 |
| Радонеж | Александр Богатырев | 27.04.2004 |
На Акрополе кроме толп японцев и американцев, которых ни с кем не спутаешь, множество греческих школьников. Старшеклассники парочками и небольшими стайками норовят разбрестись по всему холму. Педагоги и экскурсоводы постоянно выкрикивают чьи-то имена, стараясь не дать затеряться своим подопечным в чужих группах. Малыши сами льнут к своим педагогам и послушно выстраиваются в колонны, держась за руки парами.
Детей привозят сюда со всех концов Греции. Вместе с афинскими школьниками они могут слушать рассказы об истории своей страны в тех местах, где совершались известные всему миру события.
О Парфеноне они узнают, глядя на Парфенон, а не на иллюстрацию в учебнике. О том, что происходило в Акрополе, они узнают в Акрополе.
О великих архитекторах и ваятелях — глядя на творения их рук. Слушая в пересказе своего учителя речь Демосфена, можно посидеть на тех же камнях, на которых сидели афиняне, внимая великому оратору.
По Агоре, как и две с половиной тысячи лет назад гуляет множество народа. Среди руин, остатков фундаментов домов и храмов бродят, заглядывая в справочники, туристы, приехавшие со всего света.
Агора — это место афинской «тусовки» Когда-то здесь собирался весь город узнать последние военные и светские новости. О победах рассказывали громко и радостно, слухи о поражении передавали в полголоса и с оглядкой. Но афинские щеголи и бездельники, безошибочно угадывавших в толпе богатых простофиль, которые накормят их обедом, веселились и демонстрировали новые наряды, не взирая на политические события.
От цирюлен, в которых они просиживали часами, ничего не осталось. Зато остались храмы, которые обошел апостол Павел. Некоторые из них восстанавливаются. Руины других защищают от дальнейшего разрушения. Правда, не найти того жертвенника Богу неведомому, который позволил апостолу Павлу блестяще начать свою проповедь Христа перед жителями Афин. Зная верования и нравы афинян, трудно было заподозрить их в сугубом благочестии, но Павел назвал их благочестивыми и стал рассказывать им о Боге. Замечательный риторический зачин привлек внимание афинян — больших любителей пофилософствовать и послушать о новых учениях. Они с интересом слушали незнакомого странника до тех пор, пока он не заговорил о воскресении из мертвых. «Об этом мы поговорим потом», — прервали они его, не подозревая, что вскоре их соотечественники будут с радостью принимать мучения за Христа, а Парфенон, под которым они насмехались над апостолом, будет посвящен другой парфене (деве) — Деве Марии — матери Спасителя мира. А сами греки станут нацией богословов, и мудрость, столь почитаемая ими, вместо человеческого мудрования и изящной игры ума займется постижением Премудрости Божией. Учения Платона, Аристотеля и других философов сослужат великую службу. Все, что было ими наработано за многие века, станет работать на прославление Того самого неведомого им Бога, о котором поведал афинянам апостол Павел. Логика, система доказательств, риторические приемы, стиль, слог греческих философов навсегда войдут в арсенал христианских богословов.
Вряд ли японские граждане, забравшиеся на скалу, с которой Павел говорил с афинянами, думают о Христе и Его верном апостоле.
В путеводителях для туристов, с которыми они бродят по Афинам, составители сумели пронырнуть двадцать веков христианства. В них можно увидеть древние города, крепости, лазурное море, горы, колонны языческих храмов, развалины театров, статуи языческих божеств, деву в белоснежной тунике с олимпийским факелом в руке, гвардейцев в белых юбках, танцоров в национальных одеждах, смеющихся счастливых людей в ресторанах, на пляжах, на яхтах, на фоне гор, живописных бухт, Акрополя, сменяющегося караула перед Парламентом…
На глянцевых фотографиях можно увидеть несколько монастырей и православных храмов. Но они затеряны в изобилии языческих памятников и оставлены в качестве деталей пейзажа, как ветряные мельницы на голландских открытках. Афон и Метеоры представлены экзотическими уголками, куда нужно поехать и поглазеть на то, как в плетеных корзинах опускают и поднимают монахов в монастыри, стоящие на непреступных высоких скалах. Единственная икона, так же как античные скульптуры и мозаики, по мнению авторов, должна свидетельствовать лишь о высоком искусстве эллинов, но никак не о красоте, величии и истинности Православной веры.
Между тем в Греции не найти холма, который бы не был бы увенчан храмом. В самих Афинах, маленьких и больших городах повсюду видны древние и современные часовни и храмы. При постройке новых кварталов непременно закладывается церковь. Вдоль дорог повсюду стоят часовни и маленькие часовенки. Так отмечают родственники места гибели в автомобильных катастрофах своих близких. Часовни напоминают о чудесной помощи святых, в чью честь они поставлены. В них всегда перед иконами зажжены лампады. Готовые часовни продают вдоль дорог, как у нас срубы для бань и дачных домов.
То, что Греция — православная страна чувствуется во всем. На Страстной Неделе греки, приветствуя друг друга, желают «доброй Пасхи». А на Пасху единственное приветствие — «Христос Воскрес!». На каждом троллейбусе и автобусе над ветровым стеклом загорается «Кало Пасха!» и «Христос анести!» Даже мытари на дорогах, собирая с автомобилистов плату за проезд, говорят подъехавшему водителю «Христос анести!», а, получив деньги — «Хрония пола!», что означает «Многая лета!».
На Пасху по всем телевизионным каналам Премьер Караманлис, его недавний соперник Папандреу и все главные политические деятели поздравляли народ с праздником и в меру ораторских и духовных дарований говорили о самом важном событии в истории человечества. Даже главная коммунистка страны товарищ Папарига (греки из России зовут ее Маматаллинн) говорила уважительно о Христе.
Вместе с главой Элладской Церкви Премьер посещает войска, поздравляет с Пасхой военных. Политические соперники Премьера тоже свой первый пасхальный визит наносят военным. Политики и генералы под прицелом телекамер бьются друг с другом крашеными яйцами, радуясь победе. Все это трогает, хотя и понимаешь, что эта «пиаровская» акция имеет мало отношения к личному благочестию и религиозности политиков.
Трогает и то, что Премьер, вступая в должность, клянется народу и главе Церкви на Евангелии, а члены Правительства вслед за Премьером повторяют слова присяги.
Правда, кое-кому из их предшественников клятва на Евангелии не помешала распорядиться «олимпийскими» деньгами по собственному разумению…
В Афинах Великим Постом даже слепцы-арабы просят милостыню под магнитофонную запись песнопений Страстной Пятницы. В отличие от составителей туристических справочников, они не боятся напомнить иностранцам о том, что Греция — страна православная…
Чтобы узнать истинную Грецию, нужно побывать на Великопостных службах. Особенно в Страстную Пятницу. Нет ничего печальнее и величественнее древних византийских песнопений ее канона. В выносе — погребении плащаницы участвует практически вся страна. Каждый приход несет украшенную гирляндами цветов плащаницу по улицам, обходя границы прихода. Как правило, несколько крестных ходов встречаются на какой-нибудь площади, где их приветствует мэр демоса и самые уважаемые граждане, потом крестные ходы расходятся и возвращаются в свои храмы. Носилки с плащаницей несут скауты. По бокам ее сопровождают солдаты с автоматами с направленными в землю стволами. Те, кто не идут в крестном ходе, стоят со свечами на тротуарах и на балконах. С балконов летят на плащаницу лепестки цветов. Все поют, крестятся. Транспорт останавливается. Владельцы автомобилей покидают свои авто и крестятся вместе со всеми, пока крестный ход не скроется, и пока полицейские не позволят возобновить движение…
В Афинах все чего-то ищут. Туристы — достопримечательности, музеи и рестораны с национальной кухней. Хозяева кафе и ресторанов — посетителей, продавцы сувенирных лавок — тех, кто соблазнится их товаром. Долговязый американец — кто бы сфотографировал его за столом, уставленным огромными блюдами с кальмарами, осьминогами и ворохом сочной зелени. Археологи — древности. Посреди площади, рядом со зданием мэрии и национальным банком, огорожена огромная яма с целым кварталом античной эпохи: с мостовой, водопроводом, фундаментами домов.
Раскопки ведутся повсюду. В новом метро в переходах и на станциях выставлены немногие экземпляры из невероятного числа находок, обнаруженных во время прокладывания подземной магистрали.
Античные вазы выставлены в витринах магазинов, лавчонок, парикмахерских и таверн.
Я тоже занят поисками. В этом туристическом вавилоне между почитаемыми остатками античного мира и шумной суетой сегодняшнего прикровенно живет Византия. Она, как наш град-Китеж, сокрыта от глаз, нацеленных на язычество и современную мишуру.
Древние византийские храмы непросто отличить от более поздних. Даже современные строят почти без внесения инноваций. И почти в каждом современном храме угадывается плач по Константинопольской Софии — главной святыни империи ромеев.
Под Акрополем и по старому городу всюду рыщут собаки — потомки друзей Диогена, которым он завещал на съедение собственный труп. Слава Богу, афиняне не исполнили его последней воли.
Большой рыжий пес увязался за мной, но, поняв, что ничем кроме фисташек не поживиться, побежал на улицу Диогена к ресторанчику того же имени. Рядом с беседкой, увитой глициниями, возвышается странный памятник, похожий на стилизованный фонарь. Возможно, с фонарем такой формы искал среди бела дня человека Диоген…
Для моих поисков не нужны рекламные подсказки. Я не поехал, ни в Фермопилы, ни в Марафон — в места знаменитых битв, ни к Дельфийскому оракулу, ни на родину Олимпийских игр, о которых с утра и до вечера говорят все и вся
Да и Платоновскую академию можно было не искать. А найдя, не сокрушаться о том, что рядом с ее огороженными развалинами на траве под пальмами лежат пьяные мужи ближневосточного обличия, да выгуливают собак жители близлежащих кварталов. Один из них на приличном английском стал расхваливать достоинства нового эзотерического учения и предложил заглянуть к нему в лавку, где хранятся труды очередного индийского лжепророка.
Не этого ждешь от страны, подарившей миру величайших философов и непревзойденные шедевры литературы и искусства, ставшие каноном мастерства, изящества, меры и вкуса. Обидно, что наследники великой культуры соблазняются бездарными псевдодуховными подделками.
В самом центре Афин у здания Академии американские сектанты раздают прохожим листовки с рекламой какого-то очередного «откровения». Некоторые слушают их с интересом. Трудно признать в них наследников Византии.
Да и эллинов, описанных древними авторами, тоже приходится искать с диогеновским фонарем. Жители современной Спарты мало чем напоминают могучих спартанцев, в любую минуту, готовых на битву.
Неужели у этих смуглых, черноволосых молодых спартанок в джинсах вместо коротких туник, с нездоровой кожей, выдыхающих на ходу клубы сигаретного дыма, прабабки слыли самыми красивыми и выносливыми девушками Эллады.
Может быть, русоволосые и светлоглазые эллины и живут незаметно вдали от туристических маршрутов, но не они являются моими героями. Я ищу Византию. Не в музеях. Для этого не нужно лететь в Грецию. У нас в Эрмитаже — богатейшая коллекция византийского искусства. Я ищу ее в древних храмах, монастырях.
В самом центре Афин на небольшом пространстве — несколько византийских храмов. А в крипте Троицкой церкви, построенной в XI веке, находится алтарь самого древнего в Греции храма. Его датируют вторым веком. Троицкую церковь восстановил Иустин Капустин. Долгое время она принадлежала русскому посольству. В нее ходила королева эллинов Ольга — дочь Великого Князя Константина Константиновича. Молились в ней русские дипломаты, аристократы и знаменитости, приезжавшие в Грецию с дипломатическими миссиями и на отдых. Сейчас большую часть ее паствы составляют украинские женщины, приехавшие на заработки.
Византию в этом храме отыскать трудно. Особенно поражает несоответствие архитектуры и икон. Архангел Михаил изображен в виде атлета с могучим, рельефно выписанным торсом. Эдакое торжество плоти предводителя сил бесплотных. Но бабушкам-тетушкам нравится: «Как живой!»
К величайшему сожалению подобное безвкусие обнаружилось и в нашем Пантелеймоновском монастыре на Афоне. Фрески, написанные в живописной манере в конце XIX века являют собой торжество упадка.
«Страшный Суд» в трапезной — нечто среднее между Кукрыниксами и комиксами на сюжет Апокалипсиса.
И это по соседству с великолепными фресками Дохиара, Хиландара и других древних монастырей! Рядом с чудотворными иконами Иверской, Троеручицей, Достойно Есть… От приближения к ним душа начинает трепетать от чувства реальной близости Первообраза. У Иверской я почувствовал, как благодать, словно мягкое теплое облако проникает в душу, и чуть не потерял сознание.
У фрески «Страшного Суда» я испытал жгучий стыд, но не за собственные грехи, а оттого, что экскурсовод расхваливал это позорище и рассказывал, как они его берегут, не включая в холодную и сырую погоду отопления.
Ему, очевидно, не ведомо, что от сырости фрески гибнут, а у монахов открывается туберкулез. Что уже неоднократно случалось…
На Афоне, как ни в каком другом месте чувствуешь, что Византия жива. Жив ее дух и носители этого духа. Это я прочувствовал и в других монастырях — Пантократоре, Мегаспилио, Преображенском на острове Эвиа, в Андреевском соборе города Патры, в храме, где почивают мощи Иоанна Русского. В этом храме я встретился с редко встречаемым типом святости. О таком можно прочитать лишь в житиях святых. Старушка, дежурящая у раки Иоанна Русского, постоянно общается с ним. Она стала ежедневно приезжать к святому из деревни, находящейся в десяти километрах от храма. Приезжает в любую погоду. На попутках, автобусах, приходит пешком. Потому, что Иоанн явился к ней и попросил почаще приходить к нему. «Мария, я ведь иностранец,» — сказал он ей. — Россия далеко отсюда. Вот я и хожу к нему."
Нужно было видеть, с какой радостью принимала нас — русских гостей эта деревенская старушка. Словно мы были родственниками святого, которому она посвятила свою жизнь.
Она рассказала о многих чудесах, постоянно происходящих на ее глазах. Вместе с ней прислуживает алтарник Янис. У него рак крови, и по приговору врачей он должен был умереть семь лет назад". Во время бомбардировок Сербии американцами, Иоанн Русский явился Марии и Янису и сказал, что уходит в Сербию: «Сейчас я там нужен».
Тот же дух любви и тихой простоты я встретил в многочадных православных семьях. В одной было восемь детей, в другой — шесть. Посещение этих семей и было обретением Византии. Византия, так же, как Святая Русь никуда не делась, а живет в душах прекрасных православных людей.
Изограф Янис Перестерис — отец шестерых детей, пишет иконы и фрески в византийском стиле. На вопрос: «Что такое в его понимании Византия, и каков тип настоящего эллина?», ответил, что Византия в современной Греции — это не столько древние иконы и храмы, сколько люди, усвоившие византийские, то есть православные, идеалы. Византия включила в себя множество этносов и дала новый тип эллина: не расовый, а духовный. Настоящий эллин — это православный… И это, действительно, так. И подлинная встреча русских и греков может состояться не на курортах — у теплого моря, а в Византии.
Самыми красивыми греками из тех, с кем пришлось мне общаться, были православные миряне, священники, монахини и монахи.
И не потому, что Церковь отбирает людей с правильными чертами. Просто от них веет покоем. У них нет в глазах той напряженной тревоги, которая очень заметна во взглядах прохожих и пассажиров автобусов и метро.
Может быть, дело в сумятице выборов, устроенных в православной стране во время Великого Поста. Или в забастовках и гневных обличениях кандидатами своих соперников и предыдущего правительства, при котором разворовали огромные деньги, выделенные на строительство олимпийских объектов.
Все так похоже на родную сторонку. Кажется, что оказался где-то между Грузией и Азербайджаном. И люди, в основном, простые и даже почему-то немного советские. И нахамить могут, и накормить, объегорить во время покупки и тут же проявить широту и радушие.
Из окна туристического автобуса не увидеть и не узнать, как и чем живут греки. Пожив у бывших соотечественников, познакомившись с церковной жизнью, войдя в ее ритм и узнав людей поближе: их быт и проблемы, начинаешь понемногу ориентироваться в происходящем.
Понтийские — то есть наши причерноморские греки (из России и отколовшихся от России республик) откликнулись на призыв греческой Родины-матери и, устав от лукавого хаоса перестройки, прибыли на историческую родину, полные надежд на новую жизнь. Кое-кому удалось неплохо устроиться. Но многим пришлось несладко. Мой приятель рассказал о том, как месяцами ходил по чиновникам, безрезультатно просиживая под дверьми, за которыми раздавались смех и веселые голоса вершителей его инвалидской судьбы.
Греческий чиновник начинает свой служебный день с «кофедаки» — кофепития. А кофедаки и послеобеденный отдых — процедуры сродни античным мистериям. Они давно обрели мистическое наполнение и четкие канонические правила. Нужно всегда помнить, что в течение часа с начала рабочего дня заглядывать в кабинет, в котором за чашкой кофе коллеги обсуждают то, как провели выходные и куда собираются отправиться с детьми в отпуск, неприлично и небезопасно для исхода разбираемого дела. Посетитель, нарушивший приятности кофедаки, может надолго забыть об удовлетворении его просьбы.
Подписи на требуемых бумагах, как и у нас, почему-то нужно собирать в учреждениях, разбросанных по разным частям города. Прочие детали хождения по начальству до боли знакомы. Да, к тому же, коренные жители Греции встретили советских соплеменников без особой радости. Не трудно понять обиду одних и неудовольствие других. Вместе с греками в Элладу хлынули представители всех племен и народностей, населявших Советский Союз. Погреться в теплых водах Эгейского моря прибыли воры в законе, создатели финансовых пирамид, авторы схем увода капиталов в офшорные зоны, эскадроны тружениц панели и прочая не менее замечательная публика. Одновременно появились албанцы и граждане с ловкими руками из стран бывшего соцлагеря. Греции пришлось навеки забыть о славных временах, когда жили в домах без замков и запоров…
Все это я узнал из бесед с понтийскими греками. Рассказали мне и о страшной дороговизне, наступившей сразу же по вступлении Греции в объединенную Европу. И о том, что вряд ли успеют достроить олимпийские объекты.
Люди малоцерковные почему-то обрушивались на своих новых сограждан: «У нас в русских храмах лавок нет!», — с гордостью заявил один понтиец. -«Чего с них взять, когда они сидя молятся?! И архиереи у них курят. А крестятся — то ли пузо чешут, то ли от мух отмахиваются».
У этого человека, который и в церковь-то ходит только на Пасху, таким образом выразилась досада на то, что не сбылись его мечты. Он ждал от Греции того, чего не получил в России. Голодное детство в казахстанской ссылке. Вместо сказок бабушка рассказывала ему о турецкой резне. Бабушкины сестры, жившие под Афинами, уехали от бедности в Австралию. Но бабушка все равно мечтала приехать в «настоящую» Грецию. И вот он домечтал за нее — приехал в Элладу и теперь роняет слезу в стакан с греческим красным вином, вспоминая, как хорошо ему было с сослуживцами на «маевках». Так называли они коллективные загородные поездки…
Странные были у меня беседы. Всех моих собеседников не покидало чувство тревоги за собственную судьбу, за детей, которые лучше их вписываются в новую жизнь, но с трудом находят работу. За будущее Греции, со всех сторон окруженную недругами. Многие боятся, что турки, войдя в объединенную Европу, заполонят пустующие земли, и устроят новое османское иго. Даже Олимпийские игры пугают неизбежным конфузом. Церковные люди усматривают в них не просто спортивные состязания, а возрождение язычества.
Что могут противопоставить греки туркам, албанцам и объединенным европейцам, когда друг с другом договориться — большая проблема. Каждый остров со своим «суверенным» патриотизмом, со своими героями и авторитетами. Житель Лесбоса может припомнить критянину обиду тысячелетней давности, а спартанец афинянину какой-нибудь эпизод из Пелопонесских войн…
Мы сидим на верху угловой башни афонского монастыря с белобородым монахом, смотрим на гору, на склоне которой едва различимы кельи великих подвижников. В одной из них подвизался Григорий Палама. При всем моем уважении к исихазму я завожу беседу. Мой сосед — знаток византийской и русской истории. Мы говорим о родственной близости России и Византии, о необходимости теснейшего единения всех православных народов, о геополитической слепоте политиков, стремящихся к союзу с теми, с кем нет и не может быть духовного единства. Вспоминаем о том, что Россия была частью Византии. Мы были византийской Украиной. Русские были византйскими украинцами. Русская кафедра входила в Константинопольский Патриархат. Самим становлением Руси, как православного государства, мы обязаны Византии. От нее мы получили грамотность и богослужебный язык, идею царской власти и симфонии властей, породнились с Палеологами, приобщились к великой культуре и создали уникальную православную цивилизацию. Через преподобного Антония Печерского появилось на Руси монашество. После падения Константинополя мы приняли на себя бремя Третьего Рима — вселенского защитника Православия…
В истории России и Византии множество параллелей. Сколько раз междоусобица приводила нас к катастрофам. Но главная беда — падение Константинополя и гибель Византии произошла из-за отступления от Православия. Уния с католиками не привела к желаемому результату. «Союзники» не стали защищать Константинополь. Да и чего было ожидать от потомков крестоносцев — не только разграбивших Царьград и его храмы, но перебивших почти всех его жителей. Из миллиона горожан осталось лишь тридцать тысяч…
Если бы в 1453 году греки спасали не национальное государство и культуру, а Святую Православную Веру, неужели бы Господь не пощадил их?!
Не Римского папу нужно было призывать на помощь, а Пресвятую Богородицу. Сколько раз она спасала Константинополь, когда к ней обращались с мольбами…
Опустили Ее ризы в море, после Ее явления во Влахернской церкви — и вражеские корабли были разбиты в щепы. А за сто лет до падения Константинополя по молитвам его жителей спасение пришло откуда и предположить было невозможно. Османов разбил Тамерлан. Да так, что те целый век не могли опомниться.
Так что же изменилось в 1453 году? А то, что греки стали верить больше в национальный идеал и помощь западных братьев-христиан, чем в Промысел Божий. А ведь тогда дело обстояло не так уж безнадежно. Мехмет колебался и уже хотел снять осаду.
Советники уговаривали его не штурмовать Константинополь, говорили, что не было на то Божией Воли. Но предводитель османского войска — грек Заганос переубедил его, пообещав лавры Александра Великого.
Заганосу не давали покоя сокровища Византийских Императоров и константинопольских аристократов…
Как часто свои, родимые, оказываются страшнее лютого врага…
Вот и сейчас разделения терзают Церковь на радость Ее недругов. «Новостильники» воюют со «старостильниками». Вселенский Патриарх пытается увести под свой омофор приходы Элладской Церкви, препятствует возвращению русских скитов Московскому патриархату, а в Иверском монастыре приказано не включать в число братии грузин. Единственная в целом свете монашеская республика, призванная показать апостасийному миру образец жития в любви и мире разноплеменных иноков, делает все для того, чтобы покончить с этой разноплеменностью и оставить на Афоне только греков.
Тревожат сообщения о том, что европейский парламент намерен превратить Афон в туристическую зону и настаивает на том, чтобы его позволили посещать женщинам.
Но пока этого не произошло, я «веселыми ногами» обошел более половины монастырей, приложился к мощам великих Божиих угодников, к чудотворным иконам. Но об Афоне особый рассказ…
Я уехал из Греции еще более укрепившись в своем грекофильстве. Несмотря ни на что, мы по-прежнему едины. Едины тем единством, крепче и надежнее которого нет ничего на свете. Мы едины во Христе. У нас общие святые и святыни
Греки почитают нашего афонского старца Силуана. У нас не найти храма, в котором бы не продавались книги афонского старца Паисия.
Русские христиане воспринимают его житейские и духовные советы как непререкаемые рекомендации и со тщанием их исполняют. На удивление быстро в России узнают о новых греческих святых. Книги об их жизни мгновенно переводятся на русский язык. Мало кто не знает святителя Нектария или еще не прославленного старца Порфирия.
Во многих афинских храмах и книжных магазинах я видел труды архиепископа Луки Воино-Ясенецкого, иконы царственных мучеников, Серафима Вырицкого. В Греции строится монастырь преподобного Серафима Саровского. В дни памяти Иоанна Русского к храму, где покоятся его мощи, греки отовсюду идут к нему крестными ходами. Некоторые проходят двести верст от Афин. Когда-то русские прошли еще больший путь к грекам, чтобы узнать от них об истиной вере.
Мы приняли эту веру. И так же, как греческие мученики первых веков и времен османского ига, русские исповедники пролили за нее кровь в годы большевистского ига. Наши земли обильно политы кровью мучеников за Христа. На ней стоит и укрепляется Православная Церковь. И нет на свете более крепких уз, чем те, которыми связывают нас молитвы наших святых, предстоящих пред Господом Богом в Его Царстве, где нет ни границ, ни славян, ни эллинов.
