 |
| Аргументы и факты | А. Пронин | 09.01.2004 |
Но и у нас в России есть своя Фиваида, только Северная. Это — древняя земля вологодская. Здесь, в глуши лесов, над прозрачными водами тихих озер, со времен Сергия Радонежского укрывались от мирской суеты русские подвижники православия, молившиеся о спасении многострадального нашего народа. Среди основанных ими скитов и обителей в первом ряду стоит Свято-Успенский Кирилло-Белозерский монастырь, созданный трудами святителя Кирилла — одного из мудрейших соратников Сергия. Это место к XIX столетию снискало славу «центра излучения живой святости».
Знамение в небе над Сиверским озером
28 АВГУСТА 1997 года участники крестного хода — представители духовенства, многочисленные паломники и жители Вологодчины — торжественно праздновавшие 600-летие создания Кирилло-Белозерского монастыря, оказались свидетелями редчайшего природного явления: солнечной радуги, которая в несколько кругов на ослепительно синем, совершенно безоблачном небе окружала ярко блестящее светило.
В этом дивном хороводе красок, появление которого (учитывая состояние атмосферы и сухую погоду) с точки зрения физической и метеорологической наук выглядит абсолютной фантастикой, верующие увидели доброе предзнаменование. Словно и силы небесные радовались тому, что достойнейшая христианская обитель Русского Севера не канула в Лету под натиском богоборческого зла, но постепенно возрождается и обретает былую славу. И хотя в возвращенном Православной церкви в 1999 году Кирилло-Белозерском монастыре пока всего четыре насельника (настоятель и трое послушников), в то время как при Иване Грозном число иноков превышало две сотни, загоревшийся внове светильник духовного огня дает надежду на возрождение животворных традиций Северной Фиваиды.
Душевной тишины и вечного спасения ради
АРХИТЕКТУРНЫЙ ансамбль Кирилловой обители производит впечатление на редкость цельного, величавого и мужественного образа. Все 11 храмов ее, поставленные в XV — XVI веках, и самый главный — Успения Пресвятой Богородицы, сооруженный мастером Прохором Ростовским с 20 каменщиками всего за 5 теплых летних месяцев 1497 года, и его собратья, поименованные один в честь архангела Гавриила, второй — Усекновения главы пророка, предтечи и крестителя Господня Иоанна, третий — святого равноапостольного князя Владимира, равно как и прочие, удивительно точно сочетаются и дополняют друг друга. Даже неискушенного посетителя их строгая гармония настраивает на лад безмолвной тишины и внутреннего молитвенного самопогружения в глубины собственного сердца, что святой Кирилл, как явствует из его Жития, ценил превыше всего и считал первейшими условиями приобщения человека к Богу, недоступности души для тайных внушений сатанинской силы.
Собственно, ради обретения душевной тишины и пришел он, уже достигший 60-летнего возраста архимандрит московского Симонова монастыря, выходец из знатного боярского рода Вельяминовых, вместе с единомышленником своим иноком Ферапонтом в неблизкий к Москве прохладный озерный край. По преданию, во время молитвы в Симоновом монастыре пред образом Богородицы услышал святой старец ее глас: «Изыди отсюда, Кирилле, и ступай на Белоозеро, там уготовано ти место, в нем же возможеши спастися..»
Долго шел вкупе с духовным собратом к желанной цели подвижник благочестия, пока не узнал на берегу Сиверского озера то место, что показано было ему Богородицей. Здесь, на склоне холма, Кирилл и Ферапонт в 1397 году водрузили крест, выкопали келью и поставили часовню. Вскоре Ферапонт покинул Кирилла и в 15 верстах от того холма, на берегу Бородавского озера, начал пустынножительствовать самостоятельно, положив начало славному Ферапонтову монастырю.
Потянулись на берег Сиверского озера, как некогда на гору Маковец, к учителю его, преподобному Сергию, искавшие спасения души иноки и окрестные жители.
..И ничего личного
ПЕРВУЮ в новой обители церковь освятили во имя Успения Божией Матери, в чем нельзя не увидеть связь с Москвой и поставленным в Кремле Успенским собором — тогда главным храмом Руси. По примеру Сергиево-Троицкой обители установил Кирилл в своем монастыре правила строгого общежития: совместный труд, общая собственность и буквально ничего личного. В кельях нельзя было иметь никаких вещей, приносить туда воду и пищу. Посторонние, то есть далекие от духовных тем, разговоры осуждались. Все совершалось в молчании, а в течение долгих молитв инокам не позволялось даже прислониться к стене, ослабляя нагрузку на ноги.
Строже всех к себе был Кирилл. Он носил ветхие, много раз чиненные одежды, отвергал предлагаемые боярами дарения. Не позволял настоятель и монахам ходить к мирянам за милостыней, что по меркам даже нынешнего времени выглядит удивительным.
Основанный Кириллом монастырь стал духовным отечеством для новых обителей Русского Севера, созданных Савватием Соловецким, Александром Ошевенским, Корнилием Комельским. Выходцы из Кирилло-Белозерья заложили восемь монастырей, а одна из его «дочерних» обителей, Корнилиево-Комельская, стала прародительницей еще тринадцати. Всего же в XVII веке, во времена царствования Михаила Федоровича (1613 — 1645), в «Русской Фиваиде» — Вологодской и Белозерской епархиях — насчитывалось 47 мужских монастырей и 2 девичьих.
И хотя многие обители теперь разрушены, а упоминания о некоторых остались только на географической карте, так что и следов отыскать стало почти невозможно, отблеск зажженного ими духовного света, проникновенных молитв иноков и инокинь зримо присутствует на северной земле. Он сохранился, скажем, в особом радушии, теплоте и сердечности отношений, что присущи жителям этого края и поныне, разительно контрастируя с тем, как, например, не любят отвечать на вопросы приезжих утомленные сутолокой и прочими «прелестями» столичной жизни москвичи.
Нестяжатели против иосифлян
СКОЛЬКО благ нужно человеку для достойной жизни? Этот вопрос, пожалуй, во все времена будет одним из самых животрепещущих. А на протяжении нескольких десятилетий, начиная с последней четверти XV века, он находил своеобразное преломление в ожесточенных спорах духовных отцов русской нации, принадлежавших к противостоявшим лагерям нестяжателей и иосифлян. Волею судеб Кирилло-Белозерский монастырь оказался в эпицентре их полемики, ибо из этих стен вышел основатель нестяжательского течения и его глава Нил Сорский (в миру Николай Майков), а затем здесь же находился на положении узника его духовный наследник и продолжатель князь Вассиан Патрикеев. На церковном соборе 1503 года Сорский горячо поддержал идею великого князя Василия III о секуляризации церковных земель, не случайно любимым его афоризмом стала фраза из послания апостола Павла (впоследствии подхваченная и поставленная на службу собственным целям революционными радикалами всех мастей и оттенков): «Не трудящийся да не ест», а идеалом монашеской жизни для Нила был исключительно строгий, аскетичный до предела скит.
Парадокс состоит, однако, в том, что непримиримый противник Нила Сорского, причисленный Церковью к лику святых игумен Успенского Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин) тоже подолгу живал в Кирилло-Белозерской обители, перенимая ее опыт устройства иноческого общежития по канонам благочестия, и многое из него позаимствовал при создании своего «Устава», строго регламентировавшего монашескую жизнь и порядок совершения церковных служб.
Замечательные ораторские способности и дар убеждения помогли Волоцкому на соборе 1503 года убедить московского государя оставить в покое монастырское землевладение, ибо, чиня обиды святым обителям, мирская власть, настаивал Иосиф, подтачивает и собственное могущество. «Стяжание церковное — Божие суть стяжание», — постановил считать собор.
Как известно, в борьбе нестяжателей с иосифлянами верх в конце концов одержали последние. Точку в спорах поставил церковный собор 1531 года, осудивший нестяжателей.
Расцвет и закат обители
РЕШЕНИЕ высшего органа Русской православной церкви не могло не сказаться на положении Кирилло-Белозерского монастыря. Если в конце XV — начале XVI века он поддерживал философию и практику нестяжательства, проповедовал аскетизм, уход от мира, всячески избегал заботы об умножении своего богатства, то, присоединившись к иосифлянам, стал быстро наращивать земельные владения, развивать многообразную и приносившую все возраставший доход хозяйственную деятельность, принимать от царя и бояр щедрые пожертвования. Неоднократным гостем обители стал Иван Грозный, однажды даже заявивший о желании постричься в кирилло-белозерские монахи.
Впрочем, возобладавший в высших кругах общества взгляд на проблему материальных богатств Церкви не охладил аскетический пыл Нила Сорского и его соратников, видевших истинный смысл монашеского служения в полном отказе от какого бы то ни было комфорта, мирских радостей, в непрестанной молитве. Еще в 1485 году, возвратившись из длительного паломничества на святую гору Афон, Нил вместе со своим учеником Иннокентием поселился в глухом лесу на реке Соре за «пятнадесят поприщ» от Кирилло-Белозерского монастыря и основал первый на Руси скит по примеру афонских, вошедший в церковные анналы под названием Нило-Сорской пустыни.
Сколь суров был богослужебный и келейный устав этой обители, составленный преподобным Нилом («Жительство Ниловой пустыни»), говорят хотя бы такие цифры. Утром и вечером скитскому затворнику полагалось отпевать молитв «шестьсот или тысячу», сотворить поклонов «триста или шестьсот». Притом обращение к Богу должно было быть не механическим повторением зазубренных фраз, а «умной молитвой», о которой преподобный Нил создал свое стройное учение.
Вплоть до середины XVIII столетия прожила Нило-Сорская пустынь по заветам богомудрого старца. А затем духовная жизнь в скиту стала замирать; церковные власти взяли за правило присылать сюда «на исправление» (а фактически в ссылку) монахов, замеченных в «неблагочинном и нетрезвенном поведении». С того же периода начинается и закат Кирилло-Белозерской обители. Оскудевают потихоньку ее богатства, но жива еще вера и спасительной силой обладают ее святыни.
Подтверждение тому историки церкви находят в грозных событиях 1854 года, когда и на Вологодчине свирепствовала поразившая ряд губерний холера. Однако обошла эпидемия стороной городок Кириллов, что вырос рядом с монастырем. С разрешения Святейшего синода и соизволения императора обнесли кирилло-белозерские монахи крестным ходом кругом города чудотворный образ Богоматери «Одигитрия», что принес с собой некогда преподобный Кирилл, моля его и всех святых о заступничестве. И не было ни одного заболевшего опасной хворью кирилловца! С тех пор крестный ход в этот день под звон всех монастырских колоколов стал традицией, что не нарушалась вплоть до трагических дней развязанного «красного террора»..
АиФ Долгожитель
№ 01 (37) от 9 января 2004 г.
