 |
| Завтра | Антон Шмаков | 18.03.2004 |
Как и в случае с еврейскими гетто, возникших по инициативе раввинов, идеологами создания планетарного мусульманского гетто также выступили клерикалы. Когда в XI веке Сицилия (прежде принадлежавшая арабам, как и вообще большая часть Средиземноморья) была завоевана норманнами, теологи маликитского мазхаба (одной из четырех правовых школ в исламе) выступили с идеей о том, что сицилийские мусульмане должны эмигрировать с острова. После такого прецедента и установилась традиция ассоциировать мусульман исключительно с территориальным ареалом Ближнего и Среднего Востока, в то время как ислам по призванию является мировой религией.
И мусульманские мыслители XX века, которых принято относить к радикальному, нонконформистскому лагерю, такие, как Сейид Кутб, продолжат придерживаться этой традиции, приводящей в итоге к той же концепции «столкновения цивилизаций».
Но тем ни менее, из числа мусульманских мыслителей можно выделить по крайней мере одно имя, одного деятеля, который, оставаясь исламским нонконформистом и радикалом, стоит на принципиально иной позиции. Это скончавшийся в 1996 г. Калим Сиддыки, британский исламский идеолог пакистанского происхождения.
Калим Сиддыки (1931 — 1996) — выходец из семьи индийских мусульман, после раздела Индии живший в Пакистане, а затем, в 1954 г., уехавший на учебу в Великобританию, где и остался до конца своих дней. Сиддыки сделал карьеру журналиста, став заместителем редактора газеты Guardian, и научную карьеру, получив докторскую степень по специальности «международные отношения» и создав мусульманский институт. Задачей мусульманского института было и остается развитие собственной исламской политологии, экономики и социологии. После Исламской Революции в Иране в 1979 г. Сиддыки становится известен как ярый сторонник Хомейни. Сиддыки неоднократно посещал Иран, именно после консультаций с ним было вынесено окончательное мнение о книге Салмана Рушди «Сатанинские стихи». В этом романе Рушди проводит кощунственную для мусульман мысль о том, что часть Корана была надиктована не Богом, а Сатаной. После издания фетвы Хомейни, содержащей смертный приговор Рушди, в Великобритании началась настоящая травля Сиддыки. В то же время, несмотря на протесты британских мусульман, роман Рушди, как ни в чем не бывало, продолжал издаваться. Сиддыки провел интересную параллель с тем отношением, которое благодаря еврейскому лобби существует к ревизионистам, т. е. историкам, отрицающим Холокост и преследуемым на Западе. Выяснилось, что в отличие от еврейских общин мусульмане на Западе не могут защитить свои права.
Да разве только на Западе? На том же Ближнем Востоке, родине и осевом ареале исламского мира, разве мусульманские страны живут по законам шариата, разве есть там хоть одно Исламское государство? До 1979 г. Калим Сиддыки считал, что в настоящее время в мире нет ни одного Исламского государства. Затем грянула исламская Революция в Иране. В 1980 годы Сиддыки возлагал на Иран много неоправдавшихся надежд, но вместе с тем рассматривал и альтернативную, запасную модель Исламского государства.
Дело в том, что привязка государства к определенной территории — это специфика исключительно западной модели государства. Ранняя община Пророка в Мекке обладала всеми государственными атрибутами, кроме территории. И после, когда часть тех, первых, мусульман эмигрировала в Эфиопию (другая, основная часть — вслед за Пророком в Медину), их община также не создала там отдельного государства в современном понимании. Взамен этого с христианским правителем Эфиопии был заключен своеобразный «социальный контракт», и это понятие с тех пор существует в исламской практике.
Здесь мы возвращаемся к теме «столкновения цивилизаций». Ведь что такое «социальный контракт»? Определенная религиозная община имеет право самоорганизоваться согласно собственному желанию при коллективном соблюдении взятых на себя обязательств. Такую политику проводил арабский Халифат в отношении представителей религиозных меньшинств: давал им возможность организоваться в общины, наделив каждую признанную общину такими правами, которые немыслимы в современных демократиях. Такой же была и политика Османской империи, где около двух десятков конфессиональных общин обладали статусом «миллетов», своеобразных юридических лиц, заключающих «социальный контракт».
Ислам не оперирует понятием нации, он оперирует понятием религиозной общины. Религия — вот что цементирует ту или иную человеческую общность. Но до определенной поры именно неправильно понятая «религиозность» уводила истинно верующих людей на обочину политического и геополитического процесса. Когда маликитские клерикалы в XI веке своими фетвами загоняли мусульман в искусственное гетто под надзор местных султанов и эмиров, они пытались свести мусульманскую цивилизацию к конкретному территориальному ареалу, сделать Ислам синонимом местечковой североафриканской или тюркской культуры. Это им вполне удалось: после изгнания мавров с Пиренейского полуострова в Европе, которая в то время стремительно рвалась к мировому господству, не осталось ни одного мусульманского цивилизационного анклава. В 1798 г. Европа в лице Наполеона Бонапарта сама пожаловала в Дар аль-Ислам. Спустя чуть более века, по окончании Первой мировой войны, практически весь исламский мир уже был поделен между европейскими державами.
В свою очередь мусульмане начали переселяться в Европу, арабы во Францию, турки в Германию, пакистанцы в Англию — процесс продолжается до сих пор и вызывает множество споров. Но иммигранты неизбежно чувствуют себя людьми «второго сорта», ведь по их понятиям, с детства внушенным клерикальной пропагандой, Дар аль-Ислам — это их африканская или азиатская родина, будь то хоть Алжир, где у власти военная хунта, хоть Турция, насквозь пропитанная светским духом, хоть такое искусственное образование, как Пакистан — но не они сами, не их община «здесь и сейчас». Также традиционный клерикальный подход не оставляет выбора неофитам из числа коренных европейцев: им что, тоже всем поголовно ехать куда-нибудь в Саудовскую Аравию? Что произошло бы, если бы все обращенные апостолами ранние христиане поголовно съезжались в Галилею? Наконец, как быть палестинцам или жителям Кашмира: увеличивать лагеря беженцев и отдавать землю оккупантам? Собственно, еще с эпохи колониализма, когда весь традиционный Дар аль-Ислам был поделен между европейскими странами и бежать оказалось просто некуда, клерикальная мысль очутилась в тупике. По правде говоря, в такой ситуации она пребывает и до сих пор.
Важным моментом является то, что мнение клерикалов еще не означает мнение всей Уммы. Как раз в Исламе, где статус духовенства ничем не санкционирован, клерикалы не могут претендовать на функционирование в качестве отдельной прослойки, в качестве интуллектуальной элиты. Иными словами, ничто не обязывало тех же сицилийских мусульман, если они чувствовали свою точку зрения обоснованной, плюнуть в лицо своим маликитскими теологам, остаться в Европе и продолжать миссию Ислама. Другое дело, что к тому времени дух раннего Ислама, свободного от поздних наслоений, в том числе и наслоений социального характера, уже был утрачен. Но в принципе ничто не мешает сегодняшним мусульманам-иммигрантам спокойно, без угрызений совести и не обращая внимания на упреки собственных мулл откуда-нибудь из Марокко, ощущать самих себя, заброшенных в Западную Европу, полноценным Дар аль-Харб. Ничто не мешает и вновь обращенным европейцам оставаться на своих местах. А палестинцы в 1948 г. могли остаться в Израиле — тогда нынешние евреи были бы просто каплей в море арабского населения.
Таким образом, возвращение к истинно религиозному (чистому от клерикальных надстроек) духу открывает широкие политические и геополитические возможности. Религиозные общины, внедрившиеся в самое сердце государств-наций (в силу четкого осознания того, что их идентичность строится на религиозном, а не на национальном фундаменте), образуют параллельную «сетевую» структуру.
Каждая ячейка, джамаат, будет представлять собой Дар аль-Ислам в миниатюре. По отношению к внешнему миру, к Дар аль-Харб, оно будет выступать как единое лицо. С точки зрения внешнего мира, это будет некое юридическое лицо, наделенное определенными правами и обязанностями. Изнутри, с точки зрения самих членов джамаата, их община будет нести коллективное бремя, связанное с общением с враждебным внешним миром (Дар аль-Харб дословно означает «мир войны»), избавляя от подобной необходимости конкретных индивидуумов. В то же время, внутренняя жизнь джамаатов, куда не будет вмешиваться государство-нация, будет основана на законах шариата. И здесь сразу будут видно то преимущество, что общины эмигрантов окажутся свободными от тех социальных надстроек, которые так и не удается изжить обычным мусульманским обществам в странах Ближнего и Среднего Востока. Джамааты будут свободны от клерикальной пропаганды, диктатуры военных хунт и монархического гнета.
В свою очередь, джамааты будут связаны между собой. Это следует из фундаментального положения о единстве исламской Уммы и об обязательной взаимопомощи единоверцев. Более того, именно эта сеть свободных джамаатов и будет представлять собой наиболее «продвинутый» фрагмент Уммы. В настоящий момент единство Уммы — это Организация Исламская Конференция, или мечты о возрождении Халифата. Но подобного рода организации, конференции и лиги могут носить лишь пародийный характер, поскольку они объединяют не самих мусульман, а эксплуатирующие их бюрократические структуры. Иными словами, подлинное единство Уммы — это своего рода Лига джамаатов, а не какая-нибудь Лига арабских государств.
Наконец, само существование сети джамаатов, сама возможность параллельного существования «внетерриториального государства» будет способствовать кризису государств-наций. Религиозные общины будут просто разъедать государства-нации изнутри. И тогда межконфессиональный «социальный контракт» выйдет на первое место в политической жизни. С кризисом государства все больше людей в Европе будет уходить в общины. Возникнет сеть, скажем, старообрядческих общин, сеть сектантских общин в протестантском мире — все эти хилиасты, милленаристы и т. д. Например, в США существует мощная субкультура протестантских фундаменталистов, членов преследуемых сект, полулегальных ополченцев. То же, или зачатки этого, существует на Западе повсеместно. С ослаблением государства-нации религиозные общины будут все усиливаться. В свою очередь, их усиление окончательно добьет существующую политическую систему. Так постепенно на место межгосударственных отношений выйдут отношения межобщинные. Надлежащим образом организованные, они будут представлять серьезный вызов мировой элите.
Калим Сиддыки служит наглядным примером того, что именно из числа иммигрантов может быть создана исламская интеллектуальная элита, которая в мировом масштабе будет представлять собой контрэлиту. Иммигранты преодолели все иллюзии, связанные с капитализмом и буржуазной демократией. В тоже время в 1970-х гг. Сиддыки был вынужден с горечью констатировать, что в самих мусульманских странах исламское движение все еще стремится построить какую-нибудь разновидность «исламского капитализма», а по сути дела это — тот же капитализм, только банки, к примеру, будут как-нибудь пытаться обходить запрет на ростовщичество. Тогда он пришел к выводу, что должен быть разработан исламский подход к гуманитарным наукам, и на основе выработанного подхода должны быть даны рекомендации в области экономики, управления государством, международных отношений и т. д. С этой целью, как упоминалось, был создан мусульманский институт. Сегодня он действует как Институт современной исламской мысли (английское сокращение ICIT). Институтом, помимо книг и брошюр, издается газета Crescent International («Международный Полумесяц»).
Столкнувшись с реакцией британского истеблишмента на протесты мусульман в связи с изданием «Сатанинских стихов» Салмана Рушди, Сиддыки остро осознает необходимость создания на Британских островах «внетерриториального исламского государства», организованного по описанному выше принципу устройства джамаатов. Об этом он известил общественность в 1990 г. в «Мусульманском манифесте». Сама сеть «внетерриториального Исламского государства» должна была носить название «Мусульманский парламент». В 1990 — 1991 гг. Сиддыки вместе с соратниками, разъезжая по стране, создает на местах «инициативные группы» по созданию «Мусульманского парламента». Они и становятся прообразом тех джамаатов, из которых должна состоять будущая исламская Умма.
Сиддыки скончался всего через четыре года после открытия мусульманского парламента. Движение попросту еще не успело набрать силу. Тем ни менее, мусульманский парламент Великобритании действует до сих пор, хотя из-за смерти его создателя, обладавшего бесспорным организаторским талантом, темпы роста существенно замедлились.
Вклад Сиддыки в формирование мировой контрэлиты будущего несомненен. Мусульманский институт был задуман как кузница кадров для интеллектуальной элиты исламской Уммы. Мусульманский парламент представляет собой начавшуюся реализовываться идею создания сети джамаатов, «внетерриториального исламского государства». Наконец, «социальный контракт» позволяет упорядочить межобщинные отношения перед лицом кризиса нынешнего политического мироустройства и в канун схватки с мировой элитой.
Таким образом, «столкновение цивилизаций» возможно только в том случае, если ислам будет по-прежнему загнанным в гетто, где его будут методично давить крылатыми ракетами. При новом же взгляде, будущее вырисовывается не как столкновение цивилизаций, но как «последний и решительный бой» между мировой элитой и контрэлитой. И здесь отказ от устаревших схем неизбежен…
--------------------------------------------------------------------------------
Март N 12(539), 16−03−2004
