Россiя | Юрий Курикалов | 12.03.2004 |
До сих пор, через 13 лет после падения коммунистического режима, общество не избавилось от почти наркотической зависимости от коммунистической идеологии. Как будто давит нас пустота, оставшаяся после нее. Вот и пытаются то там, то здесь воздвигнуть нового идола или старого отреставрировать. Может быть, и неплохо обсудить новые ориентиры. Это и в стабильном обществе происходит, а в нынешнем российском разброде эти ориентиры и подавно необходимы.
Люди остаются людьми до тех пор, пока используют свою способность мыслить — то есть владеть идеями. Идеология — это «тень веры», схематизация религиозных и иных знаний для использования их обществом. Идеологии далеко и до духовных глубин религии, и до «научного мировоззрения», за которое ее порой выдают. Собственно, идеология — совокупность идей для широковещательного использования, «массовой коммуникации», выступающая как своеобразная мифология. Здесь во все века смешаны «пшеница и плевелы». Транслируемые, тиражируемые в обществе идеи несут истинные знания и духовные ценности, а в чередовании с ними — ложь «по простоте душевной» и целенаправленную дезинформацию. Противоположность мыслящему человеку представляет одержимый — носитель навязчивой идеи. Но одержимый человек не столь опасен, как одержимое государство, где создается машина идеологического господства над обществом — идеократия. Она всегда — часть системы политической диктатуры. Она необходима ей наравне с террором. Идеологическая монополия нужна, чтобы не дать людям сплотиться вокруг других идей для противостояния режиму.
Совершенно ошибочно мнение, что можно предотвратить диктатуру путем «деидеологизации». Диктатура может обойтись и без идей. А в «духовном вакууме» люди чаще оказываются падки на агитацию идейных «поджигателей» — будущих диктаторов. Лучший способ предотвратить идеологический психоз и близкий к нему по природе религиозный фанатизм — широкое просвещение и конкуренция идей в разумно организованных дискуссиях.
Русская идея — сегодня и навеки
Сначала рухнула советская идеократия. Потом широкие круги российского общества разочаровались в программе «рыночного либерализма». Страна объективно нуждалась в принятии новых идейных ориентиров. Общее направление поиска этих ориентиров определилось достаточно рано — при поощрительных знаках со стороны Кремля уже в 1992 году среди части политиков и обществоведов стал без особой огласки обсуждаться вопрос о «разработке русской идеи». Постановка вопроса была обыграна популярным писателем Виктором Пелевиным: «Задача простая. Напиши мне русскую идею размером страниц на пять. Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли.» В процессе поисков «русской идеи» стиралась грань разных вопросов — о русской национальной идентичности и российской государственной идеологии. Вопрос из прагматической плоскости стал все более переходить в разряд туманных вечных тем для научных дискуссий и публицистики.
В сущности, поиски русской национальной идентичности представляют собой маловразумительное блуждание «днем с огнем». Спасение и величие России не выдумывались, а выковывались веками. Наша национальная основа — это наша тысячелетняя культура, государственность и народный дух, в значительной степени воспитанный православным христианством. Любая попытка заместить эту основу искусственной идеологией сама обличает свою тщетность и нищету этой идеологии. И все же это не означает, что проблема идейных ориентиров нашего общества может считаться снятой. Проблема эта вполне реальна, она требует полноценного решения, а для начала — хотя бы вполне ответственного отношения.
Национальная традиция важна для возрождения духовно-нравственных основ общества. Однако не следует впадать в искушение «этнографической реставрации», силясь вернуть к жизни антураж ушедших эпох русской истории. Русская идея, как она понималась изначально, по существу вообще имеет совсем другой смысл. Первым ввел в употребление само выражение «русская идея» в последней четверти XIX в. философ Владимир Соловьев. Под русской идеей Соловьев понимал ответ на вопрос о смысле существования России во всемирной истории. Он видел этот ответ в определенном способе раскрытия христианской идеи, резко критикуя при этом национализм. В универсальности, потенции всеединства Соловьев находит одну из важных сторон русской идеи. Такое самоосознание русского духа почти выводит национальное за грань национального. Тем не менее оно совпадает с важнейшим в воззрениях многих других великих русских мыслителей до и после В. Соловьева, включая Ф.М. Достоевского.
Конечно, суть идеи здесь не в самой по себе универсальности, не в пресловутой «общечеловечности». Суть ее в христианской богочеловечности и соборности — открытости Духу, внимании голосу истины и братском отношении к людям. В земном, социальном плане русская идея — соборность — оказывается не чем иным, как ликом христианского социального идеала. «Потусторонности» здесь не больше и не меньше, чем в любом идеале, по самому смыслу являющемся идеальным образцом, духовной меркой для реального земного бытия.
Понятно, что присутствие в русском менталитете направленности на социальный идеал сделало его на какое-то время подверженным соблазнам социалистической и коммунистической пропаганды. Однако нелепо на этом основании, как стремились иные конструкторы ново-русской идеи, пытаться «перегнуть палку в другую сторону». Жизнь показывает, что ничего из такого образа мыслей и действий не получается, кроме разрушения общества, культуры, той же экономики, во имя развития которой вроде бы все затевалось.
Отвергая безбожный социализм, не намереваясь выдвигать утопические проекты, мы не должны отрекаться от христианской сути русской идеи, сохраненной нашей родовой памятью. Однако это никоим образом не означает возможность ограничиться любованием ушедшей красотой Святой Руси или храмовым благолепием. Само христианство, в сущности, в первую очередь призывает нас быть открытыми и чуткими к реальной жизни, следованию в ней евангельским заветам. Воплощение русской идеи означает необходимость ее раскрытия в адекватном ответе на вызовы каждой мировой эпохи.
Национальная идея в пути
Принципиально простое решение вопроса о том, что Россия должна быть самой собой, дает основу выбора ее пути в будущее, отсекая ложные, нарочито навязываемые варианты. Такое решение интуитивно ясно для того, кто является патриотом России, — собственно, принимать его и значит быть патриотом. Однако подлинные патриоты, желающие блага своей стране, обязаны быть еще и реалистами. С этой точки зрения, опирающейся не только на родовую память, но и на современную историческую реальность, и должны рассматриваться вопросы о перспективах национального пути. Скажем, традиционной для России является сильная государственность, но необходимость реставрации самодержавного абсолютизма может и даже должна быть с реальной патриотической позиции оспорена.
Идеология — не самоцель, а форма, в которой устанавливается солидарность тех или иных кругов общества. В течение последних лет некоторая консолидация российского общества происходит в русле того, что можно охарактеризовать как «гражданский национализм» — осознание национальных интересов, пока довольно размытое, но по существу не столь далекое от реалистического патриотизма. Именно на это настроение общества опирается политика В.В. Путина и его окружения. Гражданский национализм — не идеология, это скорее здравый смысл нации, ее гражданское чувство — русло общенационального согласия, в той степени, в которой оно достижимо (за вычетом экстремистских группировок) и служит утверждению духовного ядра народа.
Атмосфера гражданского национализма — долгосрочная тенденция российского общества, имеющая под собой мощные реальные основания.
Искомое нами развитие экономики и общества — не стандартный сценарий подражания преуспевающим в данный момент странам. Рабское подражание — противоположность развития, вариации застоя. Развитие — в первую очередь динамика внутренней работы нации, ее самосовершенствование, в котором огромную роль играет внутренняя идентичность. Невозможность законсервировать общество в русле традиции не означает невозможность его самобытного развития. Россия всегда демонстрировала именно такое самобытное развитие, усваивающее универсальные достижения цивилизации других народов и делающее свой вклад в мировое развитие. Массовое отступление от веры в «религию коммунизма» и другие серьезные исторические ошибки не уничтожили духовную природу России. И сегодня мы вольны следовать этой природе, а не боязливо озираться по сторонам.
Идентичность народа, его лицо как национально-государственного целого определяется многими складывавшимися веками основами, прежде всего языком, культурой, верованиями, всем «духовным ядром» ее исторического существования. Национальная идентичность, как и язык, не создается нами и остается равной себе, хотя нами всякий раз заново реализуется и наполняется смыслом. Нельзя забывать и о том, что Россия — дом многих народов, объединяющая их цивилизация. Духовное ядро этой цивилизации, этого объединенного общей судьбой «народа народов» — гораздо шире, чем содержание русской идентичности. Это духовное ядро еще находится в становлении. Значит, национальная идея России сегодня в отличие от уже прописанной в вечности русской идеи еще раз рождается заново — как слово России перед лицом вызовов современного мира.