Любовь, мать солдатская

Мать солдата, замученного боевиками, на каждое Рождество возит в Чечню подарки солдатам

13 февраля 1996 года пограничник Евгений Родионов и трое его товарищей — Александр Железнов, Андрей Трусов, Игорь Яковлев — были захвачены боевиками Руслана Хайхароева. Своих пленников бандиты держали в подвале бывшего пионерлагеря в Бамуте, переоборудованном в тюремную камеру. После трех месяцев пыток и издевательств их поставили перед выбором: перейти в ислам и воевать против своих или умереть.

Стать предателями воины отказались. Евгений так и не снял нательный крестик, который носил с одиннадцати лет. Солдатам отрубили головы, а тела закопали в воронке из-под снаряда.

Получив сообщение, что сын пропал без вести, Любовь Васильевна Родионова поехала в Чечню и более 10 месяцев разыскивала своего Женю, исходила пешком сотни километров по аулам и горным тропам. Встречалась не только с нашим военным руководством, но и с Хаттабом, братьями Басаевыми, Арби Бараевым, Радуевым, Гелаевым. Добившись личной встречи с Хайхароевым, Любовь Васильевна узнала, как погиб Женя и где он похоронен. За 10 тысяч долларов главарь боевиков согласился отдать матери тело сына. Опознав его останки по чудом сохранившемуся крестику, она вывезла их на родину и похоронила. Об этой истории рассказывал «Труд» в июне 2000 года…

Слава православного воина-мученика Евгения Родионова распространилась по всей стране и даже за ее пределами. Хотя официально и не канонизированный, в глазах большого числа верующих он — истинный святой. Написано 106 икон с его ликом. Только в Санкт-Петербурге они есть в 5 храмах. Крестик Евгения со следами крови хранится в алтаре московского храма cвятителя Николая в Пыжах как религиозная святыня. На Балканах же погибший солдат объявлен святым — его называют Евгением Русским.

… В конце декабря небольшая двухкомнатная квартира Любови Васильевны Родионовой в подмосковном поселке Курилово заполняется вещами. Что-то покупает она сама, что-то привозят люди — часто незнакомые и издалека. Как раз перед нами у нее побывал священник из Днепропетровска и оставил коробку из-под принтера, туго набитую вязаными шапками, теплыми носками, перчатками. Впрочем, о. Георгия Любовь Васильевна считает близким человеком — подобных посылок за последнее время от его прихожан было немало.

Она перебирает футляры с наручными часами и машинками для стрижки волос, достает гитару в чехле, безошибочно называя дарителей: семья Лайковых из Москвы, Клавдия Викторовна — тоже москвичка, Светлана из Балашихи, раб божий Виктор — он так подписывает свои пожертвования. А гитары — от Геннадия Павловича Крючкова из Селятино. Из Белоруссии — мешки с тельняшками. Из Финляндии — теплые носки, варежки, продукты.

Удивительно, как эта женщина делает то, над чем безуспешно бьются иные политики — объединяет людей. Потому что Вера, Милосердие и Любовь не знают границ и выше любых «внутренних» интересов.

Американские журналисты из газеты «Нью-Йорк таймс» приехали к солдатской матери за сенсацией — ее погибшего сына изображают на иконах. Появившись во второй раз, чуждые сантиментам профессионалы ни о чем уже не расспрашивали, а просто вручили пакет с перчатками. И все же большинство пожертвований, как издревле повелось на Руси, — анонимны. Диакон Владимир установил для них в своем храме Благовещения в Петровском парке специальный ящик. Немало приходит и анонимных денежных переводов из разных уголков России, из республик СНГ. Весть о благих делах расходится по свету.

Любовь Васильевна точно помнит, когда приняла решение — взять под опеку бойцов, заброшенных судьбой в «горячую точку»:

— В 1998-м я поехала в Чечню, чтобы встретиться еще раз с теми, кто убил моего сына. Надеялась, признаются, что смерть Жени не была такой ужасной. Страха не было. Видно, я отбоялась свое, пока бродила по аулам и горам в поисках сына. Нашла Руслана Хайхароева, его отряд. Но они только подтвердили рассказанное раньше. Правда, добавили, что, может быть, сожалеют о случившемся.

Дома я решила, что сделала в этой жизни все, что была должна, — похоронила сына и мужа, умершего после этой трагедии. И я угасала бы потихоньку. Но в 99-м началась вторая чеченская война, и меня вдруг снова туда потянуло. Когда приехала, увидела: ничего не изменилось. В глазах солдат те же боль и отчаяние, так же они плохо одеты и обуты, полуголодны. Вспомнила, как похожие ребята помогали мне в поисках Жени, и словно проснулась. Вернувшись в Подмосковье, сразу пошла к главе нашего Подольского района Николаю Петровичу Москалеву, хотя до этого не была с ним знакома. Сказала: повезу солдатам, что смогу, но, может быть, и район захочет помочь? Хотя бы в память о земляках, погибших в Чечне. Николай Петрович меня понял. В течение 10 дней удалось собрать 30 тонн помощи. Командование погранвойск выделило самолет, мы вылетели во Владикавказ. В горы на погранзаставы подарки доставляли 8 вертолетов. Я хотела успеть везде. Помню, прилетели в отряд Андрея Катричева. Построились солдатики, принимают у меня подарки, а у самих слезы. Я им часы вручаю с надписью «Защитнику Отечества», а они благодарят и шепчут: «Мама… «. Разве я могу их после этого бросить?

Это была первая предрождественская поездка Любови Васильевны. Позже от подполковника Катричева пришло письмо, в котором были строки: «Именно Ваш приезд значительно облегчил службу наших пограничников зимой, что позволило пережить нам холода и выжить… «

Потом были другие поездки в Чечню. Не только к пограничникам. В Бамуте, после торжественного построения и митинга, солдаты внутренних войск проводили ее к месту гибели сына. Долго стояла у дерева, кора которого сплошь в пулевых отметинах, а потом обернулась и увидела в глазах ребят сочувствие и боль. Они смотрели так, словно здесь погиб и их товарищ. Позже сталкивалась с этим постоянно. Принявший мученическую смерть, но не сломленный Евгений Родионов стал своим и для пограничников, и для танкистов, десантников, морских пехотинцев.

Эти поездки стали для нее внутренней потребностью. «Я этим не занимаюсь, — повторяет Любовь Васильевна, — я этим живу». 25 раз хрупкая женщина с отбитыми почками и поврежденным позвоночником (следы «свидания» с Ширвани Басаевым), живущая на копеечную зарплату, собирала теплую одежду, продукты, другие необходимые в немудреном солдатском быту вещи и везла их в самые отдаленные и опасные районы Чечни. Иногда весной, иногда, осенью, но обязательно — в канун рождественских праздников. Одних только нательных крестиков (подарок монастырей) раздала ребятам более 8 тысяч. Они называют ее второй мамой и ждут в Шали и Самашках, Гудермесе и Бамуте. Ей пишут письма, десантники 119-го полка посвятили ей стихи.

На прошлое Рождество Любовь Васильевна доставила в части внутренних войск, расположенные в Ачхой-Мартане, Урус-Мартане, Самашках около 800 коробок и 600 мешков с продуктами и одеждой. А сейчас собирается в Ведено и Хатуни, где стоят подразделения ВДВ и морской пехоты.

Но вот с одним вопросом, сетует Любовь Васильевна, ей не удается достучаться до высоких чинов. Нет, ей не нужны награды или даже денежная помощь.

— Пять лет назад православные люди обратились к пограничному командованию с просьбой присвоить одной из застав в Чечне имя моего сына. Но ходатайство, думаю, до сих пор кочует из кабинета в кабинет. А ведь, кроме Жени, среди пограничников еще немало геройски погибших. Почему бы их память не увековечивать таким образом? Я уже разговаривала на эту тему с начальником управления по воспитательной работе, но понимания не встретила. Погибли ребята за Родину — и забыли о них. А мы столько говорим о том, какой вырастает молодежь, как ее воспитывать…

Родионову поддерживают многие. От служителей Церкви до школьников. А вот военно-патриотических объединений среди помощников нет. Как и народных избранников. Хотя в прошедшую предвыборную кампанию сразу несколько партий упрашивали ее «поспособствовать». И деньги сулили только за то, чтобы ее фото было на рекламном плакате. Но просчитались. Памятью Любовь Васильевна не торгует.