В Подмосковье солдат поминают по-своему

Государство еще в далекое советское время установило, как нам следует праздновать победу в Великой войне и поминать павших. Поэтому почти не верилось, что в застроенном дачами Подмосковье до сих пор существует свой, что называется, «аутентичный» обряд поминовения. Тем не менее, он ежегодно проводится в небольшой старообрядческой деревне Степановка в исторической местности Гуслицы под городком Куровское, что в Орехово-Зуевском районе. Было у этой местности и более красивое имя, сегодня уже позабытое — Старообрядческие Палестины.

Еще каких-нибудь сто лет назад каждый москвич, да и не москвич тоже, содрогался при упоминании о Гуслицах и населявшем их народе — гусляках. Нет, гусляки никогда не играли на гуслях, зато славились на всю империю как фальшивомонетчики, разбойники и раскольники. Обладая властным характером и незаурядным умом, староверы Гуслицкого края почти полностью подмяли под себя местные власти и православных священников. Из каждых десяти человек местного населения девять были тайными старообрядцами. Власти жестоко преследовали сторонников старой веры, но с гусляками не справились.

Православные миссионеры неизменно проигрывали в религиозных спорах деревенским начетчикам — книжникам из старообрядческой среды, великолепно знавшим древние христианские обычаи и практику богослужения. В своей среде староверы жили «по старине», сохраняя древние традиции. Эта образованность (старообрядцы даже до революции были поголовно грамотными) и приверженность традициям и способствовала тому, что даже в начале XXI века здесь сохраняют обычай почитания родителей, да и всех предков тоже.

…Год назад накануне 21 июня осадки в Москве не прекращались весь день, так что возникали вполне обоснованные сомнения в проведении обряда. Однако когда мы Yтром попали в Куровское, из-за быстро идущих по высокому небу облаков то и дело проглядывало солнце, а дождь остался поливать столицу.

В Степановку от Куровского можно попасть через старинную деревню Авсюнино. Стояла здесь единоверческая церковь-красавица из красного кирпича. Ее остов и поныне виднеется сквозь заросли кустов и крапивы. Единоверцами считались старообрядцы, перешедшие под управление РПЦ, но сохранившие старую форму обрядов и литургии. До революции в Гуслицах было довольно много единоверцев, часть из них видела в этом хороший способ легализации, ведь раскольники официально были вне закона.

Ну вот, неширокая дорога вынырнула из леса к деревне, на въезде в которую стоит единственный в России поклонный единоверческий крест. Он поставлен как знак того, что здесь живут единоверцы. По правде сказать, его форма не сильно отличается от старообрядческих крестов, и это уже напоминание о живших и живущих здесь поныне староверах.

Все смешалось в единоверческой деревне. Посреди деревни — длинное бревенчатое одноэтажное здание времен НЭПа. Рядом высятся несколько стройных рядов елей и пихт, среди деревьев виднеется новый старообрядческий деревянный крест, а чуть позади — советский монумент в честь павших в Великую Отечественную односельчан. В здании находится сельская школа и целых два музея, открытых стараниями местной энтузиастки, Устиньи Григорьевны Осиповой.

Около креста суетится десяток бабушек в темных сарафанах и по-особенному завязанных платках. Старообрядческий устав некогда регулировал все без исключения сферы жизни прихожанина, и сейчас остатки этих правил прослеживаются в одежде и быту. Концы женского платка, например, следует закалывать на одежде под шеей, но не завязывать. При этом оказываются скрытыми все волосы — их замужней женщине нельзя показывать посторонним.

В здании школы накрыто два стола, тоже по традиции: за одним после богослужения будут обедать прихожане из деревни, а за вторым — духовенство.

В десять утра на деревянный крест водрузили малюсенький бронзовый литой крестик — символ всех старообрядцев. Некогда в Гуслицах лили эти крестики по древним формам чуть ли не XV века, а особенной популярностью пользовались медные иконки-складни из трех частей. В советское время в доме старообрядца могло уже не быть икон, но медное литье сохранялось обязательно.

Бабушки встали полукругом около священника с певчими за высоким аналоем, панихида началась. Об аналое следует сказать отдельно. Для старообрядца это не просто подставка под Боговдохновенные книги — это основа его глубокой книжности, отношение к завету, данному Богом, пророками и святыми. Высота аналоя не позволяла читать сидя, только стоя, а на его широкой крышке мог разместиться и самый огромный фолиант.

Только российские старообрядцы с единоверцами сохранили систему церковного пения, унаследованного еще от Византии эпохи расцвета. Тогда не знали нот, но пели по созвучию, а созвучия и ритм записывали особыми знаками — крюками. Низкие тона выводят церковнославянские фразы точно и равномерно, несмотря на ветер молитвы облетают всю хвойную рощицу. Говорили, что голубая ель не может прижиться на бедной песчаной почве, но они выросли. Выросли в память об ушедших навсегда бойцах, о мужьях и братьях, что до сих пор любимы и оплакиваются женщинами деревни Степановка.

Под каждым деревом небольшая табличка с именем, фамилией и датами жизни погибшего. Про каждого было сочинено в свое время четверостишие, в котором причудливо сплелась наивная деревенская поэзия со старинными формулами старообрядческого духовного стиха.

Каждое дерево в этой поминальной роще, кажется, воплощает погибшего где-то далеко бойца. Он не вернулся, но он здесь. Это странное чувство охватывает тебя, когда смотришь на ряды деревьев, словно выстроившуюся роту солдат на вечном параде.

В древности предки этих людей поклонялись камням, родникам и деревьям. Дерево было символом жизни и судьбы. На ветви священных деревьев слетались из рая души умерших в виде небольших птичек. Пока мы были на панихиде, стайка воробьев не прекращала чирикать в отдаленной части рощи за памятником…

После службы была трапеза с настоящими деревенскими щами, кашами и поминальными киселями. Единоверки и старообрядки сами готовили их в русских печках. У каждого блюда своя очередь, перед едой и после еды — обязательная молитва. Здесь уже можно поговорить между собою, пообщаться с прибывшими из других деревень. Разговоров немало, и основные — о том, что цивилизация в самых плохих ее проявлениях все больше наступает на земли единоверцев и старообрядцев под Москвой. Не пашут больше поля вокруг деревень, и вырастают там саморостом только… дачи. Молодежь почти уехала из села, а старую веру крепко держат лишь немногие. Основной части молящихся сейчас уже за 80.

Хотя энергии этих немногих можно позавидовать. Сейчас они борются за придание школьному музею Степановки «Старообрядческий быт» более высокого статуса. Тогда можно будет надеяться и на сохранение уникальной рощи, а значит — и нашей общей памяти о тех, кто не пришел с той войны.