Труд | Александр Богатырев | 03.06.2004 |
Мы познакомились с ней, когда она была еще школьницей то ли девятого, то ли десятого класса. Уже тогда ее этюды были замечательны. Но кто в юности не рисует и не пишет стихов? А вот настоящими поэтами и художниками становятся единицы. В число избранных Анна, несомненно, попала.
Когда она показала мне свои первые иконы, я был поражен. Это были работы не первокурсницы Строгановского училища, а вполне сложившегося мастера. Я сразу же приобрел у нее икону Спасителя. И теперь могу сравнивать с ее последними работами. Разумеется, за 17 лет, прошедших с того времени, ее талант окреп и стал очевидным не только знатокам-профессионалам, но и всем, кто теперь имеет возможность молиться перед иконами, написанными ею. Число этих икон уже превысило две с половиной тысячи, и география их «постоянной прописки» просто необыкновенно широка.
После окончания Строгановского училища Анна получила специальность художника-реставратора и сразу же приступила к работе. Она была в числе тех, кто восстанавливал Свято-Данилов монастырь. Больше года проработала в Оптиной пустыни, написала несколько иконостасов для собора Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского в Бородино, храма Святителя Николая Чудотворца в Косино, ряд икон для Владимирского собора Сретенского монастыря в Москве, для Афонского подворья, Спасо-Андроникова монастыря, для храмов многих русских городов. Художница приняла участие в работе по благоукрашению храма Христа Спасителя, за что получила патриаршую награду.
Перечень монастырей и известных всему православному миру храмов, которые заказывают ей иконы, впечатляющ. Достаточно упомянуть Валаамский монастырь, Оптину пустынь, Шамордино, Даниилов монастырь и монастыри Ростова Великого.
Это говорит о признании ее таланта и о масштабе дарования. Иконописцев в последние полтора десятка лет появилось немало, но далеко не каждому предоставляют возможность писать для знаменитых монастырей. Ведь изограф своей работой не только возвращает к жизни поруганные святыни, он еще и «соработает» великим мастерам Древней Руси. Такое соработничество — реальное соприкосновение с духовным, горним миром.
Мы знаем, какие замечательные изографы писали для монастырей и московских храмов. Некоторые были причислены к лику святых, но большинство остались безвестными или в лучшем случае сохранилась память о школе, к которой они принадлежали.
Современные иконописцы известны. Иногда, может быть, больше, чем требуется. Жизнь их мало похожа на жизнь предшественников в четырнадцатом или семнадцатом веках. Не в том дело, лучше или хуже, просто — совсем другая.
Трудно представить, например, чтобы в Древней Руси многодетная попадья писала иконы, а заказчиком был, скажем, преподобный Даниил Московский или Иосиф Волоцкий. Даже если супруг ее руководил бы живописными работами в главном храме страны. Так, как это делал муж Анны, московский священник Леонид Калинин в храме Христа Спасителя.
А разве о самом отце Леониде можно рассказать так, чтобы не перейти границы правдоподобия? Трудно представить себе, чтобы молодой московский священник одновременно служил на приходе, руководил живописными работами в объеме, превышающем всякое человеческое разумение, составлял несколько проектов восстановления разрушенных московских храмов, начал и благополучно завершил реконструкцию Никольского собора в Нью-Йорке (куда пришлось постоянно летать и проводить изрядное время), отвечал на просьбы всех известных и неизвестных бабушек Замоскворечья и прилегающих к нему районов, исполнял требы, а также обязанности отца троих детей. Помимо перечисленного, «выбивал» у властей храм священномученика Климента и самолично проводил в жизнь грандиозный проект помощи малообеспеченным семьям…
Я давно перестал удивляться подвигам отца и матушки Калининых. Мне всегда казалось, что, кроме прочего, им удалось и некое непрекращающееся ни на один день «социалистическое соревнование»: кто лучше и больше сделает. Успехи одного из супругов вдохновляют другого…
Конца этой замечательной гонки я не вижу. И искренне желаю, чтобы он как можно дольше не наступал.
Об иконах Анны Калининой можно судить вместе с искусствоведами, которые высоко ценят достоинства ее работ: очень своеобразную, яркую и энергичную манеру в сочетании с удивительной пластичностью.
Но это ли истинные критерии оценки икон? В древнерусской и византийской иконе (а Анна в совершенстве владеет техникой той и другой) прежде всего оценивалась духовная компонента. Мастерство было обязательным, канон всегда соблюдался.
Сегодня, к сожалению, далеко не в каждой приемочной комиссии найдется духоносный старец, который мог бы сказать: «Отличная работа. И колер хорош, и фон удался, и декоративность есть при изрядной строгости. Очень хорошая картина получилась… Так что смывай и пиши теперь икону…»
То, что создается нашими современниками, подлежит серьезной проверке временем. Я верю, что иконы Анны Калининой эту проверку выдержат.
Санкт-Петербург