Похороненный Рублев

ЕСЛИ верить мраморной мемориальной табличке, то именно 605 лет назад сын Дмитрия Донского, князь Юрий, заказал своему сверстнику, почти неизвестному иконописцу Андрею Рублеву расписать только что законченный Успенский собор в Звенигороде. От тех фресок нынче в храме сохранилось лишь три сравнительно небольших фрагмента и еще что-то совсем уж мелкое в барабане купола. Во всяком случае, так считают экскурсоводы, рассказывающие о достопримечательностях «русской Швейцарии».

Ударная реставрация
ВООБЩЕ же история рублевских творений, связанных с Успенским собором, напоминает детектив со многими неизвестными. Классический пример: иконы «Звенигородского чина», нынешняя гордость Третьяковской галереи, обнаруженные лишь в 1918 г., некогда служили подставкой, сберегающей от сырости поленницу дров, и ступеньками лестницы. Эйфория от этих находок была, судя по всему, очень велика. Настолько, что вопрос о разрушенных и неизвестно куда девшихся фресках Рублева оказался то ли забытым, то ли «отложенным» до лучших времен.

Забавно, что «большевистская чума» или «ликвидация памятников религиозного культа» храм Успения на Городке, считающийся нынче древнейшим во всем Подмосковье, не затронула. Рублевские фрески были нечувствительно сколоты лет на сто раньше, в начале XIX в., во время подновления и «улучшения» собора, когда к нему пристроили довольно уродливую звонницу. А «тусклые» фрески тогда постигла судьба обыкновенного строительного мусора.

«В 1986 г. мы получили разрешение на обнажение фундамента Успенского собора, — рассказывает доктор исторических наук археолог Алевтина Юшко. — Была заложена небольшая двухметровая траншея у северо-восточного угла храма — более всего нас интересовал домонгольский слой старого Звенигорода, надежно перекрытый храмом… Но практически сразу мы вышли на скопление фрагментов штукатурки, лежащих компактно в одном месте. Собственно говоря, это и были фрески Рублева».

Как и полагается, все находки были отправлены в Звенигородский историко-архитектурный и художественный музей. Несколько тысяч фрагментов площадью от 1 до максимум 10 см², по словам одного из ведущих специалистов по творчеству Андрея Рублева, кандидата искусствоведения Виктора Филатова, художественного интереса не представляют: «Фрагменты очень мелки… По большому счету, деятельность „реставраторов“ XIX в. и впрямь превратила фрески в строительный мусор. Но, и я в этом абсолютно уверен, дальнейшие раскопки могут оказаться весьма и весьма перспективными, поскольку фрески скалывались крупными кусками. А мелкое дробление, скорее всего, — следствие того, что по ним могли ходить, они могли упасть… Впрочем, научную ценность представляют и они, во всяком случае, это касается выяснения палитры, состава красок… Не будем забывать и об опыте послевоенного восстановления новгородских фресок, когда они заново воссоздавались почти что из ничего!»

Грунтовый спецхран
БОЛЕЕ масштабные раскопки действительно необходимы. Во мнении по поводу дальнейших исследований территории, прилегающей к храму, сходятся и искусствоведы, и археологи, и православная церковь. «Разумеется, мы заинтересованы в снятии культурного слоя у храма, — говорит настоятель Успенского собора отец Иероним. — Но ведь приход не может самостоятельно финансировать эти работы…»

Заинтересован в раскопках и Звенигородский музей. «Сотрудники музея звонили мне уже несколько раз и предлагали возглавить работы, — говорит Алевтина Юшко. — К сожалению, я не в состоянии заниматься полевыми исследованиями… И вы же знаете, две основные проблемы археологии — кадровая и финансовая. Причем финансовая, пожалуй, главнее. Только вот кто этим займется? По идее, должны бы искусствоведы». Искусствоведы же со своей стороны обещают в ближайшей перспективе, то есть в течение года, лишь реставрацию того, что сохранилось, — на большее не хватает ни средств, ни сил. К тому же фрески в грунте сохраняются лучше, чем в храме, поэтому пока еще вроде как можно погодить. И все возлагают надежды на общую комплексную реставрацию собора и приведение его в первоначальный вид, тем более что он никогда не реставрировался серьезно. Но сроки общей реставрации все переносятся и переносятся, и надежды на комплексную программу Управления охраны памятников Московской области все меньше и меньше. С другой стороны, лежали ведь ломаные рублевские фрески под землей двести лет, полежат и еще. Это даже может добавить таинственности рассказам экскурсовода: «А вот здесь в кучу строительного мусора свалены шедевры Андрея Рублева. Их никто не видел, но они там есть…»

АиФ Москва