Московский комсомолец | Сергей Бычков | 07.05.2004 |
— Отец Сергий, как готовилась эта канонизация?
— Необходимо было собрать достоверные данные об их подвиге. Это был нелегкий труд. Значительную роль сыграла, как меня часто уверяли, моя книга о матери Марии. Кстати, она вышла и на русском языке. Но особое значение сыграл ее перевод на греческий язык в 1998 году.
— Как вы считаете, почему?
— В 1998 году я встречался со Вселенским патриархом Варфоломеем. И подарил ему экземпляр только что вышедшей книги. Дело в том, что с 1930 года парижская епархия находится в ведении Константинопольского патриарха, и он, конечно же, знал о подвиге матери Марии. Несколько лет спустя после нашего разговора он благословил работу по канонизации российских мучеников.
— Откликнулась ли синодальная комиссия Русской церкви?
— Парижскую инициативу поддержал покойный митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Он обратился с личным письмом к митрополиту Ювеналию. Письмо было доставлено вместе со сборником материалов в сентябре 2000 года. Никакого отклика не последовало ни от председателя комиссии, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия (Пояркова), ни от других членов. Поэтому последовало обращение к Константинопольскому патриарху Варфоломею.
— Как отнесся Московский патриархат к решению Константинопольского патриархата?
— Очень странно. В прошлом году митрополит Кирилл (Гундяев), председатель Отдела внешних церковных связей Русской церкви, заверил патриарха Алексия II, что он приложит все усилия для объединения разрозненных зарубежных православных епархий в единую западноевропейскую митрополию. Более того, написал хвалебное предисловие к книге о матери Марии, которая увидела свет в этом году в Санкт-Петербурге. Однако его представитель в Париже, архиепископ Корсунский Иннокентий, категорически отказался участвовать в прославлении новых святых.
— Означает ли это, что Московский патриархат оспаривает их святость? Или митрополита Ювеналия смущает то, что Илья Фондаминский был евреем и принял крещение только в концлагере?
— Молчание митрополита Ювеналия весьма многозначительно. Но жизнь прославляемых эмигрантов более убедительно раскрывает их святость, чем любое обсуждение. В последние месяцы жизнь Ильи Фондаминского заслужила редкую оценку матери Марии: «Из такого теста святые делаются». Он был человеком редкого великодушия и беспредельной любви. Он мог уехать в США. Но остался в Париже. Он принял мученическую смерть в Освенциме, разделяя судьбу своего народа. Мученическую смерть приняли сын матери Марии — Юра и его учитель, священник Дмитрий Клепинин. Они спасали в оккупированном Париже евреев и советских военнопленных. Оба погибли в нацистском концлагере Дора. Отца Дмитрия нацисты готовы были освободить, если он впредь не будет помогать евреям. «А этого еврея вы знаете?» — сказал отец Дмитрий и показал на свой наперсный крест. Тем самым подписал себе смертный приговор.
— В чем особый подвиг матери Марии?
— Процитирую слова митрополита Кирилла: «Ее свобода была в безвозмездном служении нищим, убогим, отчаявшимся. Именно здесь обреталось высшее призвание служения матери Марии». Она живо откликалась на страдания евреев во время немецкой оккупации Парижа. В концлагере поддерживала окружающих. Она заменила солагерницу, отправившись вместо нее в газовую камеру. Что можно оспаривать в ее жизни и подвиге? Неужели антисемитизм еще жив в Русской церкви? Во всяком случае, его нет в Константинопольском патриархате.
Беседовал Сергей Бычков