальник Русской духовной миссии, архиепископ Иннокентий (Фигуровский). Из Пекина гробы с телами великой княгини и инокини Варвары снова отправились в путь, на этот раз в Тянцзин, а затем в Шанхай. Из Шанхая — пароходом в Порт-Саид, куда прибыли в январе 1921 года.
Из Порт-Саида гробы в специальном вагоне отправили в Иерусалим, где их встретило русское и греческое духовенство, многочисленные паломники, которых революция 1917 года застала на Святой земле. Погребение совершил Иерусалимский Патриарх Дамиан вместе с многочисленным духовенством. Гробы поместили в усыпальницу под храмом равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании, позднее их перенесли в этот же храм.
В 1992 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил к лику святых мучениц великую княгиню Елизавету и сестру Варвару, установив им празднование в день их кончины 5 (18) июля.
