 |
| Московский комсомолец | Елизавета Маетная | 05.05.2004 |
Без Ирода в голове
Самария и Иудея — священные места, библейские. Небезызвестный царь Ирод очень любил эти земли и поэтому основал здесь свою столицу. С 1948-го по 1967-й они принадлежали Иордании. Сейчас всему миру они известны как Западный берег реки Иордан. За последние тридцать лет здесь появилось около двухсот еврейских поселений. Дома возводили в тех же местах, где, по преданию, они стояли две тысячи лет тому назад.
«Наконец-то мы вернулись на родину предков», — говорят религиозные сионисты, отправляясь по вечерам с автоматами на очередное дежурство. И только с пятницы на субботу — ничего не поделаешь, шаббат, священное время, никакой работы! — без посторонней помощи им не обойтись. И тут на выручку приходит русский батальон. Отработав смену на заводе, наши мужики выходят в дозор и ставят «секретки». Арабы знают: если «русские» в городе — пощады не жди. А разведка у них работает хорошо.
Бывшие ГРУшники, танкисты, летчики, прошедшие Афган и Чечню — всего около тысячи человек, — это «русский» батальон «Алия», что в переводе означает «Исход». Выходцы из СССР, попав на Землю обетованную, они все пытались устроиться на офицерские должности в ЦАХАЛ — Армию обороны Израиля. Но там от услуг репатриантов отказались.
— Тяжело, когда в 30−35 лет лишаешься любимой работы — тебя фактически вычеркивают из жизни. Сколько у нас классных пилотов, которые уже никогда не будут летать!.. Наш отряд — единственная возможность почувствовать себя защитником, настоящим мужиком, — говорит командир «Алии».
В ЦАХАЛе их очень долго не воспринимали всерьез. Но бойцов «Алии» все чаще стали приглашать сами поселенцы. И сейчас количество охраняемых ими поселков идет уже на десятки.
— За свои смены они не получают денег — дежурят на добровольной основе. Идейные они, значит, — пояснил симпатию к «русским» представитель одной из религиозных общин. — А с фанатиками, которые нас окружают, только такие и могут бороться…
В сентябре прошлого года из бойцов «Алии» сформировали отряд — подразделение ЦАХАЛа. «Для решения узкоспециальных задач», как говорится в приказе. Во время решения одной из них, в Газе, был ранен командир батальона Роман Ратнер.
— Снайпер работал. В правое плечо попал. Но наши его засекли и сняли.
Дело было в конце марта, и пока врачи не пускают его обратно на территорию.
Многим добровольцам — хорошо за полтинник. И, судя по одышке, им не так-то просто носиться по пустому полю с полной выкладкой. Но помимо дежурств два раза в месяц обязательны стрельбы и марш-броски.
— Приказы не обсуждаются, — хоть они давно уже на гражданке, в душе остались военными. — На самом деле все просто: сегодня они взрывают религиозных поселенцев — завтра придут к нам.
А пули летят, пули…
Три блокпоста и высокий металлический забор за миллион долларов — подарок президента Шарона. Поселок Хомеш — один из четырех, который Шарон пообещал недавно отдать Арафату. Еще недавно его охраняла «Алия», а теперь — армия и военная полиция.
Шесть десятков домов, заселенных в основном религиозными евреями, в окружении нескольких арабских поселений. Кругом пальмы, розы. Под ногами — весь Израиль как на ладони. Тель-Авив, Иерусалим, даже Хайфа видна.
Москвичи Эдуард и Наталья вместе с внуком Даней живут в Хомеше уже десять лет.
— У нас здесь даже снег бывает — как в Москве. Прямо настоящая русская зима — мы из-за нее в Хомеш в свое время и переехали. Да еще о собственном доме мечтали: он здесь дешевле стоил, чем квартира в Иерусалиме, — Наталья приглашает нас в гости. На столе мигом появляются маринованные грибочки, водка и сало. — Вы думаете, здесь зелень и раньше была? Да мы все сами, своими руками сажали, а теперь нас хотят отсюда выселить. Для чего это делается? Чтобы арабам было легче взрывчатку перевозить, чтобы потом нас убивать. Мы им здесь — как кость в горле…
Эдуард в прошлой московской жизни был врачом 4-го главного управления, лечил сильных мира сего. Сейчас без своего «Узи», который обычно лежит в спальне, и за продуктами не выходит.
— Данька вместе с другими мальчишками ездит в школу на бронированном автобусе, — рассказывает дед. — Малейшее подозрение на опасность — и они камнем падают на пол. Наш дом частенько обстреливают — мы даже недавно маскировочную сетку купили, хотя понимаем, что она вряд ли поможет.
— Знаете, как мы в соседний поселок выезжаем? — перебивает супруга Наталья. — Только за блокпосты отъедем, как сверху камни летят. Эдик с матюками выскакивает из машины и давай палить из автомата. Малость отрезвляет — обычно на неделю хватает…
Несмотря на ежедневную опасность, они не хотят отсюда уезжать — будто сроднились с этими местами. К тому же на предложенную компенсацию дом не купишь.
— Что ж, придется отстреливаться до последнего патрона. Русские евреи умирают, но не сдаются, — мрачно шутит глава семейства.
В Хевроне — большом арабском поселении — живут около шестисот евреев. Попасть в город можно только с разрешения военного командования. Здесь тоже живут наши. Раввина Аврума Шмулевича — в прошлом москвича-интеллектуала Никиту Демина — в начале 80-х окрестили в «МК» сионистским шпионом. С тех пор он питает к нашей газете особо теплые чувства.
Хеврон — одно из самых опасных мест. Чтобы жить под постоянными обстрелами палестинцев, надо иметь очень крепкие нервы. Детей Шмулевича дважды пытались взорвать в машине, а недавно едва не убили жену: пуля просвистела в нескольких сантиметрах и застряла в спинке лавки. Впрочем, у нее, как и супруга, с нервами все в порядке: во время обстрелов, особенно когда пули залетают в кухонное окно, она садится за рояль и играет Шуберта.
— Да, я понимаю, что подвергаю свою семью опасности — хотя в Москве больше шансов погибнуть в автокатастрофе, чем в Хевроне от пули, — спорит раввин Шмулевич. — Откройте Тору: именно здесь, в Хевроне, находятся могилы праотцов, здесь открываются ворота в рай. В конце концов — если не я, то кто?..
В Хевроне блокпосты на каждом шагу, и кажется, что военной полиции здесь больше, чем самих жителей. Сам раввин ходит по пустынным улочкам с автоматом «Узи». Он создал недавно партию фашистского толка — с идеей депортации арабов из Палестины, и она становится все более популярной.
— Я надеюсь, что мои дети, когда вырастут, тоже останутся на этой древней земле, — говорит раввин. — Как ни странно это прозвучит, но я за них спокоен: после Хеврона они выживут в любом месте.
От рая до джихада — один шаг. Вернее — звук. Вчера ночью в Хевроне снова стреляли.
«Этот запах будет преследовать меня до самой смерти»
В Ялте она была завучем самой большой школы и внедряла там свои новые методики. Почти в 40, едва оправившись после тяжелого развода, поняла, что должна начать с чистого листа. Вместе с 9-летней дочкой переехала в Хайфу — самый «русский» израильский город.
— Это было десять лет назад, 6 апреля, в канун Холокоста. А помню как вчера: этот запах не оставляет меня ни на секунду… Был короткий рабочий день. В 12 дня вместе с детьми мы подошли к автобусной остановке, — с трудом говорит Анна Кракович. — Я видела, как он развернулся и взорвался. Я помню каждую секунду — я не знаю, почему он выбрал меня…
Кроме взрывчатки у смертника было два баллона с газом, а в машине — 20 ящиков гвоздей. Анна упала на землю, сверху рухнула дверца от автомобиля — она приняла взрывную волну на себя и спасла ей жизнь.
80 процентов ожогов 2-й и 3-й степени, десятки переломов. За 11 месяцев — 12 операций, и каждый день — мучительные перевязки. Никто уже не верил, что она выкарабкается.
Ее судьба — типичная для эмигрантки. С трудом устроилась в школу. Класс достался хоть стреляйся: 42 человека, и сплошь дети из неблагополучных семей. «Иногда мне не хватало 38-го калибра», — смеется она теперь. Выходила из дома на рассвете, в 4.30, — и так шесть дней в неделю. Общественный транспорт еще не ходил, и до школы добиралась на попутках.
— Помню, как первый раз открыла глаза и увидела перед собой незнакомую женщину. «С Ирочкой все в порядке», — сказала она, и я успокоилась. Ко мне каждый день приходили добровольцы, они привезли из Украины мою маму… Эти люди просто вытащили меня с того света. После того как прогремело два чисто «русских» теракта — на дискотеке в «Дельфинарии» (там погибли больше двух десятков подростков — выходцев из СССР) и торговом центре, — в Израиле поняли, что репатриантам приходится еще тяжелее: ведь первое время у нас здесь нет ни друзей, ни родных.
В прошлый Пейсах (на Пасху. — Е.М.) в Натанье прогремел сильный взрыв. От теракта пострадало много «русских» женщин-официанток. Аркадий работал в этом отеле поваром и спустился в подвал буквально за секунду до трагедии. «Представляешь, как повезло — ведь ни царапинки!» — все радовались они с женой. А через шесть недель смерть его все-таки догнала. Он погиб от взрыва в центре города… У девятилетнего Вадика родители погибли в теракте, у Кирилла с Яной застрелили маму.
— Знаете, что самое трудное: научить их снова улыбаться, «разморозить» их, — утверждает Анна. После пережитого она сама стала волонтером и вот уже девять лет помогает другим жертвам терактов. — Помните, с чего началась последняя интифада? Четыре года назад палестинцы поймали двух резервистов и зверски их растерзали. Одним из них был наш парень Вадим Ножич. У него осталась невеста на втором месяце беременности. На его родителей было страшно смотреть, они состарились за один день… Давиду, их внуку, уже больше двух лет. Никто не заменит им Вадима, но появление малыша словно вдохнуло в них жизнь. Смею утверждать, что в наших семьях не материальная проблема главная: социальные службы работают так, что ты ни на секунду не чувствуешь себя брошенной. Дело в другом — чтобы начать новую жизнь, нужны очень большие усилия, очень большое желание… К счастью, многим это удается: у нашей женщины единственная дочка погибла на дискотеке в «Дельфинарии», а недавно она родила вторую.
После 11 сентября израильские волонтеры предложили американцам свою помощь — и те ее с радостью приняли. Они предложили ее и нашим специалистам, работавшим с пострадавшими на «Норд-Осте». Наши отказались.
— Никогда не забуду его лицо, — Анна обхватывает голову руками. — О, поверьте, я работаю над собой, я очень стараюсь, у меня очень хорошие психологи. Но… Каждый раз, когда я слышу сообщение о новом взрыве, все повторяется, и я снова прилипаю к двери этой проклятой машины. Запах обгоревшего мяса и тлеющих волос будет преследовать меня до самой смерти…
«Так написано в Коране»
Как утверждают специалисты, никто из сегодняшних террористов-смертников не имеет ярко выраженной склонности к самоубийству. Образовательный и имущественный ценз — самый разный. Так же, как и социальный статус. Их главный аргумент: «Так написано в Коране».
По сведениям израильских спецслужб, двое шахидов были сыновьями миллионеров. Их объединяли неистовая религиозность и убежденность, что миссия, для которой они избраны, абсолютно законна с точки зрения ислама.
Гвозди, порох, электрическая батарейка, переключатель, короткий кабель, ртуть, ацетон и пояс с карманами для шести-восьми взрывпакетов — стоимость одной «человеческой бомбы» не превышает 150 долларов. Самая «затратная» часть — доставка в израильский город. После гибели шахида спонсоры выплачивают его семье от трех до пяти тысяч долларов. Ему устраивают веселые и пышные похороны и прославляют как мученика.
— Я не верю в раскаявшихся шахидок: слишком много их прошло перед глазами. Найдите хотя бы одну, решившую сдаться, — их нет! — говорит эксперт по борьбе с терроризмом, долгое время возглавлявший спецслужбу «Натив», Яков Кедми. — Да, были те, кто в последний момент замешкались и скидывали взрывчатку — из-за растерянности и страха. Они же не японские солдаты-камикадзе. Это все осечки, которые выдаются потом за желание сдаться. В момент высочайшего напряжения они не люди — автоматы, которые действуют так, как их научили. Наше законодательство чересчур гуманно к террористам. Я бы за участие в террористических организациях давал пожизненное заключение с правом помилования через 20 лет — и то при особых условиях. А если взяли непосредственно перед терактом, то вообще — смертная казнь. С пиратами справились, когда их стали вешать на мачту, — и не важно, кок он был или глотки резал…
Ликвидация главных фигур ХАМАСа — шейха Ясина, а затем его преемника шейха аль-Рантиси — громкие события последнего месяца. Два с половиной года назад Джордж Буш взял слово с Ариэля Шарона, что он гарантирует жизнь палестинскому лидеру Ясиру Арафату. А тот за это время должен сам разобраться с главными врагами Израиля — террористическими группировками ХАМАС и ФАТХ. Собственно, кто будет следующей жертвой — можно не гадать. Американские индульгенции Арафата, похоже, закончились.
В последнее время ФАТХ и ХАМАС придерживаются единой тактики и наносят удары по Израилю всеми средствами, которые у них есть. И всюду, где это возможно. Как отмечают аналитики, если ХАМАС и раньше не особенно прислушивался к голосу Арафата, то теперь и ФАТХ не спрашивает у него одобрения. В общем, теперь он мешает не только Израилю, но и своим. И кто-то из них доберется до него первым.
— Представь ситуацию на дороге. Два водителя мчатся навстречу друг другу, и если один из них не свернет, лобовое столкновение неизбежно. Израиль — на фуре, палестинцы — на мотоцикле. Но этот мотоцикл нагружен взрывчаткой, и поэтому всем придется несладко, — кратко и образно обрисовал суть всего конфликта высокопоставленный сотрудник «Моссада».
Ненависть и месть. Месть и ненависть. И — реки крови. И чем дальше, тем они шире и глубже. Остался ли хоть один шанс на мир?!
А если это Он?
Обычная школа в центре Иерусалима. Наглухо задраенные ворота. Везде видеокамеры. Охранница Ирэна — из бывших наших — держится за кобуру и обходит территорию по периметру. В школе учится ее 8-летний сынишка, и поэтому она здесь.
— Тут вокруг арабские дома, а на нашей улице за последний год 30 терактов было. Моих ребят несколько раз закидывали камнями, подбрасывали какие-то пакеты. Тут же приезжала полиция. Обошлось… Стресс — как образ жизни, мы к этому привыкли, — буднично говорит она. — А «проверочки» нам устраивают постоянно — не арабы, так свои.
Любой первоклашка знает, как вести себя в чрезвычайной ситуации. В каком случае бежать в школу, а в каком — за ворота. Ирэна — в роли академика Павлова, ученики — подопытных жучек. Они верят, что эта «дрессура» в конечном итоге спасет им жизнь.
— Сейчас все больше «камикадзе» подбирают по внешнему признаку — нас недавно инструктировали на этот счет. Кроме глубокой веры у него должно быть сходство с израильтянами. Немного грима — и не отличишь, — Ирэна на секунду задумывается. — Знаешь, чего я больше всего боюсь? Что однажды он или она — неважно, придет в школу, а я не пойму, что это Он. И не сумею вовремя среагировать. И как мне после этого жить?..
Неделя в Израиле — и я поняла, что смогу нажать на курок.
