 |
| Аргументы и факты | А. Пронин | 02.08.2004 |
«…И была сеча жестокая, какой никогда не бывало у Пскова»
705 ЛЕТ назад, в начале марта 1299 года, обосновавшиеся на латышской и эстонской землях рыцари-крестоносцы Ливонского ордена, понастроившие свои разбойничьи вертепы-замки, в очередной раз «изгоном» (внезапно) напали на Псков. Они разграбили и сожгли древние Мирожский и Снетогорский монастыри, предав смерти их игуменов и насельников, перебили множество мирных жителей, не щадя ни детей, ни стариков. 4 марта захватчики осадили княжеский детинец, надеясь захватить его, как удалось им это в 1240 году благодаря измене сребролюбивого посадника Твердилы Иванковича. Кстати, псковские злодеяния немецких псов-рыцарей весьма правдиво изображены в фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», с той лишь разницей, что для полноты воплощения художественного замысла авторы киноленты перенесли совершавшиеся в 1299 году преступления на 59 лет назад, во времена первого захвата «младшего брата» Великого Новгорода крестоносцами в 1240 году.
Последующие события 1299 года в древнерусском «Сказании о Довмонте» излагаются следующим образом: «Боголюбивый же князь Тимофей (Довмонт) в нетерпении не дождался своего основного войска и выехал с малой дружиной и с Иваном Дорогомиловичем (посадником) и его дружиною и приготовился к битве. С помощью Святой Троицы ударил по врагу Довмонт у церкви Святого Петра и Павла на берегу, и была сеча жестокая, какой никогда не бывало у Пскова».
Сеча эта, как и прочие сражения отважного псковского князя с крестоносцами, закончилась полной победой русичей. Большинство рыцарей было перебито, остальные поспешили ускакать, «страшась грозы храбрости Довмонта и его мужей-псковичей», кнехты же (наемная пехота), которых летописец называет «вельневичанами» (то есть жителями города Феллин, или Вильянди, в Эстонии), сдались на милость победителям. Командор (предводитель рыцарского войска) был в той битве ранен в голову и едва унес ноги…
Псковичи, говорит летопись, широко праздновали одержанную победу, которая заметно поубавила пыл крестоносных захватчиков. Но радость, увы, была недолгой: спустя месяц разразился в Пскове и окрестных селениях страшный мор (эпидемия чумы) — извечный спутник кровопролитных войн.
20 мая занемогший победитель крестоносцев преставился, и безутешная скорбь воцарилась в городе на реке Великой. «Провожали его всем собором, — пишет автор „Сказания о Довмонте“, — игумены, и чернецы, и многие люди оплакивали его, и положили его в Святой Троице с похвалами и песнопеньями… И скорбели во Пскове мужи, и жены, и малые дети о благоверном князе Тимофее, ибо много он потрудился, защищая дом Святой Троицы и псковичей».
33 года правил в Псковской земле князь-воин, надежно оберегая ее пределы от посягательств иноплеменников, служа примером благочестивого христианина. В том же, как появился он на русском Северо-Западе, исполнившись неведомых ему ранее добродетелей, Церковь видит перст Божий. Преображение, случившееся после крещения со свирепым литовским язычником Даумантасом (именно так звучит на родном ему языке имя Довмонт), в самом деле выглядит великим чудом…
Убил свояк свояка
ДАТА рождения Довмонта неизвестна. Что мы знаем о нем точно — княжил он сначала на юго-восточной окраине Литвы, в области Нальща, иначе Нальшинай. По одним источникам, был он сыном великого князя литовского Миндовга (Миндаугаса). По другим, более достоверным данным, эти два правителя приходились друг другу свояками, то есть женились на родных сестрах.
В пору своей языческой молодости Довмонт оказался одним из главных действующих лиц кровавой междоусобной свары в Литве. Вызвал ее, по словам летописца, Миндовг. В 1262 году у него умерла жена, о которой он будто бы очень скорбел. Потому и послал в Нальщу к Довмонту гонца — передать свояченице, чтобы та ехала к нему оплакивать сестру (его упокоившуюся супругу). Когда же нальщанская княгиня прибыла, Миндовг женился на ней. Фактически великий князь силой взял ее в наложницы. Мотивировка этого деяния Миндовга нас, конечно, удивит («Сестра твоя, умирая, велела мне жениться на тебе, чтоб другая детей ее не мучила»), однако такие браки в языческой Литве были обыкновением.
Довмонт затаил на великого князя обиду, но, не имея достаточно сил для немедленной мести, виду не подал. Он стал искать союзника и обрел его в лице жмудского князя Треняты, который хоть и приходился Миндовгу племянником, но тоже его невзлюбил.
В 1263 году Миндовг собрал многочисленное воинство и отправил за Днепр, на брянского князя Романа Михайловича. В этом предприятии участвовал и Довмонт. Однако на полпути он объявил, что волхвы предсказали ему дурной конец похода, и поворотил со своей дружиной назад, ко двору Миндовга. Его поддержал Тренята. Вместе они напали на великого князя и убили, а также лишили жизни двоих его сыновей.
Тренята, вероятно по договоренности с Довмонтом, занял великокняжеский стол. Впрочем, вскоре приверженцы Миндовга в свою очередь убили Треняту. Литовская знать в большинстве своем с радостью приняла сына Миндовга по имени Воишелк, который принялся беспощадно уничтожать врагов отца.
Довмонт укрылся от мести Воишелка в Пскове, «с дружиною своею и со всем родом своим», в 1265 или 1266 годах. Их было около трехсот человек. Псковичи поначалу приняли беглецов неласково, некоторые бояре выступали даже за то, чтобы «литвинов» перебить — «на всякий случай». От расправы спас изгнанников новгородский князь Ярослав Ярославич, брат недавно преставившегося Александра Невского. Он предложил Довмонту и его людям принять православие.
«Постоим, братья, за Святую Троицу…»
КРЕСТИЛИСЬ ратоборцы из Литвы в псковском соборе Святой Живоначальной Троицы — главном храме города. В крещении Довмонт получил имя Тимофея и показал себя ревностным радетелем православной веры, стойким защитником вновь обретенной родины. В 1266 году псковитяне избрали его своим князем и, как показало время, не ошиблись в выборе.
Выступая в поход на врага (а пришлось совершить их псковскому воителю, остужая захватнические порывы западных соседей, около десятка), Довмонт обычно подолгу молился в кафедральном храме. Здесь он полагал свой меч к подножию святого престола и принимал благословение духовника, который и препоясывал ему оружие. Со ступеней Троицкого собора обращался князь к дружинникам с речью. В пересказе автора «Сказания о Довмонте» звучала она примерно так: «Добрые мужи-псковичи! Кто из вас стар, тот мне отец, кто молод — тот брат. Постоим же, братья, за Святую Троицу и за святые церкви, за свое отечество!»
Был у не знавшего поражений защитника земли псковской еще один благочестивый обычай: в благодарность Господу, именем которого одерживал славные победы, возводил Довмонт храмы. Сначала поставил церковь в честь своего небесного заступника Тимофея Газского; затем во имя святых мучеников Георгия Победоносца и Феодора Стратилата. По его примеру жертвовали на постройку святых обителей многие горожане, да столь щедро, что территория посада возле Крома, известная и доныне под названием Довмонтова города, почти сплошь была покрыта церковными куполами. Кстати, имя Довмонтовой носит и каменная оборонительная стена, о которую разбился не один вражий приступ. Ее появлению псковитяне тоже обязаны многоопытному воителю Тимофею…
Раковор
ИЗ ВСЕХ его побед наиболее значительной считается Раковорская битва, случившаяся в феврале 1268 года. И по значимости, и даже по тактическому рисунку она напоминает Ледовое побоище. Собственно, поход на недавно выстроенную датчанами крепость Раковор (Раквере, или Везенберг) на берегу реки Наровы по просьбе новгородцев предпринял переяславский князь Дмитрий, сын Александра Невского. Довмонт был женат на дочери Дмитрия Марии и без промедления привел сильную псковскую дружину для участия в походе.
Накануне выступления сводного войска из Новгорода магистр Ливонского ордена прислал послов с просьбой не разорять его владения, а за это он якобы беспрепятственно пропустит русскую экспедицию к Раковору. Но то была коварная хитрость. На реке Кеголе (ныне Киюла) русичей внезапно встретила ощетинившаяся копьями крестоносная «свинья». «Полк немецкий был, словно лес, — писал летописец, — ибо собралась там вся земля немецкая…»
Затрубили трубы, и бронированный таран рыцарской конницы поскакал на русских, ускоряя ход. Он пробил центр их построения, где стояло новгородское ополчение, и добрался до обоза, поставленного сзади. Но здесь тупорылый ливонский «клин» и увяз. А тем временем конные дружины Довмонта и Дмитрия, стоявшие по краям, ударили по «свинье» с флангов и тыла. Кому из двух воителей принадлежала идея повторить тактический прием Невского с фланговым окружением рыцарского строя, сказать невозможно. Но что сомнений не вызывает — уповали они оба и на помощь Божию, удесятерявшую силы защитников православия…
Семь верст гнали рыцарей русские, вплоть до стен Раковорского замка. Павших врагов было так много, что кони, по словам летописца, ступить не могли из-за мертвых тел…
«…А града китайцы не возьмут»
ПОЧИТАНИЕ Довмонта-Тимофея как святого заступника перед Богом, молитвенно охраняющего русскую землю, началось вскоре после его кончины. Возле его гробницы в Троицком храме получали исцеление недужные. Драгоценной реликвией, приносящей воинскую удачу, считался меч Довмонта (веками хранился он в ризнице и вручался в знак благословения заступавшим на псковский княжеский стол).
Как гласят церковные предания, святой князь не раз помогал псковитянам обороняться от ворогов. Так, когда осадили в 1480 году город более 100 тысяч ливонцев, явился Довмонт во сне одному горожанину и велел: «Возьмите покров гроба моего, обнесите его три раза кряду с крестным ходом вдоль крепостной стены и ничего не бойтесь». Псковичи исполнили это, и (о диво!) немцы поворотили восвояси.
Но не только псковитянам приходил небесный покровитель на выручку. Сибирским казаком Гаврилой Фроловым в Якутске в октябре 1689 года была записана основанная на личных впечатлениях удивительная «Повесть о чудеси святых благоверных князей Всеволода и Довмонта». То было время, когда наши землепроходцы вышли к устью Амура и Тихому океану и встретились с китайскими разведчиками. Оплотом христианства и русского влияния здесь стала крепость-острог Албазин, с которой связана чудотворная Албазинская икона Божией матери.
Летом 1679 года отряд казаков во главе с Фроловым выехал из Албазина в долину реки Зеи. Три года несли здесь казаки дозорную службу. Однажды, следуя во главе казачьего разъезда, Фролов повстречал на горной тропе двух всадников на чудных белых конях, в старинных шеломах и доспехах, с луками и мечами, каких в XVII столетии уж не знали. В загадочных седоках знакомый с иконописью Гаврила признал святых князей псковских: Довмонта-Тимофея и Всеволода-Гавриила (преставился в 1138 году).
Вступив в разговор с казаками, святые предрекли, что вскоре последует вторжение китайского войска на Амур и ждут православных в Албазине трудная оборона, но зато и конечное торжество русского оружия. «И паки придут китайцы, будут приступы и бои великие, — услышал от них Фролов, — и мы в тех боях будем в помощь русским людям. А града китайцы не возьмут». Так все и случилось. Несколько раз подступали китайские полчища к Албазину в 1684 — 1686 годах, но взять не сумели…
АиФ Долгожитель N 14 (50) от 30 июля 2004
