 |
| Завтра | Владимир Бондаренко | 14.01.2004 |
Монах:
Искусство — смрадный грех,
Вы все мертвы, как преисподняя,
И ты мертвец — на вас на всех
Нет благовестия Господня….
Поэт:
…Ты умерщвляешь плоть и кровь.
Любовь лишаешь ощущенья.
Но осязательна любовь,
Касаясь тайны Причащения.
Какой же ты христианин
Без чувственного постоянства?
Куда ты денешь, сукин сын,
Живые мощи христианства?
Так умертви свои уста,
Отвергни боговоплощенье,
Вкушая плоть и кровь Христа
И принимая Причащенье!
При грозном имени Христа,
Дрожа от ужаса и страха,
Монах раскрыл свои уста —
И превратился в тень монаха…
Вот эти тени, эти свистящие воронки праха, ходящие страшным ходуном перед живыми и страдающими, искренне переживающими за судьбу человека реальными писателями, реальными лидерами нашей современной литературы, не должны мешать живому движению нашей литературы.
Более того, минуя и направления стилистические, и метафизические обличья, современная проза явно стремится к христианскому началу. Не боясь при этом ни бледного стыда, ни изображения страстей, «что так и валят из нутра».
Беру «Новый Завет», открываю наугад и читаю: «Не бойтесь, грех этот вами сделан, но вы не отступайте только от Господа, и служите Господу всем сердцем вашим. И не обращайтесь вслед ничтожных богов, которые не принесут пользы и не избавят; ибо они — ничто… Только бойтесь Господа и служите Ему истинно, от всего сердца вашего…»
Поиск добра в душе человеческой, который дан писателю, это и есть самое верное направление в оправдание прозы своей.
Мне кажется, к примеру, что последний роман Александра Проханова «Крейсерова соната», при всей социальности тематики, при гротескном обличении врагов русских, при несомненной фантасмагоричности, наиболее религиозен и даже подчеркнуто православен и по сравнению с другими его книгами, и по сравнению с популярными ныне изданиями его коллег. Всегда надо лишь приоткрыть завесу замысла над романом, не скрывать главный смысл его. А он же на виду: Праведник, идущий к нам, спускающийся в наш земной ад, пытается любовью своей спасти Россию. Забудем, что праведник — это офицер с потонувшего, а вернее потопленного американцами крейсера, забудем, что в этом современном апокрифе, явно перекликающемся и с кузнецовским «Сошествием в ад», и с новыми книгами молодых писателей, посвященными отражению адского нашествия на Россию (а таких сейчас немало, от Юрия Никитина и Михаила Елизарова), забудем о масках всех легко узнаваемых героев от президента — до олигархов, прохановский Праведник идет сквозь почти документальную прозу, сквозь газетный фельетон, сквозь плутовской роман, и он остается небесным праведником, спасающим нас. Андрей Фефелов прав: «Разумеется, перековавшие себя в проповедников бывшие работники парткомов не увидят этого храма. Они разглядят только нагромождение ужасов, ересь и сатанизм». Они не видят и самого праведника, ибо нет на нем доспехов и муляжей официальной религиозности. Но роман-то обращен не к ним, а к миллионам читателей.
Так же как обращена к миллионам читателей и новая повесть Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана», в которой писатель вновь не побоялся идти по самой живой жизни, выводя и сомнительных героев, и спорных злодеев. Все перепутано, ибо сами всё во многом перепутали за эти годы. Несомненно, повесть Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» — это всё то же продолжение новой православной прозы. С одной стороны, откровенное изображение отнюдь неприглядной нашей жизни, откровенный взгляд на своих далеко не совершенных героев, с другой стороны, несомненно — поиск выхода, поиск дальнейшей жизни. Это и сама главная героиня Тамара Ивановна, народная мстительница, уже вышедшая из лагеря и понуро бредущая к дому, ибо: где её дом? Когда веры нет ни в большом, ни в малом деле. Это и сын её Иван, так и не определившийся в своем предназначении, так и отбросивший свои филологические занятия, испугавшийся заразной интеллигенции, которая затянет в свои тенета, опутает своей паутиной, и потому предпочел армию, а далее с бригадой строителей ходит по сёлам ещё уцелевшей Сибири и строит, между прочим, строит и храмы, как предвестники нового крепкого жилья.
Чем схожи романы Проханова, повести Распутина, поэмы Кузнецова или рассказы тех же Дёгтева и Сенчина — земля наша нынешняя у всех авторов изображена как нечто адовое, нечто неисправимо сатанинское, и герои даже не знают, спасать её надо, или наоборот, снести всю с лица вселенной, «махнуть хвостом кита-Вельзевула» и начинать всё с новой попытки?
Только даст ли Господь нам эту новую попытку?
Вот и кается, заливаясь пьяным плачем, герой рассказа Владимира Маканина «А могли ли демократы написать гимн?». Да и вообще, сделать что-либо путное на крови расстрелянных у Дома Советов? Строить на крови — нелегкое занятие, мягкотелым либералам не под силу. И как бы ни оправдывала героев Маканина в «Знамени» Наталья Иванова, мол, только либералы и могут вольно отказаться от своего либерализма, а угрюмые державники вечно будут стоять на своем. Доказывает-то она скорее обратное, да, это Иуда легко меняет свои же убеждения. Он на самом деле свободен в выборе даже своего предательства, а вера Христа, так же, как и вера Державы, держится на вечном, не меняющемся веками — служи Господу своему. С разных сторон, но и Маканин в своих последних рассказах, и вечно защищающая его Иванова, не замечая сходства, приходят к единому: либерализм подобен Иуде, предающего своего Христа. Свой народ, свою страну, свои идеи, свое государство.
Как бы в противовес шатающимся покаяниям похотливых героев демократии, в рядах патриотов выстроилась шеренга закаленных бойцов с любыми отклонениями.
Я бы назвал их служителями новой инквизиции, так опять обвинят в передергивании, всё-таки не католики мы, не было у православных инквизиции. Но и в староверы их не запишешь, тоже обидятся. Всегда следуют линии Церкви, вместе со всеми её колебаниями.
Повоевав немного с ними, вдруг подумал я, что делает Капитолина Кокшенева со товарищи, в общем-то, хорошее дело. Как когда-то отстраивал свой соцреализм Леопольд Авербах, в своих статьях рисуя схемы прямого и безупречного соцреализма, жаль примеры попадались поначалу всё никудышные, так и у Кокшеневой, Хатюшина и Дорошенко тоже выстраивается блестящая схема борьбы со злом. Борьбы, идущей от Христовых заповедей, вот помолился, и садись за перо, пиши, согласно всем святым инструкциям.
Верю, что выстраивают крепость, как у Василия Шукшина в его сатирической повести, для защиты от всех неверных. Но не мала ли крепость? Ведь и реальный соцреализм в наиболее талантливых проявлениях возник не у Леопольда Авербаха и не в журнале «На посту», а в журналах и литературных изданиях, руководимых Воронским и Полонским, явными его противниками. В «Красной нови» и в «Новом мире», в «Сибирских огнях» и даже в сменовеховских изданиях печатались настоящие классики социалистического реализма. Но, может быть, нужен был, как форпост, и такой рыцарь в доспехах, как Леопольд Авербах?
Всем были бы хороши и Капитолина Кокшенева, и Николай Дорошенко, и даже Валерий Хатюшин, если бы за их хоругвями в их «крестоносных» изданиях вослед совершенно правильным указаниям по борьбе за нравственность шли бы и великолепные примеры такой новой художественной христианской прозы. Хороший очеркист Лидия Сычева, но, увы, и дай Бог ей побольше написать сильных рассказов и очерков, но не станет уже она новым художественным знаменем нового литературного явления. И нужны ли были эти тяжелые переживания Юрию Кузнецову после обличительных статей в его адрес, если стихов такого же уровня вослед инвективам Хатюшина главный редактор «Российского писателя» не публиковал? Вот и стоят они сплоченной группкой, как сторожевая башня, а тем временем настоящая новая христианская проза пишется и печатается в изданиях самого разного направления.
В общем-то, мне интересно, и как Наталья Иванова объяснит яростные выпады Владимира Маканина и его героев против демократии и либерализма, в конце концов Маканин своего похотливого старичка в Дом Советов послал, а не в Кремль к Ельцину, да и исповедь высокопоставленного демократического оратая много чего стоит, это было преддверие поражения либералов на выборах, Маканин писательской и математической интуицией предчувствовал их тотальное поражение. Его рассказ — самый осиновый кол в сердце либерализма. От Проханова и Личутина — что ожидать можно? Они этот кол уже двадццать лет вбивают.
Интересно также мне, как Капитолина Кокшенева объяснит такое сострадательное отношение Валентина Распутина к своему упырю. Ведь он и есть главный виновник. Не будь его хатенки, не вышло бы у Эльдара с ночевкой и разгулом, а к девушке тянет искренне, глядишь, свадьбой и закончилось, как часто в нашей нынешней жизни и бывает. И вдруг этот явный виновник на виду у родни Светки и Тамары Ивановны, бей же его, бей, бей, как бьют в романе Елизарова, бей, как бьют в романе Нестерова «Скины», сбрасывай его в помойку смело и искренне. Ведь нет у него ни чуточки души. Тебя же и утопит в следующий раз. А старики и прикормили, и подвальчик этому русскому национальному упырю нашли. Откуда у Валентина Распутина снисхождение к упырю? А ведь они все и по жизни такие: сходите на три вокзала, у кого есть желание — и прикормите, приласкайте кого-нибудь даже из подростков… И босяки горьковские точно такие же были. Без морали и без стыда за содеянное. А лечение оказалось только одно — для этих беспризорных — трудовые лагеря Дзержинского. И немало так бы сгинувших людей в генералы и академики вышли. И никакой диссидент не признает, что в советское время по стране ходили миллионы бомжей и таких вот лишенных морали национальных упырей. Ответь, Кокшенева, зачем выудил Распутин своего упыря уже после содеянного и пристроил его к родне Тамары Ивановны? Видит Валентин Григорьевич, что число таких упырей растет, и виновно в нем все общество, и его, может, быть, пожалеть сильнее надо, чем Светку, ибо на него-то в наше время никакого Дзержинского уже не найдешь. Только чубайсовско-грефовская ненависть, а может, уже вскоре вся Россия станет такой? И только истинный, а не поддельный христианин, может это предчувствовать. Пожалеть упавшего?
Распутин тянется к мамлеевскому упырю, Маканин тянется к прохановскому «красно-коричневому». А какие сильные и живые образы пишет Юрий Буйда? Может, самый исконный реалист в сегодняшней России? Страшно и за Россию такую. И за её героев, но, видно, Буйда — не постмодернист, не играет в игры с героями, он им верит, он им верен. Но как уйти от этой страшной правды? Писать сказки аля-Русь? Вдохновлять еще не забитых и пассионарных юношей героикой прошлого? Когда вечно скандальный Шумский делает из шахидов и камикадзе — клоунов, он унижает и другие религии. Он этим топчет в грязь и таких, как Тамара Ивановна из повести Распутина. Мол, баба-дура, и что с нее взять. Слепые материнские чувства. А там же затронут гораздо более глубинный пласт.
С другой стороны, и сам Алексей Шорохов делает странные зигзаги в своей прозе и публицистике, его талант выводит его на всамделишную, часто забубенную Русъ, и он находит в ней отроков, проповедников, праведников, уже не спустившихся с неба, а живущих рядом с нами. Только оглянитесь.
Давайте же вглядываться в дела и поступки людей. Кто-то орет за Россию, а сам боится родить одного ребенка, а у кого-то уже седьмой на подходе, и всё молча.
Скажем, только за последнее время я прочел и такой суровый, одновременно щемящий роман Веры Галактионовой «На острове Буяне», книгу рассказов Татьяны Набатниковой и одновременно размышления в письмах и о письмах Олега Павлова. Если заняться выискиванием излишней черноты в описаниях, излишней чувственности, языческого пантеизма, то, конечно же, можно и их смело отринуть в стан «нечистых», но надо ли? Надо ли в романе Проханова вычитывать не эсхатологические небесные откровения, а грешные подробности человеческих страстей? У кого нет этих христианских пронзительных откровений (а таких более чем достаточно в нашей литературе, как в реалистической, а скорее физиологически-бытописательской, так и в самой экспериментальной), того к христианской теме не притянешь при всем желании.
Я вижу главное, в так называемом литературном мейнстриме явно появилась христианская составляющая. Человеку захотелось и поговорить и почитать о душе, о духовном. И, если мы будем очень уж прислушиваться к нашим оратаям из сторожевой башни, то тему христианства очень быстро и умело перехватят мастера ремесленной литературы, и на всех книжных развалах появятся отдельно полочки: вот вам детективы, вот вам о сексе, а вот вам полочка о душе, вот вам религиозные сюжеты…
Разве это не христианская мысль: «без боли государства не возникают, без боли не распадаются и, тем более не воскресают…»? Мысль из только что вышедшей книги мемуаров Леонида Бородина «Без выбора». Тоже в этом автобиографическом повествовании автор и не скрывает своей «монокулярности». Любые события описываются, уже глядя в его бородинский «монокуляр». И сложные, но дружеские отношения с Ильей Глазуновым, и споры с Андреем Синявским, и прямое неприятие позднего поведения отца Дмитрия Дудко. Но за этими спорами и разногласиями — уже прошедшая жизнь, достойная жизнь достойного человека.
И, естественно, описанная с православных позиций, ибо других у Леонида Бородина никогда с юности и не было. Я бы хотел со временем вернуться к этой книге, о чем-то даже поспорить с автором, отметить блестящие находки (например, Михалковы, как символы непотопляемости самой России). Если бы каждый род держался так крепко, как род Михалковых, может, и крушения державы не произошло бы, удержались бы на одних семейных и родовых связях. В том-то и беда, что всё давно рассыпано, и семьи держатся на одной ниточке, а наше телевидение и ниточки эти успешно рвет.
Вот вопрос: надо ли пресекать пути к поиску Христа, если у тебя прожита далеко не праведная жизнь? Надо ли не верить в христианство Ивана Охлобыстина, Жанны Бичевской, Константина Кинчева и других былых идолов русского рока и русской эстрады? Кто сможет и имеет право — искать Бога в душе у себя самому заблудшему? Только гнилой фарисей.
Надо ли не верить в поиски героев романа Михаила Елизарова «Pasternak», если прежде чем дойдешь до мира живых душ, через такой дерьмо проскакиваешь, что хочется сразу книгу отбросить? А для меня главный вопрос: это у молодого автора Михаила Елизарова бренд христианский такой появился, позиционирует себя, как защитника православной веры, или он всерьез решил идти до конца? Я верю во второе, и хотел бы поближе с ним познакомиться. И тогда, как бы ни спорили наши «крестоносцы», он с нами, в нашем христианском ряду, и читатели его многочисленные — тоже с нами.
А если этот нынешний ад новые молодые авторы из кругов «яппи» начинают поджигать со всех сторон в своей прозе, уничтожая свои же символы, убивая своих кумиров, как это делают герои в «Бойцовском клубе» Чака Паланиса или даже в «Американском психопате» (а сейчас появилось немало русских вариантов, с легкой руки Ильи Кормильцева), пусть поначалу и подыгрывают они своим модным западным кумирам, но потом русская действительность возьмет свое, и уже герои Вячеслава Дёгтева, Максима Свириденкова, Юрия Никитина и Сергей Сибирцева с неизбежностью будут встраиваться в православную модель мщения злу. Увы, но в России не может быть ни «секса», ни «бренда», та женщина их телевидения права. Есть или грешная, грязная, безумная любовь, а есть и чистая, святая, есть и позиции у тех, за кем идут тысячи поклонников, позиции абсолютно разные, иногда нам чуждые, но это не их «бренды». Как бы ни напяливали на себя иностранные манеры наши отечественные «яппи», душа русская вылезет отовсюду. Сергей Есенин тоже, вернувшись с Запада, цилиндр носил, а Маяковский даже автомобиль привез своей любовнице. Это не избавило их от русской судьбы.
В этом году премию «России верные сыны» совместно с Леонидом Бородиным получил за свои «Дневники» и Сергей Есин. Получил вполне заслуженно, что признал в разговоре даже его молодой яростный ниспровергатель Илья Кириллов. «Дневники» стали не просто явлением литературной жизни, но и ярким выражением жизненной концепции самого автора. Быстро забудется, кого и за что из модных героев Сергей Есин ругал в этих дневниках, но надолго останется в памяти уже его стойкое христианское отношение к жизни и к искусству. Его откровенная непримиримость к жизни за чужой счет, к двуличности, избранничеству напрямую относят «дневники» к новой православной прозе. Эти «Дневники» меня самого удивили, как можно, десятилетиями вращаясь в самых престижных кругах, переваривая их цинизм и равнодушие к миру, остаться таким по-детски прямолинейным и заботливым. Так ясно видеть зло во всех скрытых проявлениях.
Вообще, эта премия «России верные сыны» меня радует — за четыре года лауреатами её по прозе стали Куняев, Личутин, Поляков, Бородин, Есин — неплохой выбор.
Я бы туда добавил недавно ушедшего от нас Анатолия Афанасьева и Сергея Алексеева. Двух популярных русских писателей, упорно не включаемых в списки серьезной литературы ни патриотической критикой, ни либералами. Хотя, надо признать, что и в так называемой альтернативной истории, и в стиле фэнтези, и в новомодном треше они поработали первыми и гораздо успешнее, чем тот же хваленый Дмитрий Быков или трудночитаемый Пелевин.
Это же целый обширный пласт христианской гротескной альтернативноисторической литературы. Тут и всем известная Мария Семенова, и Александр Бушков, и автор нашумевшего романа Евгений Чебалин, и Юрий Никитин.
Если на то пошло, даже написавший назло всем англичанам и американцам, в противовес непонятно сектантскому Гарри Поттеру нашу славную девочку Таню Гроттер, к тому же написавший гораздо профессиональнее, Дмитрий Емец какой-то стороной, но входит в нашу новую православную волну литературы. Независимо, думал он об этом или не думал.
Так в свое время по-сталински переписывали и Буратино, и Волшебника изумрудного города, практически все наши любимые детские персонажи, включая, насколько я помню, и многих героев дедушки Корнея.
А вот сегодня уже живут обе версии, и мы видим, что даже в этом детском занятии Сталин по-своему прав был: наши-то Буратино и всякие там Страшилы и сегодня нам гораздо ближе, чем их англо- или италоязычные оригиналы. И жаль, что Алису никто в то время не переписал, по-настоящему-то Алиса прижилась у нас после капитальной переделки Владимира Высоцкого и его друзей.
Православный менталитет заставляет воспринимать любых героев с разным оттенком. Предчувствие гибели постмодернизма и было связано с полностью чужим менталитетом его создателей. Не хватило русской расхлябанности и русской тяги к справедливости.
Когда я писал о нашем национальном упырстве, отнюдь не собирался гордиться им или спасаться им. Но — вижу, неожиданно для себя, тот же упырь и в романе Анатолия Афанасьева «Ужас в городе», зло злом наказывается. Ну, а что гибнет в финале от вил нашего праведника, тоже поделом…
Но когда наше, увы, незаимствованное ниоткуда национальное упырство полезло и в повести Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана», я мог только руками развести. Кто же такой — это мирный дедушка, сначала сдававший чужую квартирку, оставшуюся после кем-то убиенного или спившегося до смерти дружка, в почасовую аренду всяким лихим джигитам и их девочкам? И почему, уже зная его грязную роль, не дали ему по голове родственники нашей героини, и чуть ли не приютили, пригрели в соседнем пустовавшем подвале. Старичок-то совсем уже без морали оказался, этакий национальный упырь, только без клыков и шерсти. И не побоялся же вывести его уже в своей повести Валентин Распутин. Не побоялся некой близости с героями Юрия Мамлеева. А ведь в новом романе Юрия Мамлеева «Мир и хохот» в конце концов тоже со злом борются, и тоже, как у Распутина, не знают, как его победить. Ибо чересчур земные эти все и распутинские Иваны, и мамлеевские убивцы. И принимать, как последнее убежище, небесную утопию посланника как спасителя России, к чему пришел Александр Проханов, пока еще не желают. С земли еще хотят найти свой выход. С земли хотят найти свою крепкую веру и добром суметь победить зло. Наши «крестоносцы» забывают о богатом русском фольклоре с их бабами Ягами, лешими, домовыми, водяными и прочей доброй и злой нечистью. Впрочем, для «крестоносцев» и наши русские сказки — языческая нечисть. Вот почему не верю в их поклонение Распутину, или врут в своем «крестоносном запале», или врут в поклонении такому глубоко языческому писателю Валентину Распутину. Православному писателю с языческими корнями.
Наша новая литература обрела новую для себя функцию — борьбы с нынешним земным адом. Это направление дает широкие возможности как в форме, так и в содержании, была бы истинная вера в свою борьбу. В необходимость писателя на русской земле.
«И не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос. Больший из вас да будет вам слуга. Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет…»
