 |
| Радонеж | Константин Андреев | 10.03.2004 |
Группа уже подъезжала к ж.д. вокзалу, как кто-то обратил внимание на то, что рядом с платформой находятся линии электропередач со столбами в виде крестов. И вот три из этих столбов были. с телами.
На них были распяты наши солдаты, плененные чеченцами в ходе последних боев. Сколько они провисели — неизвестно, может быть, неделю. Удивительно, что они вообще еще оставались там. Бойцы обратились к командиру: «Товарищ лейтенант, посмотрите, наши парни висят! Надо их снять…»
БМП подъехал, чуть толкнул первый столб носом машины, и «крест» накренился. Первый солдатик оказался мертвый. Такая же ситуация была на последнем, третьем кресте. К центральному кресту подъехали в последнюю очередь, накренили его, а там солдат оказался жив, и жил еще несколько мгновений.
Руки этого солдата были не синие, а черные, потому что они были распяты и привинчены колючей проволокой. Был ранен — на правом боку у него была запеклась кровь. Все это было сразу трудно понять, но самое страшное было то, что он еще дышал при таких страшных мучениях. Как-то попытались освободить, помочь ему. И вдруг солдат повернул голову, открыл глаза и говорит: «Ребята, не надо, мне здесь так хорошо!»
И только тогда лейтенант осознал, что тот крест был центральный. И тогда только вспомнил он, что Господь наш Иисус Христос принял свои крестные страдания на центральном кресте.
Никто не знал, кто он был, этот распятый солдат — ни имя, ни фамилии, поэтому получается, что нужно молиться просто за новомученика — того, кого Господь знает.
Неофит Муса
Шла первая чеченская война была. В плен к разведгруппе случайно попал Муса, помощник одного из полевых командиров. Отход группы назад был нам закрыт чеченцами, так что пришлось спецназу недельки полторы поблуждать по горам. Пленного вели с собой. Сначала его поведение было характерным — всплески эмоций, молнии из глаз, угрозы, что всем головы поотрежут. Бойцы привыкли к подобному, отделывались тем, что просто не обращали на него внимания. Первые два дня продолжались эти угрозы, а потом он присмирел и двое суток просто молчал. Ребята делились с ним едой, где-то через неделю он уже сидел с ними за костром, вместе ели, вместе анекдоты рассказывали.
Отряду был необходим маневр по горам, чтобы отвлечь преследование чеченцев. И так случилось, что где-то через полторы недели все вышли в район своей базы. На подступах командир подозвал Мусу и сказал: «В принципе, ты мне особо не нужен, я тебя отпускаю. Если же еще раз возьмешь в руки оружие, то уж извини, живым тебя вряд ли оставлю!»
Муса уже собрался уходить, но потом повернулся и сказал:
— Если бы все были такими, какими я вас встретил сейчас, русских, то, может быть, было бы все иначе — и в отношениях между чеченцами, и между нами.
— Это вера наша, мы воспитаны в вере своих отцов, нам надлежит любить своих врагов! — ответил командир.
И тогда Муса принялся расспрашивать офицера про Православную веру и даже спросил — а может ли он сам креститься. Ему ответили:
«Вообще, это можно, но как отнесутся к этому твои соплеменники, родственники, близкие?»
На этом встреча закончилась.
Через три месяца командир разведгруппы вернулся в Москву, поступил в Академию. А года через полтора вдруг — звонок в дверь. Открывает, а на пороге стоит Муса. Арбузы, дыни в руках, виноград. Щурится, улыбается…
Встретились, обнялись даже как-то по-братски. Посидели, чаю попили… Когда прощались, Муса напомнил тот давний разговор:
«Я еще раз задаю тебе этот вопрос: где у вас можно покреститься и в каком монастыре можно отдохнуть?» Оказывается, Муса, как и обещал, оружия больше в руки не брал, уехал в район Курской области и там просто работал. Семьи у него не было. Стал потихоньку в церковь похаживать.
«Поезжай, Муса, слышал про один хороший монастырь. Он в глубинке находится, там твоя помощь пригодится. Там как раз отдохнешь, самое главное, что нужно для души, ты там получишь!»
Через полгода офицер получил от Мусы письмо:
«Поздравь меня, я покрестился с именем Андрей».
А еще через месяца пришло новое письмо:
«Я уже послушник этого монастыря. Я остаюсь здесь надолго, если не навсегда. Теперь вся жизнь моя пройдет в осознании того, что я делал до того, как крестился и пришел сюда! "
А к следующему лету пришло печальное известие, что послушник Андрей, которого когда-то разведгруппа встретила в чеченских горах под именем Мусы, был убит в своей келье. Нож был у него в сердце, и умер он на молитве. Как рассказывала братия, он стоял на коленях во время молитвы, и удар ножом пришелся из-за спины, в сердце. Руки у него были сложены на груди, возле воткнутого ножа, в районе сердца, крестообразно. Так он и упал.
Кто убил его, так и осталось неизвестно.
Но, наверное, прав был тот офицер, когда предупреждал, что соплеменники просто так его не отпустят.
Спасительная икона
Эту историю рассказал боевой офицер, участвовавший в чеченских кампаниях.
«Образ Спасителя милосердного меня не единожды спасал, спасает и сейчас. Эту икону мне подарил командир полка, с которым мне пришлось проходить воинскую службу в Чеченской республике во Вторую кампанию.
..Была подбита моя машина БМП-2. Она выезжала из-за серпантина и со встречной направляющей горы ее обстреляли. Машина накренилась, начала с серпантина сползать в пропасть. Попадание было в правый борт, в районе боекомплекта, но он еще тогда детонировать не начал. В этой машине находилось два образа: один — большой образ Божией Матери Неопалимая Купина. Это наша батальонная икона, она лежала в люке наводчика-оператора. А вот другая иконочка — Спасителя — она лежала в десанте, в планшете. В этот момент в машине были только я и механик-водитель, который пытался выровнять машину. Колея дороги-серпантина — 2,5 м, и ширина БМП — 2,5 м. То есть нужно быть ювелиром, чтобы вести машину БМП-2 по такой дороге. Я-то думал, что он просто покинет машину (что было бы естественно и простительно для него — все списали бы на «боевые», главное ведь жизнь солдата!) Но он пытается ее выровнять! И, не понимает, что чем больше он пытается выравнивать, тем быстрее она скатывается в пропасть. И я на карачках, ползая по верху БМП, беру его каким-то чудным образом за плечи (люк механика открытый), выдергиваю и выкидываю на дорогу. Машина уже окончательно сползает вниз, я подходу к люку наводчика-оператора и тут — попадание под сердце, снайперское пулевое. Я сразу почувствовал: «Ну все, попал!»
И я упал в люк. Внутрь головой я попал ведь в люк, взял икону, прижал ее к себе — и дальше ничего не помню. Вместе с машиной мы падали вниз, машина начала гореть. Наконец машина уперлась в низину ущелья. Солдаты подбежали, вытаскивают меня за ноги из этой горящей машины, относят меня примерно на десять метров, и тут начинает рваться боекомплект. То есть, если бы я еще пять минут пробыл внутри, я бы сгорел заживо. Когда боекомплект начинает рваться, накал внутри машины такой, что каски плавяться!
И меня, красного и мокрого, заносят наверх, там ждал вертолет, уже не первый, поскольку раненых было много в этом бою. У меня — тяжелое ранение и еще контузия. А я чувствую — прижал к груди икону Царицы Небесной, а иконы Спасителя у меня нет, которую мне командир подарил. Солдаты рядом стоят, пытаются сдержать себя, но некоторые плачут, а я им говорю: «Ребята, вниз спуститесь, там у меня в люке в десантном отделении в правом планшете лежит. Она мне очень дорога, принесите ее мне!» Они мне говорят: «Товарищ капитан, там БК рвется!» Они знают, чем это чревато. «Ребята, все равно! Если вы сейчас не принесете мне иконы, я отсюда ни на шаг не двинусь!» Ребята знают, что говорить с контуженным офицером бесполезно. Они, чтобы успокоить меня, спускаются вниз и где-то минут через десять приходят и со слезами говорят: «Товарищ капитан, это очень необычно, но то, что вы требовали — вот ваша икона! И самое поразительно, когда мы пришли к машине, она там догорала, «десант» был открыт (потому что из-за детонации, пока машина падала вниз, люки открылись). Ваш планшет был обугленный. Мы по нему шомполом ударили — он рассыпался. А когда рассыпался планшет, там икона оказалась!»
Эта икона теперь у меня всегда с собой, я ношу ее в удостоверении. Ей ничего не сделалось! Только немного расплавленное место есть в знак того, что она горела. Эта икона карманного размера, ламинированная. А с другой стороны — молитва «Живый в помощи».
04.03.2004
