Труд | Лидия Черношкур | 05.08.2004 |
Мы познакомились года два назад в павильоне «Культура» Всероссийского выставочного центра, где впервые выставлялось золотно-лицевое шитье в миниатюрах. Я всматривалась в образочки Спасителя, Богоматери, преподобных Сергия Радонежского, Серафима Саровского… Золотно-лицевое шитье давно пришло в Россию из Византии вместе с иконописью и горячей эмалью. Вышивали образы святых, плащаницы, но миниатюру делали крайне редко. Узнаваемый лик святого в крохотном виде и нарисовать-то трудно, а вышить нитью, кажется, вообще невозможно. Поэтому я решила, что в своих миниатюрах инокиня Агния лицо рисует, а все остальное, как оклад в иконе, вышивает. Но какими красками нарисованы эти лики — почему они так светятся, притягивая взор?
— Здесь все вышито, и лики тоже, — сказала Агния. — Шелковую нить я расплетаю на четыре части и этой «паутинкой» в тоненькой иголочке под лупой «рисую"…
Шелковой «паутинкой» вышита вся миниатюра, однако светится на ней только лик святого. Отчего?
— Мне это трудно объяснить, — Агния виновато улыбалась.- Могу только сказать, что если вышивать без души и молитвы, ничего не получится.
Я поняла, что лик излучает свет, который несет в себе образ святого и которым наполнено сердце художника. Но какое познание может быть у юной инокини? И когда Агния непреклонно сказала: «Не будем говорить о моей мирской жизни», — мне пришлось ее долго уговаривать. Иначе как бы я узнала, какие именно ее душевные нити «вдеваются» в игольное ушко, чтобы вышитые миниатюры излучали божественно-благодатный свет.
Агния рассказывала о себе тихо и как-то отрешенно, будто читала молитву.
— Родилась я в семье военного во Владивостоке. Вскоре переехали в Москву, где ходила в детский садик. Потом кочевали с одного места службы отца на другое, пока не осели в Волгограде. Когда мне исполнилось двенадцать лет, мы с мамой ушли в монастырь. Папа отпустил. Он тоже собирался в монахи…
А что вы так удивляетесь? Раньше на Руси это часто встречалось: старились супруги и по монастырям расходились. Петр и Феврония, например, князья Муромские… Да много таких примеров. Часто были случаи, когда отец с сыном уходили в один монастырь, мать с дочерью — в другой.
В нашей семье я единственный ребенок. Детство мое было счастливое. Какие же причины двигали меня в монастырь? Знаете, и не причины вовсе, это призвание такое. Написано же в Евангелии, что Господь говорит: не вы меня избрали, но Я вас избрал…
Вот светские люди говорят часто по разным поводам: значит, судьба такая… Мы же говорим: на все воля Божья! Когда человек не следует Его воле, ломает свою судьбу — нарушается гармония большого мира и маленького, который внутри человека. Понимаете? Это трагедия: когда люди не прислушиваются к тому, что им говорит Господь.
Жили в семье по-христиански, сохраняя традиции, обычаи. И папа с мамой придерживались этого уклада. А когда церкви стали открываться, когда люди стали посещать их открыто, мы втроем тоже часто ходили на службу и как будто всю жизнь молились в храме — такое было чувство. Папа еще служил военным, и мы любили путешествовать, ездить по монастырям. Так добрались до Новоафонских пещер. Помню, вошла в них — и замерла. Шелохнуться не могу. И страшно, и радостно, и лететь хочется, будто на просторе стою.
А потом однажды не вернулась я в школу с каникул… Мой первый монастырь был в Шамордине, возле Оптиной Пустыни. Там инокиня Дорофея вышивала иконы, плащаницы шелком и золотом. И когда я увидела, как она это делает, мои руки сами потянулись к работе. Я упросила, чтобы в свободное время мне позволили этим заниматься. Мать Дорофея показала мне, как делаются три или четыре стежка. С тех пор я только ими и пользуюсь, оттачивая их и придумывая все новые сочетания.
Почему миниатюры стала вышивать? Да по подсказке Божьей. Хотя объяснить можно и другими факторами: у меня не было своей мастерской, я вышиваю в келье, где мало места, большие холсты не разложить. А потом уже поняла, что именно крохотные вещи мне и нравится придумывать. Вышивок-миниатюр я раньше нигде не видела, не знаю даже, есть ли они где.
Однажды Владимирскому владыке Евлогию подарили вышитую миниатюру. Так о моих работах узнали за стенами монастыря. Потом я получила благословение на изготовление панагии для святейшего Патриарха нашего. И по заказу владыки вышила образочек князя Владимира — его подарили Путину.
Поверьте, я не могу объяснить, почему вышиваю лик именно этого святого, а не другого, и как вышиваю… Можно ли рассказать, как я дышу? Дышится — и все. Иногда тяжело, иногда легко и незаметно.
Одно могу сказать точно: пока будущая вышивка-миниатюра не сотворится в душе моей, в воображении, я не могу приступить к работе. Каждый стежок, где он ляжет, я должна вначале увидеть внутренним зрением — до мельчайших оттенков. А если чуть не так или не там сделала стежок, работу приходится выбрасывать и все начинать сначала — это же миниатюра, тут нельзя распороть и поправить какую-то часть.
Но когда образ уже родится в душе, мне надо вышивать, вышивать — ночь ли на дворе или солнце взошло, ни спать, ни есть не хочется… Значит, пора пришла. Поэтому мне трудно делать вышивку на заказ и к оговоренному сроку.
Понятно, жизнь в монастыре несладкая, да я и не искала такой. Разве человек живет ради удовольствия только? Это эпикурейская мудрость говорит: оставлю жизнь после насыщения ею… Да, я читаю много, в основном духовные книги. Так вот гармония приходит, когда живешь не как хочется, а как Бог велит. Конечно, не все легко и просто даже в монастырских стенах. У каждого бывают скорби, маленькие неприятности, искушения. Враг препятствует всякому благому начинанию. Всякому! Но трудности надо преодолевать. И никогда не знаешь, откуда будут исходить препятствия — от людей или через обстоятельства. Вот не далее как позавчера так хорошо работа пошла и вдруг раз — лампочка перегорела. Новая стоит десять рублей, а в кармане — только два. Вот и возникло искушение отложить работу. Прости, Господи!
Нет, на волю, как вы говорите, то есть в мирскую жизнь никогда не хотелось вернуться. Наверное, потому что за монастырскими стенами — именно воля, а не свобода. А свобода — она ведь внутри нас. Человек свободен выбирать между добром и злом. В миру он даже более зависим, чем в монастыре. Монахи ограничены лишь определенными канонами, но они нам только во благо. А в миру человек мечется, не знает, какой дорогой идти… И никогда не уверен, правильный выбор совершил или ложный.
Зачастую люди почему-то нас жалеют. Один человек сказал мне: бедная, такая молодая, и того еще не изведала, и этого не вкусила… А я говорю: но ведь ты тоже многого не знаешь из того, что я познала. О твоем опыте я хоть представление имею, а ты о моем — ни малейшего. И мне жалко тебя. Потому что ты служишь сам себе и другого счастья не ведаешь. А я служу Богу. И в этом моя воля, моя свобода и счастье огромное.
Что может быть выше любви к Богу? Я не знаю. И как объяснить это чувство, тоже не знаю. К этому надо прийти. Как, например, первокласснику объяснить какую-нибудь теорему из высшей математики? Он ведь не поймет, пока не пройдет школьную программу, начиная с таблицы умножения. Точно так же трудно объяснить мое монашество человеку, который еще не готов к восприятию духовного.