 |
| Учебный Комитет РПЦ | 22.06.2004 |
За плечами годы совместной жизни, учебы, труда и духовного возрастания под кровом преподобного Сергия, годы, за которые студенты успели сродниться и стать одной семьей. Мы знаем, что у лицеистов была традиция собираться каждый год 19 октября, в день основания Лицея. Подобная же традиция есть и у выпускников МДА.
Сегодня мы хотим познакомить вас с наиболее интересными выступлениями, прозвучавшими шесть лет назад, на юбилейном Филаретовском вечере, посвященном 50-летию возрождения Московских Духовных школ (2 декабря 1998 года).
Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим:
Я бы хотел остановить ваше внимание на том состоянии контраста, в котором находилось наше поколение. Возможность получить духовное образование и пойти путем своих предков для нас, детей довоенного времени, казалась несбыточной. И вот, когда по Москве пошел тогда еще неясный слух о том, что три митрополита были в Кремле и получили согласие правительства на открытие духовных школ (это было в сентябре 1943-го года) — мне не верилось! Однако 14 июля 1944 года, в день святого мученика Иустина Философа, все-таки состоялось открытие Богословских Пастырских Курсов и Богословского института. Среди тех, кто подал прошение о зачислении на обучение в духовных школах Бог судил быть и мне. Очень хорошо помню этот первый день, когда я пришел в Чистый переулок, и там, совершенно неожиданно для себя, был встречен келейником местоблюстителя архимандритом Иоанном. Он подробно расспросил меня, затем я поднялся на второй этаж, где была приемная комиссия.
Осенью начались нерегулярные занятия в очень трудных условиях. В Новодевичьем монастыре был отдан Лопухинский корпус, который одновременно был и квартирой ректора, о. Тихона (Попова), и профессорской, и аудиторией для студентов, там же проходили и заседания Совета. В нижнем этаже тоже были аудитории, а также столовая и кухня. По окончании занятий мы собирали со стола книжки и тетрадки и ставили (выданный по карточкам) очень скудный, но горячий обед. Спальни были в одном из хозяйственных помещений Успенского храма. Впоследствии храм был передан: сначала как библиотека, а потом как храм. Преображенская надвратная церковь, где начинались службы, уже стала домовым храмом. В таких чрезвычайно трудных условиях начиналась наша духовная школа.
Я был тогда студентом технического вуза, и Святейший Патриарх настаивал, чтобы я сначала получил диплом инженера, а потом шел в Духовную Семинарию. В первый год, действительно, я так и сделал, потому что занятия были еще очень нерегулярными, так как преподавали в основном приходские священники или кто-то из вновь пришедших после долгой гражданской службы, но закончивших когда-то Московскую, Киевскую или Казанскую Духовные Академии. На второй год я все-таки настоял на своем и пришел на первый курс Богословского института.
Через некоторое время пошел слух о том, что мы переезжаем в Троице-Сергиеву Лавру. Надо вам сказать, что того благолепия, которое мы видим сейчас, тогда, конечно же, не было. Лавра представляла собой обычное для того времени зрелище опустевшего, заселенного посторонними людьми монастыря. Монахи имели две комнаты у Святых ворот, где в одной они готовили пищу, в другой трапезовали, а жили в городе. Наместник, архимандрит Гурий (Егоров), снимал квартиру в Загорске, в доме Сарафановых, а второй наместник, архимандрит Иоанн, ежедневно ездил из Москвы в Загорск ранним поездом и возвращался обратно последней электричкой. Нам же, студентам, был предоставлен двухэтажный царский корпус — Чертоги, где росписи, барельефы были плотно закрыты многослойной краской, где мусор доходил до самых окон второго этажа. Все это видел Святейший Патриарх Алексий I, когда первый раз приехал в 1947 году для осмотра помещения. Кстати, при осмотре он указал нам свою комнату-келлию, в которой он жил, будучи студентом.
Затем пошли, с большим трудом устраиваемые и согласованные, перемены. Постепенно, разгребая мусор, мы продвинулись в Чертогах до пределов нынешнего храма, который был тогда кинозалом и городским Домом культуры. Поэтому вечерние занятия частенько проходили под музыку, которая доносилась из-за стены. В 1955 году был передан и храм. Святейший Патриарх совершил освящение с процессией перенесения мощей. До передачи храма всенощную обычно служили в Чертогах, а литургию — в одном из храмов Лавры, который нам предоставляла братия.
Библиотека, которой сейчас все вы так свободно можете пользоваться, начиналась с мешка книг, которые принес Алексей Иванович Георгиевский. Это были его собственные книги, собранные им в те годы, когда хранить духовную литературу, мягко говоря, не рекомендовалось. Первые лекции были, как говорится, наощупь. Учебников у нас не было, мы слушали внимательно своих преподавателей и затем добавляли к конспекту ту литературу, которую ухищрялись достать или на рынке (иногда там попадались все же кое-какие богословские книги), или в скудной библиотеке.
Долгий путь прошла Московская Духовная Академия. Много вышло из нее священников с учеными званиями, много написано работ, которые, к сожалению, до сих пор не увидели свет (к примеру, первая магистерская диссертация архимандрита Вениамина (Милова) по аскетике. В то время для нас это было совершенно неожиданное торжество русского богословия. Мы тогда коллекционировали студенческие работы, среди них были и очень ценные. Хорошо бы составить авторефераты всех этих работ, сделать гласной нашу богословскую мысль за этот истекший период. Когда нам в международной работе приходится говорить: «У нас же есть школы, есть академии», то наши оппоненты или даже друзья за рубежом говорят: «А где они? Покажите.» Складывается впечатление, что у нас был застой богословской мысли в тот период. Нет. Первый магистр — архимандрит Вениамин. Второй магистр, которому тут же просили присвоить степень доктора, — отец Александр Державин, который все время после 1917 года работал над критическим исследованием житий святых святителя Димитрия Ростовского и представил на защиту огромную кипу машинописи. Всю жизнь отдал он этому богословскому исследованию. И в конце концов, мы должны почтить свято имена наших богословов, оказавшихся за рубежом, которые также продолжали развивать нашу богословскую мысль. Поэтому сейчас, когда мы отмечаем 50 лет со дня возрождения наших Духовных школ, я думаю, что стоит всем, и Ученому Совету нашей Академии, и каждому из нас подумать о том, как материализовать эти воспоминания для того, чтобы показать величие нашей Духовной школы, нашей Русской Православной Церкви, которая, пройдя сквозь огненные испытания, сохранила свою духовную силу.
Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай:
Ваше Святейшество, братья и сестры! Я рад приветствовать вас с пятидесятилетием возрождения Духовных школ. Пришел я в них в 1949 году. Раньше я не собирался быть священником, а хотел стать врачом. Но, к сожалению, после фронта я поступил только лишь в механический институт. В 1944 году начал иподиаконствовать у архиепископа Тульского Виталия (Введенского), в то же время учился в институте.
Конечно, то, что сказал Владыка Питирим, я не застал. Потому что в 1949 году весь мусор, который подходил ко второму этажу был уже вывезен. Я не застал и первого владыку Гермогена, а поступил при ректоре протоиерее Александре Смирнове. Так как у меня была кое-какая подготовка как институтская, так и домашняя, я собирался поступать на первый курс Академии. Но сдерживающая рука осадила мою спесь и посадила в третий класс Духовной Семинарии. Я этому рад и ничего практически не потерял.
Мы, конечно, в Семинарии жили тесно и того, что видим сейчас, не было. Храм у нас был надвратный, да и то, там служили только лишь Божественную Литургию, а вечерню и утреню служили в актовом зале этого Царского здания. Но что интересно, отстояв до восьми часов семинарскую службу, мы бежали в Лавру. В те времена в Лавре пел отличный мужской хор под управлением Лебедева, помощника Синодального хора. Были блестящие протодьяконы: Сергей Павлович Туликов, отец иеродиакон Иннокентий (Каледа) и другие. Отец наместник (потом митрополит Псковский) отличался тем, что очень любил пение и обладал великолепными легкими. Первый возглас «Благословенно Царство…» он тянул две минуты. Пусть кто-нибудь сейчас попробует это сделать, я думаю, что ни у кого не получиться! Служба притягивала нас и давала то внутреннее удовлетворение, ради которого мы пришли в Семинарию. Перед нами прошла блестящая плеяда священнослужителей. Например, отец Димитрий Боголюбов, известный противосектантский богослов. Он преподавал нам сектоведение, имея возраст восемьдесят четыре года. Мы застали старых служителей, которые передали нам что-то от доброго и хорошего старого. То, что давали, то, что вкладывали в нас наши преподаватели, останется на всю жизнь.
Мы благодарны всему педагогическому составу, благодарны Николаю Петровичу Доктусову, этому прекрасному человеку, на вид, может быть, суровому, но когда с него сходила суровость — это был блестящий собеседник с большим кругозором (он окончил Казанскую Духовную Академию, а Казанская Духовная Академия имела миссионерское направление). Был еще блестящий педагог, отец Александр Смирнов, но в 1949 он скончался. Ректор, отец Константин Ружицкий, был удивительный человек, с украинским юмором, с украинской хитринкой. Правда, кого-то уже нет, кто-то болен, но мы честно и добросовестно, не посрамляя памяти наших наставников, трудились и трудимся во славу Божию, во славу и достоинство Русской Православной Церкви. И вам желаем, чтобы вы, молодое поколение, которое придет на смену нам, продолжали это служение Правде, Истине, Церкви и нашему народу.
Архиепископ Брянский и Севский Мелхиседек:
Ваше Святейшество, дорогие святители, отцы, братия и сестры! Все воспоминания, которые я слышал здесь, находят отклик в моем сердце. Все это и мною пережито, и я благодарю Промысел Божий, что Он дал мне соприкоснуться и воспринять жизнь Московских Духовных школ. Я поступил в первый класс Духовной Семинарии в 1946 году. Моему поступлению предшествовало немалое мое волнение, и я не думал, что меня примут, потому что у меня не было никакого образования ни одного класса. Приехать в Москву побудил меня старец протоиерей отец Григорий Лепин из Рязанской епархии. И вот я прибыл в Новодевичий монастырь и пришел к Сергею Васильевичу Савинскому, который тогда еще не был священником.
Первый раз, когда я приехал, меня решили с дороги накормить и отправили в столовую. Пришла группа певчих, которые стройно пропели молитву Господню «Отче наш», и меня проникла дрожь при пении этой молитвы и я заплакал, потому что я слышал кругом только насмешки, а здесь молодые люди такими красивыми голосами пропели молитву Господню. Открыто!
В то время я работал на военном заводе города Рошаль Московской области, жил в общежитии в окружении современной молодежи. Я ходил в церковь и за это терпел много насмешек и много всяких утеснений. Пришел вызов сдавать экзамены в Духовную Семинарию. Как я готовился к этому дню! Многое читал, но был разочарован, что меня ни о чем не спросили на экзаменах из того, к чему я готовился. Письменной работой у нас было изложение. Прочитали притчу о милосердном самарянине из Евангелия. Я написал это изложение. Думаю: «Разве меня примут?» А потом приходит вызов, указаны законы, по которым я должен был получить с завода расчет. Сначала с работы не отпускали, но потом отпустили.
В семинарии тогда долго не прописывали, а в то время была карточная система и кушать было нечего. Два месяца жил без прописки и без карточек. Это было очень трудно. Правда, давали обед и ужин, но без хлеба было тяжело. Так прошли два года в Московской Духовной Семинарии в Новодевичьем монастыре.
Я все преподавание воспринимал с жадностью, как сухая губка. Мне казалось, что я хотел слушать еще больше и еще лучше. Я обратился как-то к Ивану Николаевичу Аксенову, жалуясь, что мало дают уроков: «Мне так хочется уметь отличать один глас от другого, как научиться скорее бы гласам?» Он говорит мне: «Дорогой мой, скоро будешь так отличать гласы, как черный хлеб от белого». Нравилось мне очень и преподавание церковного устава (Алексей Иванович Георгиевский). Я в течение года, можно сказать, выучил Типикон, и потом уже, когда стал священником, составлял Богослужебные указания. Надо сказать, мне очень нравилось преподавание в Московской Духовной Семинарии.
Уже вспоминали сегодня об отце Димитрии Боголюбове. Да, и я у него учился и всегда любил, когда он говорил. Отец Сергий Савинский был любимейшим моим профессором. Он потом стал ректором. Я у него учил катехизис. Он катехизис спрашивал строго, просто так ему нельзя было ответить. Если он начал беседу по катехизису, то она продлевалась до конца урока, пока он не исчерпает с разных сторон тему. Потом отец Сергий у нас был преподавателем Догматического богословия. Это был мой любимейший предмет. Добрые воспоминания остались и о Владимире Семеновиче Вертоградове — профессоре Священного Писания Ветхого Завета. Отец Николай Никольский, очень яркий профессор. Помню, как он об апостоле Павле читал нам лекцию: «Апостол Павел, — говорил он очень громки голосом, членораздельно, — это личность исключительная в истории по своему характеру, таланту, воле и т. д.» Потом пришлось сочинение ему писать на тему: «Как создается оправдание христианина по учению апостола Павла в послании к Римлянам?» Я помню, писали это сочинение с прилежанием. Он мне написал в конце: «Автор тему понял и достаточно ее обосновал».
Вспоминаю в Новодевичьем монастыре аудиторию, в которой проводились уроки. По окончании занятий стелили столы и накрывали обед тут же, в аудитории, потому что другого места не было.
Я благодарен Московской Духовной Академии: в ней произросли добрые пастыри, которые верно проповедуют и учат Слову Божию. Наставники у нас были добрые, которым вечная память и упокоение в обителях Отца Небесного.
Архимандрит Кирилл (Павлов):
Ваше Святейшество, Ваше Высокопреосвященство, Ваше Преосвященство, Ваше Высокопреподобие, профессора и преподаватели Духовной Академии и Семинарии, студенты, воспитанники этих духовных школ и досточтимые гости! Прежде чем сказать пару слов, позвольте мне поблагодарить Господа Бога за то, что Он воззвал и призвал меня из темноты в чудный Свой свет и привел меня в учебное духовное заведение, ибо я происхожу из простой крестьянской семьи, никакого отношения к духовному сословию не имел и как дикая маслина привился к доброй маслине. Я благодарю Господа Бога за то, что духовные учебные заведения открыли мне глаза — я прозрел и уже по-иному стал относиться ко всему окружающему.
Мы поступили в Духовную семинарию в 1946 году. Многие из нас, поступивших тогда, попали «с корабля на бал» — с поля боя пришли в стены учебного заведения. Только что кончилась страшная война, много было пережито. И после всего этого мы, по милости Божией, оказались здесь. До этого было такое насилие, велась антихристианская программа, чтобы покончить с религией в нашей стране и храмы закрыть, а тут вдруг открыли Духовную Семинарию!
Я был демобилизован в мае 1946 года и прямо в военной форме пришел в Новодевичий монастырь. Узнал правила приема и, конечно, был весьма благодарен и обрадован, что моя заветная мечта сбылась. Сдали мы экзамены. Несмотря на то, что все предметы были для меня незнакомыми, но с Божией помощью я экзамены сдал благополучно и был зачислен в первый класс. Мы занимались в классах Новодевичьего монастыря, в храме. Надо сказать, что обстановка тогда была нелегкая: после войны разруха, была карточная система. Но несмотря на все эти трудности, моральный дух у всех нас, воспитанников, был весьма на высоком подъеме, было такое единодушие, любовь и согласие — благородство душ. Жили мы в подвальном помещении храма, нас было 18 человек, койки стояли так близко, что пройти было трудно. Сами и убирали, и зимой топили печи, но несмотря на это, атмосфера была весьма благоприятная. Мы в семинарии знали только этот один храм, спальни и классы, других дорог не было: в город мы не выходили, телевизоров тогда не было, кино не было, никаких радио, ни музыки, словом, суеты мирской мы не видали. Поэтому в то время, действительно, Духовная Семинария соответствовала своему названию — духовная. Память о том времени пребывания в Новодевичьем монастыре осталась у меня на всю жизнь. Действительно, такая была духовная атмосфера, все были заинтересованы, старались побольше усвоить богословских знаний и тех знаний, которые необходимы священнику при его служении. Наши добрые наставники старались нам преподать все, что нам необходимо, чтобы из нас вышли добрые пастыри. Вечная память им. Все внимание у нас было обращено на духовное воспитание, чтобы мы были и грамотны, и чтобы мы духовно были не какие-то пастыри-наемники, а были пастыри-молитвенники. У нас было очень хорошо поставлено пение. Добрая память регенту Ивану Николаевичу Аксенову. Я помню, как вся Москва съезжалась к нам, в Новодевичий, чтобы только послушать семинарское пение. В особенности, было многолюдно в пасхальные дни: колокольный звон, вся Москва приезжала освящать куличи. Это время было очень благоприятно, и о нем остались самые светлые, самые радостные, благодатные воспоминания. Благодарность нашим преподавателям, нашим профессорам, которые с усердием и любовью трудились и старались нам вложить, преподать все, чтобы мы шли на ниву Христову и верующим преподавали также все необходимое, чтобы людей вести ко Христу и к Царству Небесному. Такие преподаватели, как отец Николай Чепурин, отец Тихон Попов, отец Сергий Савинский, отец Дмитрий Боголюбов, Николай Иванович Муравьев, Николай Петрович Докторцев, Иван Николаевич Аксенов, отец Константин Корчевский, уже вот здесь отец Константин Ружицкий, отец Александр Ветелев, Алексей Иванович Георгиевский, Алексей Иванович Иванов — о всех этих преподавателях осталось только самое лучшее воспоминание и я от души желаю, чтобы Господь всем нашим добрым наставникам воздал добром и вселил их в светлые обители будущей вечной жизни.
Марк Харитонович Трофимчук, преподаватель МДАиС:
Ваше Святейшество, дорогой Владыка и все высокое собрание! Хочется сегодня сердечно поблагодарить Ваше Святейшество, что Вы этот праздник не только благословили, но и посетили. Это большая нам радость, потому что пятьдесят лет Московских Духовных школ, которые перешли в Троице-Сергиеву Лавру, — это большой юбилей. Это очень важно не только для бывших преподавателей, но и для всех учащихся. Мне тоже хочется вспомнить, как я поступал. Когда я прочитал в газете, что Сталин принял Патриарха Алексия, то я подумал: «Наверное, будут школы». Я написал Патриарху Алексию такое письмо: адрес — «Москва, Патриарху Алексию»: «Если будут Духовные школы, прошу меня зачислить». Через некоторое время получаю письмо, но не от Патриарха, а от проректора Савинского, и он дает программу поступления. Я сразу все документы собрал и на поезд. В то время на поезде ездило очень много народу, поэтому никак нельзя было достать билетов. Сижу день — никак. Смотрю, на крыше поезда люди едут. А что я, хуже всех? Поезд останавливается, я раз, на крышу запрыгнул, и так с Украины до Москвы. Холодно там, вечером уже на ступеньки спускались и ехали. Нам дали адрес: Б. Пироговская, Новодевичий монастырь. Я, конечно, догадался, что такое «Б.» и спрашиваю: «Где здесь больница Пироговская?», а они говорят: «Не знаем». Никто не знает, где такая больница находится. Я тогда спрашиваю: «А где Новодевичий монастырь?» «Так он на Большой Пироговской». Я тогда понял, что «Б.» это не больница, а Большая Пироговская.
С Лаврой мы первый раз познакомились, когда учились в первом классе. Во втором полугодии, 9-го мая, в День Победы, мы поехали всей школой в Троице-Сергиеву Лавру. Выходим и идем, а сердце так и бьется — ведь это место, где своими стопами ступал преподобный Сергий. Каждый шел с таким подъемом. Сколько по этой земле шествовало людей, которые приходили к его мощам, прикладывались, приносили свои нужды, печали и радости. Переступаем порог, заходим в ворота Лавры, смотрим — одно запустение. Между современным Академическим корпусом и Успенским собором ничего не было, одна утоптанная земля, а бывшем здании Академии — педагогический институт, учащиеся которого гоняют мяч на территории Лавры с утра до вечера. Никакой даже травинки нет, деревья сверху посохли. Приехали мы сюда, помолились и после этого нас всегда тянуло в Лавру. Наконец, в 1948 году переехали сюда. Тогда все стены, которые опоясывают Лавру были заселены жителями. Вскоре после нашего приезда, идем мы к преподобному Сергию, а навстречу женщина с ребенком и говорит: «Вот смотри, дармоеды идут. Когда подрастешь, то их религию уничтожишь, и тех, кто верует тоже уничтожишь». Через некоторое время, когда мы стали учиться, уже пошли другие разговоры: «Как счастливы родители тех, кто учится в этой школе!» Уже другое отношение. Помню, когда мы были в Елоховском соборе у мощей святителя Алексия и пели тропарь «Во Иордане…», то говорят: «Смотри, комсомольцы приехали. Мы же знаем, что „Во Иордане…“ зимой поется, а они летом запели!»
Мы хотя и переехали сюда, но академический хор еще два года пел в Москве, в Елоховском соборе. В субботу вечером или перед праздником собирался хор, шел на электричку и ехал. Перед всенощной службой делалась спевка и на второй день, на литургию, тоже приезжали.
Преподаватели давали нам не только учение, ни один преподаватель не приходил так, чтобы прочитать лекцию и уйти. Нет. Отец Димитрий Боголюбов в свое время говорил: «Если вы не выдержите, не сможете, идите в другой мир. Допустим, в милицию». Георгиевский говорил: «Вот, Академия — это река, и если вы будете себя плохо вести, то вот щепка грязная, и когда река течет, то она ее оставляет в стороне на берегу, а сама остается чистая. Так и с вами будет. Держите себя, как полагается.» И много было таких примеров, когда нам воспитывали преподаватели. Это очень полезно. Наука — наукой, а нравственность должна стоять на первом месте, потому что можно много знать, а делать не то, что нужно. Помню, у нас был преподаватель, бывший ректор, отец Тихон, он был совсем слепой. Матушка его водила в аудиторию, дежурный приходил за ним, и отец Тихон давал такую бумагу, на которой написано, кто должен отвечать. Никто его не обманывал, все честно отвечали и даже те, кто не выучил.
Все выпускники нашего курса принесли Церкви пользу: несколько митрополитов, архиереи, священники. Поэтому хочется вам пожелать, чтобы вы вспоминали, как было тогда трудно, и все же мы достигли чего-то. Дерзайте и вы.
Источник: студенческий журнал МДАиС «Встреча».
