Хомяков и мы

14 мая 2004 года исполняется 200 лет со дня рождения Алексея Степановича Хомякова — дворянина, помещика, гусарского штаб-ротмистра, участника русско-турецкой кампании 1828−1829 годов, поэта и драматурга, публициста и критика, художника и изобретателя, кандидата математических наук, философа и богослова, глубоко верующего православного христианина.

О Хомякове к сегодняшнему дню сказано много. Но его богатое творческое наследие до сих пор понято и охарактеризовано лишь в общих чертах. Главным в творчестве Алексея Степановича является слово «цельность». По известным нам данным о его жизни мы можем сказать, что Хомяков был цельной личностью, имевшей «твердый духовный и умственный характер». Верно, что общий характер выражения Хомяковым своих воззрений был несистематичен. Но мыслил и развивал свои взгляды он исключительно последовательно. Известнейший историк русской мысли протоиерей Георгий Флоровский высказался о нем: «И он писал фрагментарно, всегда по случаю, крупными мазками. Но ум у него был систематический.»

Сегодня без возражений воспринимается фраза, что «Хомяков — это целая цивилизация». Современной публике он больше известен как теоретик, глубоко разработавший социально-богословское понятие «соборности», как создатель объемистого оригинального историософского сочинения, которому его друзья дали шутливое название «Семирамида». Гораздо менее известен он как глубокий мыслитель, занимавшийся фундаментальными проблемами философии, а также вопросами техники, хозяйства, образования. Еще менее знают сегодня его довольно многочисленные поэтические произведения и драмы.

За всеми этими «целостностями» — личности ли, взглядов ли, творчества ли — стоит некий цельный опыт жизни. Среди писавших о нем нет разногласий по поводу характера этого опыта. Тот же Флоровский пишет: «Хомяков исходит из внутреннего опыта Церкви». Возможно, именно это позволило стать ему неформальным лидером так называемой «московской партии», давшей начало и основные идеи «православно-русскому направлению» в национальном просвещении.

Это, кстати, порождает и известную трудность при исследовании идей и самих сочинений Хомякова. Корректное их понимание возможно в случае, если исследователь при истолковании и реконструкции взглядов Хомякова на тот или иной предмет занимает позицию, аутентичную тому состоянию, в котором пребывал всю свою жизнь сам Алексей Степанович. А он всегда был и оставался глубоко верующим человеком, подчеркнем, верующим по восточно-христианскому православному образу веры. Но, к примеру, нынешняя система подготовки философских кадров вовсе не гарантирует и даже не подразумевает совмещения в одном специалисте широкой философской эрудиции с развитым внутренним опытом. Можно сказать, что всякие совпадения здесь остаются пока случайными. Поэтому и освоение философского наследия Хомякова идет с разными шатаниями и пробелами.

Следует отметить относительную невостребованность у современников, и особенно тогдашних властей, тех идей, которые вынашивали в своем кругу Хомяков и его товарищи. Им запрещалось писать статьи и публиковаться, даже просто читать свои сочинения кому бы то ни было. Во времена императора Николая Павловича патриотам доставалось от государства Русского больше и сильнее, чем западникам. Например, тогдашний московский генерал-губернатор граф А.А. Закревский называл кружок единомышленников Хомякова «красными» или даже «коммунистами», подозревая в них некую революционную партию. За ними, и особенно за Хомяковым, было установлено даже негласное наблюдение, продолжавшееся в течение чуть ли не десяти лет. Теперь же о Хомякове мы точно знаем, что был он в сфере общественной строгим антикоммунистом, а в сфере политической — сторонником самодержавия, хотя и слыл либералом: выступал за Земский собор, отмену крепостного права и смертной казни, введение суда присяжных. Однако, очевидно, несостоятельная подозрительность власти была столь велика, что вылилась однажды в совершенно курьезный эпизод в отношении Хомякова, получивший у исследователей название «Дело о бороде», — выданное в 1856 году запрещение Хомякову носить бороду и русское платье. Власть посчитала эти «символы народности» фрондерскими и чрезмерно демократичными.

У него хочется учиться. И есть чему. «Московская партия», таким образом, поставила и осмыслила национальный вопрос, что дало позже возможность говорить Ф.М. Достоевскому о «национальной русской идее» как о воплощении главной черты национального духа, каким он проявил себя уже в XIX веке начиная с Пушкина и каким он пребудет вовеки. О его всепроникновенности, его «всемирности», «всечеловечности».

В этом, наверное, состоит особая привлекательность хомяковской мысли для сегодняшних дней, изнывающих в отсутствие оригинальных идей и подходов. На унылом фоне современности мысль Хомякова по-прежнему свежа, привлекает своей нереализованной до сих пор оригинальностью и недоступной нынешним умам изощренностью. Тоска современности гонит к ней утлые лодчонки современных идеологов. Чуть только перед нашей страной забрезжила хоть какая-то перспектива, чуть только обозначился в ее народе некий футуристический энтузиазм — энтузиазм будущности, как стала востребованной некая вдохновляющая идеология, некий конструктивный миф, сквозь призму которого мы можем просматривать или провидеть достойное нас будущее. Чтобы иметь будущее, нужно это будущее хоть как-то себе представлять, иметь для него хоть какие-то ориентиры. И всю полноту творческого наследия Хомякова сегодня вызывают к жизни, чтобы иметь хоть какой-то базис еще только для определения этих ориентиров. Нынешняя «идеологическая элита» видит привлекательную сторону мировоззрения Хомякова в том, что в нем сочетаются обоснованная уверенность в значительности будущего России, так называемый «просвещенный патриотизм с уважением к свободе личности, прессы и принципам гуманизма». Тем, кто определяет сегодня политику российского государства, такая позиция кажется адекватной современным политическим реалиям и потребностям вне и внутри страны.

Так это или нет, покажет будущее. Но вне зависимости от этого, от наших успехов по «применению» Хомякова этот человек уже неоспоримо и незаместимо составляет бесценное, хотя, может быть, недостаточно еще понятое и освоенное богатство нашего национального просвещения. Так, кроме всего прочего Хомяков стал одним из основоположников русской классической философии. А наличие философской классики в текущем просвещении того или иного народа есть верный признак осознания им самого существа своего национального духа и связанных с ним перспектив своей будущности.

Хомяков развивал в своих работах оригинальную философию «всецелого разума». Этому, в частности, была полностью посвящена последняя его, фактически предсмертная, работа, вошедшая в историю русской философии под названием «Второе письмо о философии Ю.Ф. Самарину». Внезапная холерная болезнь оборвала рукопись письма на полуслове. Кажется, что в этом письме Хомяков пытается выйти на какую-то очень важную для него лично философскую позицию. «.иду со страхом», — пишет он Самарину. Может быть, завершись это письмо, мы имели бы возможность увидеть изнутри связь отдельных хомяковских идей и взглядов. Во всяком случае, Хомяков был не чужд идее строгого логического выведения научного знания из некоторых главный положений. При всей несистематичности, случайности своего мышления он был строгим логиком в конкретном рассуждении. Но это письмо стало последним из написанного им. Через несколько дней Хомякова не стало. Он скончался 23 сентября (ст. ст.) 1860 года в своем имении в селе Ивановском Данковского уезда Рязанской губернии.

В современной литературе об А.С. Хомякове можно выделить «Жизнеописание в документах, в рассуждениях и разысканиях», составленное В.А. Кошелевым (2000 г.). Оно освещает жизнь Хомякова, не углубляясь особенно в детали его мировоззрения. Исследование, в котором бы мировоззрение и творчество А.С. Хомякова были представлены достаточно целостно, еще ждет своего автора.

Творческие идеи Хомякова и сама его личность производят сильное впечатление на современных людей. Тем, кто приступает к знакомству с ними, открываются глубокие и дальние перспективы в области личного мировоззрения и личного самовоспитания. Слов нет, Хомяков и его творческое наследие не занимают сообразного для них места в нашем нынешнем национальном просвещении. Нет ни памятника ему, ни улицы, ни площади, ни даже учебного заведения его имени. Говорят, уже поставлен вопрос и идет некоторая работа в Тульской епархии, по подготовке к прославлению его в качестве местно почитаемого святого. Наверное, все это имеет свой ближний или дальний смысл. Но, кроме почитания Хомякова в разных светских и религиозных формах, нам совершенно необходимо более тщательное и спокойное, освобожденное от старых и новых штампов изучение его творчества. Несомненно, что такое исследование будет много способствовать пониманию нами самих себя как нынешних соотечественников А.С. Хомякова. Ведь не случайно, наверное, чуткий к духовному движению эпох и народов, проницательный Василий Розанов назвал Хомякова «Колумбом, открывшим Россию для своих современников».