 |
| Час | В. Родионов | 23.01.2004 |
За десять с лишним лет я видел о. Александра в самых различных ситуациях: на службах и различных мероприятиях, в офисе и дома. Ему 51 год. Светское образование — инженерное и в бизнесе — он получил в филадельфийском колледже и Пенсильванском университете, имеет мастерскую степень по университетским специальностям. Религиозное — в нью-йоркской семинарии св. Владимира, сейчас заканчивает богословскую докторантуру. Владеет несколькими языками. В русском его познания весьма скромные, хотя у него и «русская» жена. Ольга — американка в третьем поколении и знает лишь несколько фраз из языка деда и бабушки. В доме богатая библиотека не только на религиозную тематику. О. Александр гордится книгой, подаренной ему знаменитым тезкой — Солженицыным.
Вне стен собора нашего батюшку вряд ли отличишь от обычного американца. Страстный спортивный болельщик (сам в молодости играл в футбол), летом в бейсбольной кепке, в офисе может положить ноги на стол, любит шутку и тонко чувствует юмор.
— Отец Александр, вы как-то мне говорили, что придерживаетесь канонов Русской православной церкви. Какой — той, что в России, или той, что в Америке?
— Я не вижу канонических различий между этими двумя ветвями одной религии. Русская церковь расколота по политическому признаку — одно из трагических последствий большевистского переворота. Чисто американское православие желает обеим ветвям русской церкви примирения и воссоединения, но за 85 лет раскола намешалось слишком много политики. Все мы принадлежим одной религии, неважно, где находится тот или иной центр: в Москве, Константинополе, Иерусалиме, Нью-Йорке.
— Как много православных в мире?
— Точное число назвать невозможно. Приблизительная цифра — 250 миллионов. В Северной Америке — пять.
— Многие думают: пост священника — своего рода синекура. Провел два богослужения в неделю, в остальное время живи в свое удовольствие. Так ли это?
— Далекое от истины суждение. Службы — это то, что у всех на виду. Львиную долю времени занимает «теневая» работа: крещения, венчания, исповеди, причастия, отпевания, литургии, подготовка и проведение многочисленных церковных мероприятий, благотворительность, приходская школа… Только за неделю и только дома я получаю по 100- 150 звонков по самым разным вопросам и проблемам. Каждого из восьмисот прихожан я должен знать не только в лицо, но и по имени.
Кроме вышеперечисленного, каждый день посещение прихожан в госпиталях и домах престарелых. Постоянно приходится ездить по городам штата, немало верующих живут в отрыве от православных храмов. Кроме того, я финансовый и организационный распорядитель и должен решать множество деловых вопросов — от покупки швабры до капитального ремонта. Моя рабочая неделя составляет 70- 80 часов без регламентированного расписания. Безусловно, я в курсе личных проблем прихожан и обязан помочь каждому, кто в этом нуждается. Священник в Америке одновременно психолог, доктор, юрист… Эта работа требует разностороннего образования, обширных знаний и особого душевного склада характера.
— О. Александр, а почему в нашей церкви так много ливанцев?
— Я и сам по происхождению ливанец. Исторически большинство ливанцев православные христиане, маленький островок в мусульманском море Ближнего Востока. В 30-х годах прошлого века наши деды бежали в Америку от преследования турок, часть осела в Кентукки. В штате даже есть город Lebanon — Ливан. Наша церковь построена ровно семьдесят лет назад, в 1934 году. Когда я начал работать здесь, в приходе было почти 90% ливанцев, сейчас примерно половина. Остальные — греки, румыны, сербы, болгары, эфиопы, индусы. С особым удовлетворением должен сказать о заметном росте русской части прихода, к которой я отношу всех выходцев из бывшего СССР. В этом году при нашей церковной школе уже работает русский класс. Интернационализация прихода меня только радует.
— В Америке церковь отделена от государства. Где вы находите средства для нормального функционирования? Содержание здания, офиса, ремонты, религиозная атрибутика, оборудование, литература… все это стоит немалых денег.
— В некоторых странах есть прямая государственная поддержка церкви. Например, в Германии и Греции. В США практикуются налоговые льготы. Некоторые церкви страны требуют от прихожан обязательной выплаты, т. н. церковную десятину, иные участвуют в рыночных отношениях. По ряду причин, прежде всего этических, у нас этого нет. Мы рассчитываем исключительно на добровольные пожертвования. Единственное, что мы позволяем себе из коммерции, это сдача под свадьбы и приемы нашего социального холла, а также прибыль от проведения церковных ярмарок и фестивалей. Согласитесь, наши дела идут неплохо, если за несколько лет мы возвели прекрасную часовню и вскоре начинаем строительство нового здания для приходской школы.
— А кто вам лично платит жалованье?
— Епископат. Зарплата священника зависит от величины его прихода и стажа работы. Я бы не сказал, что последнее ощутимо в долларах. Я имею право на четырехнедельный отпуск, который еще ни разу не использовал полностью — слишком тесно привязан к приходу для долгих отлучек. Если кто-то из моих прихожан при смерти, я должен немедленно лететь к нему, где бы я ни был на Аляске или Гавайях. Приход — моя семья, и когда с кем-то из ее членов происходит несчастье, я обязан быть рядом.
— В Луисвилле, впрочем, как и везде, множество конфессий. Ощущаете ли вы конкуренцию?
— Да, но мы чувствуем себя стабильно.
— Но число прихожан — это еще и деньги…
— Я родился в Америке, тем более у меня есть диплом по бизнесу, и, поверьте, считать умею. Допустим, в моей церкви десять тысяч прихожан — и я имею очень солидный счет в банке, дающий мне большие возможности для церковных нужд, благотворительности, религиозного образования… Но вместе с тем я не капиталист, а священник. Главный приоритет не количество нулей в церковной казне, а ради чего люди идут в этот храм.
— О. Александр, что вам предпочтительнее в прихожанине: отличное знание «теории» с не очень прилежным следованием ее канонам — или обратное?
— Я бы предпочел второе. Я знаю простых людей, не очень сильных в богословии, но верующих всем сердцем. Знаю и других. Они достигли значительных успехов в жизни и решили, что добились всего только благодаря самим себе, без помощи Бога. При этом забывая, что все мирское преходяще.
— Лично я не выбирал себе религию, она мне досталась по факту рождения — православными были мои деды и прадеды. Но иногда думаю: в мире столько религий и каждая считает себя самой правильной. Вы относите православие к таковым?
— Это вопрос интеллекта. Когда я поступил в колледж, то жил в сотнях миль от дома. Ради интереса ходил в разные церкви, чем доставил много неприятных минут моим родителям. Вместе с тем это было полезно для моего осознанного духовного выбора. Я сравнивал церкви, сравнивал религии. В одних мне что-то нравилось, в других — что-то нет. Больше всего меня не устраивала политизированность многих течений, политика и религия несовместимы: первое — суетно, второе — вечно.
Я просто человек, простой служитель церкви, и не мне судить, какой путь к Богу самый правильный. Каждый должен определить его сам. Мой путь — православие.
