Душа неизъяснимая

Чтобы узнать народ в его младенчестве, достаточно хоть однажды взглянуть на его танцы. Воинственные горцы пляшут как-то неистово, с напором, мстительно взмахивая саблями и кинжалами, образуя неразрывный ход, издавая угрозливые клики, подпирая в спину друг друга, и в этом «коло», переливающемся круге, нельзя найти вождя и рядового воина, первого и последнего, начала и конца. Энергия перетекает по кольцу, возбуждая племя и высекая из него пламенные искры; де, пощады, враг, не жди, если не упадешь за милостью на колени и не станешь грызть землю в знак пощады. А в какой плотной сцепке, ухватившись за руки, бегут в хороводе евреи и венгры, болгары и молдаване; они притоптывают и подвизгивают, завивая воздух, тесно обжимая невидимый алтарь, выпрашивая у верховного богатой добычи или жертвенник, на который уже полита кровь только что убитого зубра, мамонта или бера-медведя. Так плясали в глубокой древности кочевые племена в аравийских степях иль в придунайских долинах.

И совсем другие русские крестьянские пляски, что были в постоянном заводе по всей северной России и не умерли и поныне. Эти топотухи под сопелку и дуделку, волынку иль гармонику с непременной соленой, скабрезной частушкою, разжигающей ярь, и соединяют нас во времени с доисторическими русами, что жили и в Гиперборее, у край Гандвика, и с Палестиной, где проросли глубоко в святую землю корни русого голубоглазого племени. Русы поклонились матери-сырой земле, текучей воде, солнцу-ярилу-верховному богу и навечно стали пахарями, оратаями, светозарными, добропоклончивыми и миролюбивыми людьми-сеятелями.

Русские мужики не бегут неистово, сцепив в ярости зубы, но выходы их в натоптанный ногами деревенский круг напоминают свадебные птичьи игрища глухарей и тетеревов, турухтанов и куропотей, но никак не яростные сшибки лосей и медведей, когда трубное рёханье, победный клич и угрозливый хрип слышны за версту. В русском переплясе нет гнева и злобы, но неизбывно живет чувство победы, которое не принижает соперника, не унижает, не роняет низко в глазах сельчан, но по намекам, по неутомимости плясуна девица на выданьи, стоящая вне круга, уже приглядывает себе суженого, мысленно примеряется к нему, пристраивается и находит близкое своей разбуженной любовным томлением натуре: эти подскоки, присядки, лихие коленца, взмахи руками, подходы и бурные натиски, выкрутасы ногами, неутомимость в переплясе, конечно, же выдают чувственность парня, его ярую внутреннюю силу, его волю к победе. Вот так же ведет себя весною на току брачующаяся птица в глухом урочище, иль в луговом сырище, иль о край полного весенней воды болотца.
В это время девушки-хваленки стоят иль осторонь, сгрудившись, стреляя глазами, как лесные копалухи иль скромные полевые тетерки, иль лебедицы, и вроде бы равнодушно ощипываются перед глядельцем, охорашиваются, поводят плечиком, бросают приманчивые взгляды; но упаси боже, чтоб позволить себе лишнего, ибо невдали сидят на лавочке и перемывают косточки деревенские старбени, матери, древние старики, и всё присекают, ловят дошлым взглядом каждую мелочь, чтобы вечером, как вернется дочь в дом, выругать её хорошенько, наставить уму, потому что сплетницы-переводницы обязательно разнесут нехороший слух по избам. Невестящихся хваленок прежде звали лебедушками, лебедухами, павами; девку — нескладуху, что не может большого выхода вести, кликали мокрой курицей, раззяву — вороной, девушку, что поболтать любит- сорокой, ту, что ходит вразвалочку — утушкой, девицу мягкую, застенчивую характером, покладистую и миловидную звали гулюшкой, голубицей, голубушкой. Всё это были русские «призвища-приговорища», и с какими-то дополнениями они бытовали по всей России, да сохранились и поныне.

В русской древней топотухе девушки и парни не сцеплялись руками, они были открытые в пляске (а значит и характером), доверчивые, каждый сам себя предьявлял деревенскому миру во всем жениховском достоинстве. Русский пляс распадался как бы на множество поединков, все состязались, слабые отсеивались, и оставался в круге лишь один. И это был явленный победитель ..

Богатырское же, нравственное достоинство доказывалось на кулачиках, в кулачных боях: вроде бы шли стенка на стенку, один конец деревни на другой конец, конечно, горели желанием победить, показать свою бойцовскую удаль поселянам, а особенно девушкам-хваленкам, но ведь не кидались десятеро на одного, соблюдали совесть и честь и заповеданное правило рода русов; все ристалище внешне как бы само собою распадалось на множество рыцарских поединков, каждый подбирал себе соперника по силе и весу, богатырь на недомерка не лез, чтобы сбить с него перье и справить легкую победу; соблюдалось вековечное правило — лежачего ногами не пинать, по виску и по сердцу не бить, железа в кулаке не таить, злобы в сердце не держать, но выходить на схватку с ровной душою. После такого сражения, утерши кровь на скульях, подобрав шапки и вареги, победители и побежденные ставили гостевой дружеский стол и вершили братчину, круговую чару с вином.

Эти ристалища, уходящие в детство нашего племени, велись в честь Лады, бабы-рожаницы, Матери-сырой земли, неутомимо плодящей род ариев-русов. Кулачные поединки — это и воспоминание о древних сражениях, когда каждый воин на бою имел себе супротивника. Рыцарские европейские турниры средневековья — это лишь слабое отражение наших деревенских схваток, но напоминающие, что все мы изошли из одного племени. Сейчас может и не так уж важно точно знать, где воистину прародина ариев-русов: палестина — святая земля или междуречье, или таинственная гиперборея — студеное лукоморье; но для крепости нашего самостояния в этом враждебном мире мы должны всегда помнить, что племя русов-ариев-оратаев-землепоклонников-солнцепоклонников древнейшее в истории человечества, давшее жизнь многим современным народам, забывшим, к сожалению, наше кровное родство.

P. S. О юности нашего народа читайте в замечательном труде Юрия Дмитриевича Петухова «История русов. Древнейшая эпоха».

N 09(536)