Новый роман Александра Проханова — пример религиозной православной прозы Последних времен.
Страстное, страшное и откровенное повествование, свидетельствующее о рае и аде. Проханов, быть может, сам того не ведая, построил храм. Не из бревен и ребер, но из слов и метафор. Вырезал алтарь, установил иконостас, расписал черным и красным огромную и ужасную западную стену со сценами Страшного суда. Плеснул неблекнущей бирюзы под купол. Осторожно вдохнул огонь в светильники и лампады, так что фрески ожили, задвигались и заговорили… Разумеется, перековавшие себя в проповедников бывшие работники парткомов не увидят этого храма. Они разглядят только лишь нагромождение ужасов, ересь и сатанизм. Да, ничего комфортного, «правильного», елейного и высокомерного — всего того, из чего наспех слеплен муляж официальной религиозности — в романе нет. Никакого наставничества и начетничества. Только мучительное взыскание света. Известно, что тайная тропа, ведущая к сокровенному святому граду Китежу, проходит через непроглядную густую тьму. Сонмища чудовищ, мрачных и страшных видений окружают путника. Только пройдя через дьявольское наваждение, можно прорваться к своим. В основе романа лежит канонический религиозный, библейский сюжет: притча о праведнике, пришедшем в падший, погрязший во грехе город. О том, кто своей любовью удерживает, спасает ветхий, готовый рассыпаться в прах мир. О том, кто страданием искупает грехи многих, слезами заливает ядовитое, адское пламя. Это повествование сродни рассказу о Лоте, выведшем из Содома и Гоморры свою семью. Близко к притче об Эвере и Вавилонской башне. Напоминает историю о Ное и спасительном его Ковчеге. Однако в работе Проханова поражает другое. Роман представляет собой не что иное, как эсхатологический апокриф, литературный жанр, весьма распространенный когда-то на Руси и чрезвычайно редкий сегодня. «Крейсерова соната» — по сути, повесть об антихристе и скончании века. Там говорится о том, о чем не хочет думать современный человек, о чем отказывается говорить и нынешний богослов. Эпоха Апостасии создает особое: обостренное, перевернутое, парадоксальное, — духовное пространство, в котором патриарх курит фимиам дьяволу, а грешные земные люди, русские моряки-подводники, обращаются в святость, зачисляются в небесное воинство. Почти никто из современных творцов не решается трактовать историю и политику в ключе эсхатологии, через призму Последних времен. Исключений мало: писатель Александр Проханов и живописец, ныне священник, Владислав Провоторов. Западная стена храма-романа испещрена тайными знаками, невнятными символами, светится фосфорными узорами, мерцает болотными огоньками. Толпы бесов: тучных и тощих, больших и малых, — оседлали черного кольчатого змея, окружившего, перевернутый вниз, в самую преисподнюю, город. «Элита молилась в черном храме, среди магических зайчиков света, и было видно, что молитва услышана. Каждый из молящихся становился прозрачным, как колба, в которой светился синий газ. Это синее свечение трепетало. В нем возникали сгустки тьмы и бледной пустоты, проявлялись пороки и похоти, были видны все преступления, которые совершались хозяевами синих газовых душ. Здесь собрались богохульники, святотатцы, предатели благодетелей, отцеубийцы, фальшивомонетчики, растлители малолетних, губители Родины, содомиты, тайные каннибалы, спасенные утопленники, вырытые из могил мертвецы, отравители колодцев, разорители кладбищ. Они составляли тесное братство, и тот, кому они возносили молитву, внимал их просьбам, стократ усиливая их порочность и греховность». Описывая ужас, тление, разложение и извращение падшего мира, автор ведет читателей и сам стремится в рай. В морозный, радужный, зимний березняк, который населен русскими праведниками и мучениками. Серафим Саровский, Сергей Радонежский, Дмитрий Донской пребывают здесь вместе с героями и страстотерпцами советской и нынешней эпох. Молодогвардейцы играют в снежки. Здесь же — генерал Карбышев, солдат Матросов, мученик чеченской войны Евгений Родионов. Тут ребята из 6-й псковской роты, что полегла вся в Аргунском ущелье «за други своя».. «Любка Шевцова, в голубом крепдешиновом платье, румяная, озорная, пустила снежок в Олега Кошевого. Снежок ударил ему в аккуратный пиджак, и Олег, счищая с груди снежную метину, смущенно произнес: — Значит, мне водить. Тут же, с краю, генерал Карбышев лепил снеговик. Три снежных шара, большой, поменьше и маленький, стояли один на другом. Темнели жухлой травой промятые шарами дорожки. Генерал вставил снеговику вместо глаз два золотых желудя, на плечи прилепил два красных кленовых листа, и, они смотрелись как генеральские шпалы. Карбышев, отойдя на шаг, осматривал свое изделие внимательно и серьёзно. По соседству, на белой полянке, стояли Александр Матросов и Евгений Родионов. Евгений держал на ладони серебряную цепочку с крестиком, что подарила ему перед самой Чеченской войной мама, Любовь Васильевна, говорил Александру: — Больно тонка цепочка. Боюсь, как бы не порвалась. Матросов серьёзно рассматривал цепочку и крестик, отвечал: — А я бы крест на бечевке носил. Как-то, знаешь, надежнее. Плужников и Аня вознеслись над бескрайними березняками, среди которых, словно озера, сквозили поляны. От них подымались сияющие столпы света, и на каждой райской поляне пребывали святые и праведники, водили хороводы в алых сарафанах и красных рубахах, ступали крестными ходами, поблескивая крестами и окованными в медь священными книгами». Так, Проханов в своем храме разместил огромную багряную икону, на которой Россия небесная, не разделенная муками и перипетиями земной истории, явлена в своей восхитительной, небесной красоте. Таков православный роман Проханова «Крейсерова соната».
