В чем наше Православие?
Мировоззренческие проблемы современного Православия

Беседа обозревательницы Русской линии Людмилы Ильюниной с настоятелем храма в честь Иверской Божией Матери в Софрониевой Пустыни Нижегородской епархии протоиереем Владимиром Цветковым

Людмила Ильюнина: Ваше преподобие, отец Владимир! В последнее время мы вынуждено становимся свидетелями разнообразных, а чаще безобразных скандалов в СМИ, касающихся частной нравственной жизни церковных людей, священников, архиереев. Но даже если не обращать внимания на развязный тон этих публикаций, приводимые в них факты чрезвычайно смущают верующих. Хорошо, если это оказывается клеветой, а если нет?

Как православным должно относится к обличениям наших пастырей? Как выбрать правильный тон нам, православным журналистам, если приходится писать об этом?

О.Владимир: Надо помнить: Бог-то любит всех, любит каждого, как единственного сына, как единственное чадо. Поэтому у Него другой взгляд, другое отношение, чем у нас. Не то что: «Ах какой ужас, ах какой грех!», — как фарисеи говорили: «Она — грешница, блудница! Брось в нее камень!» А мы не фарисеи, мы — христиане. Мы имеем опыт, хотя бы недавнего 20 века, когда люди, которые согрешали и которые имели различные немощи, потом взошли на крест и стали мучениками. Были священники, которые на приходах недостойно себя вели, но когда, начался «красный террор», они становились мучениками. Их вели на казнь, расстреливали, на Царских вратах распинали. Понятно, что это не случайно было, кто-то становился мучеником, а кто-то доживал до старости. Господь видел сердца всех. Он принимает жертву, жертву чистую, покаянную и не смотрит на какие-то грехи.

Точно так же и о нашем времени нужно рассуждать. Вот мы узнаем о чьем-то падении. А может быть, когда начнутся гонения, именно эти люди будут новомучениками? И мы будем прикладываться к их мощам. А пока они чем-то согрешают, какими-то отклонениями, причем бывают и злостными, а бывает и так, что Господь накладывает епитимию какую-то в виде позора, чтобы человек смирился.

Не надо только ужасаться известиям о чьем-либо падении, осуждать и смаковать его. Церковь — это ведь не общество святых, это общество людей спасающихся. Как говорит епископ Феофан Затворник, что мы и спасаемся, и погибаем. То есть в чем-то мы спасаемся, в чем-то — погибаем. Какими-то делами губим себя, какими-то — спасаемся. Такова жизнь.

Л.И.: Не редко именно те, на кого появляется какой-то «компромат», бывают очень деятельными, известными людьми. Пример — история с нижегородским священником, которого обвиняют в педофилии. Под его руководством создана одна из первых в городе воскресных школ, известное на всю страну братство Александра Невского с мощным издательским комплексом, катехизаторские курсы. И вдруг — такое обвинение. Как тут не осудить?

О.Владимир: Нам вообще не дано судить. Поскольку сказано, что и плевелы нужно сохранить, не выдергивать их. Судить может только Господь. Если говорить по Евангелию, то осуждение согрешившего есть больший грех, чем само согрешение, то есть осудивший больше согрешает, чем сам согрешивший. Это лицемерие. Нарушение «заповеди о бревне и сучке».

А то, что осуждать становится привычкой, вошло в обиход не только в миру, а и в Церкви — это не извинительно, не отменяет заповеди, мы все равно находимся под заповедями и под судом. Потом, что мы знаем о душе? Только Дух Святой знает, как апостол Павел говорит, и только сам человек — что там с душой происходит. Может, он уже тысячу раз это отработал, оплакал и уже прощен.

Л.И.: А может, и нет. Хотя, насколько известно, обвиненный священник уже подал прощение за штат.

О.Владимир: Ну, вот, пожалуйста, то есть он сам подал, значит, он не хочет защищаться. По двум причинам — либо он не согрешал, либо не хочет, чтобы это выходило наружу и причинило вред Церкви.

Потому что, сколько мы знаем случаев, когда обвиняли незаконно, без причины, а светские журналисты раздували целое дело по компроментированию Церкви в целом.

Л.И.: К сожалению, это одна из стойких «журналистских традиций"…

В делах церковных должны применяться и критерии церковные

О.Владимир: Подобные случаи нам известны и в истории Церкви. Серафим Саровский напоминает нам одну историю обвинения святителя Григория Неокесарийского. Некая блудница потребовала деньги за ночь, которую она якобы провела с ним. Святитель Григорий не отрекся и велел дать ей деньги. И после этого она стала бесноваться. А представим, как разворачивалась бы эта история в наше время.

Журналисты зафиксировали бы, что он дал деньги, засняли бы этот момент и отнесли фотографии в «Московский комсомолец». Ну, а там бы расписали, что такой-то святитель — ну и что, что он гору передвинул? — смотрите, он переспал ночь и даже заплатил деньги, вот фотография! И что? Это значит, что и чуда не было, и что он не чудотворец. А что у чуда были свидетели, им уже не интересно, что там было.

Да и потом, что такое грех? Церковь сама по себе не безгрешна, священник — это не тот, кто свят, а тот, кто законно рукоположен и имеет право совершать Таинства. И Церковь — это собрание больных людей, грешников. Это лечебница, это больница, где много разных больных, и где, как говорит преподобный Ефрем Сирин, как и во всякой больнице, всегда больше больных, чем врачей, то есть здоровых. Естественно, что мы — священники тоже люди, откуда мы беремся все? Мы из мира. А какой этот мир? Падший. И ничего тут удивительного нет, что мы слышим о падении кого-либо из священства.

И что нам интересно — клубничка? Фотографии, шум, презирать Церковь вместе с иудеями? Либо сострадать и молиться.

К тому же, если у согрешившего человека, священника в том числе, были добрые дела, если они Духом Святым совершались, они дадут и плоды. А если человек и согрешал, значит, для чего-то это надо было, значит, Богу надо было его смирить. Кого Господь любит, того здесь, на земле и наказывает. Это знак милости Божией. А те, чьи грехи на земле были скрыты и они получили свою награду за добрые дела, — они идут в геенну огненную. О них-то мы как раз ничего плохого и не услышим.

Как в Отечнике есть история: пышные похороны, много народа идет, провожают богача, и хвалят его и его «благочестивую» кончину. А на подвижника лев напал и растерзал — и все считают, что он был великий грешник, раз Бог послал ему такую смерть. Но что мы знаем о Промысле Божьем? Чтобы разбираться в делах церковных, надо быть христианином, или, по крайней мере, знать церковную историю. Понимать, так сказать, динамику греха и покаяния. Иначе, как же мы можем поклоняться, например, апостолу Петру, который отрекся от Спасителя. Или апостолу Павлу, который гнал верующих до того, как обратился. Сколько вообще у нас святых, которые согрешали, впадали в тяжкие грехи, а потом каялись и становились праведниками, даже совершали чудеса? И мы им поклоняемся и молимся. Согрешали и блудом, и убийством, уже будучи в ограде Церкви. И не просто согрешали, а даже были великими грешниками как Моисей Мурин или Мария Египетская до начала своих подвигов. Но мы ублажаем и тех святых, которые пали уже став подвижниками, а потом проходили путь покаяния.

Тот же закон на самом деле действует и в обычной жизни. Например, если Лев Тихомиров был революционером, так что ж, и не читать, что он о монархии пишет? Нет же, мы читаем. И откуда мы взяли такие критерии, что мирянам можно согрешать, а потом делать доброе, и их доброе от этого не уменьшается, а с людьми церковным такого произойти не может.

Короче говоря, если мы хотим разбираться в делах церковных, то должны применять к ним критерии церковные, то есть духовные, святоотеческие. Без святых отцов, без житий святых, без патериков мы ничего не поймем. Нас, конечно, легко запутать, когда мы переходим на уровень полемики, или светских укорений, обличений, фотографий, которые инициируются «московскими комсомольцами». Как в истории с пресловутым венчанием гомосексуалистов: девушка только что была невестой, и вдруг она оказывается корреспондентом, она уже фотографирует, пишет статью и все прочее. А какая во всем этом цель — выяснить истину? Нет. Создать прецедент, надсмеяться, с фарисейским видом показать — вот они какие! А мы, мол, — другие какие-то, не важно какие уже, мы якобы лучше, у нас такого нет. Да покопаться — не только такое, а еще и похлеще найдется, только кому из нас интересно в этой грязи-то копаться. А если кому-то интересно, это значит, что подобное стремится к подобному.

Наша же задача — защищать святыни. Причем защищать не бездумно, не то, чтобы отрицать, что ничего такого не было, раз святой. И сейчас может быть славнее те святые, которые преодолели грех, чем те, которые не согрешали. У каждого своя слава. У одних — слава чистоты и девства, а у других — победа над блудной страстью, как у Марии Египетской, например. И одна святая поддерживает девственников, чтобы они не согрешали, а другая — блудников, чтобы они не потеряли надежду на покаяние. А кого у нас сейчас больше? Девственников, верующих с детства, и тех, кто ни в чем никогда не согрешали, или грешников, которые по шею в грязи?

Л.И.: Вы хотите сказать, что подобные обличения, когда все тайное становится явным, и мы узнаем много нелицеприятного о людях Церкви, Господь попускает, чтобы мы могли проявить себя, и осознать, что такое православное мировоззрение, правильный взгляд на вещи?

О.Владимир: Да, Господь попускает нам защищать нашу Церковь, осознать в конце концов нашу православную идеологию и более — православное мировоззрение, чтобы мы «вооружились», облеклись в оружие правды, ведь идет война, а мы не вооружены.

Потому и возникают сейчас какие-то конфликты, чтобы нас возбудить, чтобы мы вооружились и посмотрели, где наши сокровища. Если разбойники нападут — что хватать, что защищать, за что кровь пролить, а где и жизнь отдать. Естественно, что все это не безболезненно и все это не просто, надо и соображать, и молиться, и читать святых отцов, и жития святых. Каждому поколению вновь и вновь приходится строить православное мировоззрение в контексте вызовов времени. Каждому вызову, каждой ереси в ответ возникала апология, и собирался Вселенский Собор, и появлялись святые отцы — защитники. Так и мы. Нам задает вопросы мир, мы должны на них отвечать.

Л.И.: Значит, мы не вправе говорить «Нет, этого нет, вы клевещете. У нас все хорошо»? Мы должны вступать в диалог?

О.Владимир: Да, мы не должны непременно утверждать, что все служители Церкви безгрешны, что нет такой проблемы, или — вообще не суйте нос. Мы не должны бояться диалога. Каждому вопрошающему мы должны дать ответ о нашем уповании. Каждому, не только православному или епископу, а каждому, который вопрошает. Господь ведь не отказывался от фарисеев, не говорил, что не будет общаться с ними, так как они на него хотят материал подобрать. Нет. Он говорил: «Кесарю — кесарево, Богу — Богово».

Но в общении, в диалоге с теми, кто требует от нас отчета, мы должны защищать отечество свое и Мать-Церковь, свою душу бессмертную, свое достоинство — православное и человеческое. Всё с крайним напряжением сил, всё благодатью Божьей, с молитвой. Сам ничего тут не сделаешь. Если рационально подойдешь, начнёшь что-то выдумывать от ума, тебя всё равно опозорят, а позор этот будет и на Церковь.

Но надо же разобраться, кто мракобес-то, кто мрак любит, а кто — свет. Чего бояться света? Пусть бы даже все новомученики оказались бы грешниками, ну и что? Как после Царя-то было: все в Синоде и многие священники на местах приняли Временное правительство, а потом взошли на свою Голгофу — грех был кровью смыт. В этом трагедия: позорные документы подписывали, и, причем еще с малодушными объяснениями. А потом отказывались от этой лжи и принимали мученическую смерть.

Представим, что открылись бы еще какие-то архивы, которые хранились в ФСБ, и этот специально подготовленный компромат теперь, после канонизации обнародовали бы. Ну и что? Мы побежим иконы снимать? Жития сжигать? Кто мы тогда будем? А враги будут вдвойне смеяться над нами, радоваться, что их провокация удалась. А почему? Потому что мы перешли на их мировоззрение. И они будут победителями, потому что они победили нас, наши души, их идеология оказалась сильнее нашей. А когда мы их опозорим и скажем: «Нет, мы на вашем языке говорить не будем. Вы не хотите слушать наш язык — это ваше дело. Но мы будем говорить на своем языке, даже если вы и не хотите его понять. Это язык Житий святых, канонов Вселенских Соборов, патериков, житий современных святых.. Мы будем ссылаться на источники, а вы можете проверять, врем мы или нет. Потом, если у вас будут вопросы, мы готовы говорить с вами, а если хотите насмеяться и напечататься в „Московском комсомольце“, то это ваши проблемы. Вашу совесть мы судить не будем. С вами разберутся там — Ангелы и Архангелы».

Л.И.: Самый трудноразрешимый нравственный вопрос: судьба тех, кого искушал покаявшийся грешник, который искупил свой грех слезами покаяния, добрыми делами и стал праведником. Он-то свят, а как же те люди, жизнь которых он поломал, и которые так повредились, что уже и не им восстановиться?

О.Владимир: Господь заботится о судьбах людей всех вместе, а не только каждого по отдельности. Допустим, спасутся ли, придут ли в Церковь все те, которые были соблазнены или согрешили с Марией Египетской? Ведь могли быть и аборты, что не удивительно. Сколько их, младенцев погублено? А юноши, которые потеряли целомудрие и т. д. Но если человек искренне покаялся и дал плоды покаяния, и если получил полное прощение, то Господь по молитвам прощенного не оставит без своей заботы и спасает и тех, кого он склонил ко греху. Каким образом? А прямым и непосредственным действием Промысла Божьего — и зло обращать «к добрым последствиям».

Покаяние дает как бы условное прощение, а чтобы получить полное, надо не только раскаяться, но и загладить свою вину, исправить последствия своего греха. Если украл — вернуть украденное, если обманул — сказать правду, если обидел — попросить прощения. А если уже никак не исправить, то — молиться. Не напрасно у нас в помяннике есть прошение: «всех, кого я от пути спасительного отвратил, к пути неподобному привел, к пути спасения паки возврати». Эту молитву читают монашествующие и миряне за всю Церковь, за всех грешников. Это читается в полном помяннике, который есть в Следованной Псалтири. О ком эта молитва? О чем? Именно о тех, кто был соблазнен.

Дух Святой канонизировал!

Л.И.: В последнем номере газеты «Радонеж» появилась статья иеродьякона Макария (Маркиша), в которой он высказывает свое возмущение по поводу публикации Петра Проценко в «Независимой газете». Там как раз затронута тема, которую мы обсуждаем. Проценко нашел какие-то материалы, компрометирующие прославленного и почитаемого новомученика Василия Кинешемского, а Маркиш говорит, что все это неправда. Такая у него логика — раз святой прославлен, то, значит, плохого не может быть и все тут, это, мол, клевета.

О.Владимир: Более страшный случай реально произошел у нас в истории Церкви, и связан с материалами, позорящими память митрополитаМануила, которые сохранились в КГБ, ФСБ. Мне рассказали, что, когда отец Владимир Воробьев с этими материалами пришел к владыке Алексею и рассказал все, что там написано, тот потом неделю приходил в себя. Потому что это было ужасно.

И вопрос о его канонизации, которой ждали почитатели, был закрыт. Поскольку принцип канонизации на современном уровне таков: канонизовать тех, кто был расстрелян, но чтобы он никого не выдавал, более того, чтобы он не подписывался ни под какими ложными оговорами. Если он подписал что-то — все, вопрос о канонизации снимается. Хотя это могло быть вынуждено и пытками. Или, может быть, человек просто посчитал, что это ложь и она ясная, поэтому можно эту небылицу подписать, она никому вреда не причинит.

Сейчас, по-современному состоянию, Владыка Мануил не может быть канонизирован. Но как же его дела, его страдания на Соловках, и то, что он вернул столько храмов, когда в Петербурге был единственный православный храм, а все остальные обновленческие? То, что он был фигурой мощной, значимой, с этим никто не будет спорить. Это было по благодати, или его ревностью какой-то личной, человеческой? Нет, конечно. Это действовала благодать Божия.

Если Господь кого-то хочет смирить, то попускает подвижнику впасть в прегрешения. Это не значит того, что он не святой. Просто сейчас Церковь не может канонизировать его, не канонизирует по тем критериям, которые сейчас приняты Комиссией по канонизации, и которые мы все признаем.

Был принят такой порядок и очередность канонизации: сначала только сергиане, то есть те, которые декларацию приняли, потом те, которые поминали Петра. А дальше что? Дальше на Архиерейском Соборе 2000 года многих иосифлян канонизировали.

А далее что будет, и как Дух Святой будет действовать — нам неизвестно. Если Бог даст, доживем и увидим, как это все будет развиваться.

Л.И.: И, все-таки, как определиться с критериями? Ведь иногда можно как-то документально подтвердить правоту той или иной канонизации, а иногда — нет. А иногда, как мы уже говорили, обнаруживаются какие-то документы, которые могут породить сомнения в уже состоявшейся канонизации.

О.Владимир: Я думаю, что все канонизации подтверждались свидетельством отцов, что это было не просто человеческое действие, мнение, а, как и в древности говорили на святых Соборах, и сейчас: «Изволися Духу Святому и нам». Почему Господь что-то открывал, а какие-то материалы не допускал увидеть до Собора, и они почему-то открыты были потом?

Это неудивительно, при таком количестве канонизированных. Например, среди расстрелянных с Царской Семьей слуг был лакей Алексей Егорович Трупп. Он не был православным, был католиком, а Зарубежная Церковь его канонизировала, и только потом выяснилось, что он был католиком. Что тут делать? Снимать с канонизации, вымарывать все иконы? Это не путь. Если мы веруем, что это все происходило по Промыслу Божьему, сама канонизация, вообще канонизация так происходит во все времена, и в наше — тоже. Если мы веруем, что Церковь — живая, и Дух Святой действует и до селе, значит, Дух Святой и канонизировал.

Другое дело, что мы можем рассудить, а что же Он канонизировал, почему и как. Не комиссия по канонизации, а Дух Святой. Значит, это время такое было. А что, в древние времена иначе было? Были и трагедии. Например, Антоний, Иоанн и Евстафий, мученики Литовские. Один из них, утомленный тюремным заключением и испугавшись мучений, согласился жить по-язычески и по малодушию ел с ними мясо, хотя и был пост. Но затем, раскаявшись, прилюдно исповедал свою веру и вместе со своими сомучениками пострадал, и мы молимся им всем троим. А если теперь откроются документы, что он во время своей слабости не только мясо ел в пост, но и еще что-то такое сделал предосудительное для христианина? Перестанем ему молиться? Получается, что такие искушения «новыми документами», становятся с одной стороны испытанием нашей веры, а с другой — её свидетельством. Неужели мы, думаем, что Церковь — это просто люди, которые канонизировали кого-то, ошиблись и теперь их надо, может быть, «наказать», снять канонизацию? Так мы тогда уже не Церковь. Или что, Дух Святой не действует в ней? Значит, мы не веруем в действие Духа Святаго, то есть, мы — неверующие. А если мы все же верующие, и Церковь свята, Дух Святой действует и канонизирует святых, значит, мы должны признать, что Дух Святой принял и примет покаяние тех, о ком мы узнали что-то нелицеприятное.

Мы не знаем, как они каялись, и что с ними произошло. Может, тот же католик принял Православие, а мы этого просто не знаем. Не знаем, какое покаяние у него было. Как про монахов говорят, что люди видят их грехи, а покаяния, слез и поклонов не видят и не знают. Так и здесь. Поэтому, мы должны, с одной стороны, готовить канонизацию, рассматривать документы, взвешивать все за и против, а потом смотреть, что Дух Святой канонизировал, когда нам открываются какие-то новые данные.

Л.И.: Подтверждением ваших слов может быть явное чудо, которое произошло на Архиерейском Соборе 2000 года. Накануне Собора почти все его члены не хотели канонизировать Царскую Семью, а потом все проголосовали за.

О.Владимир: Даже те, которые потом выступали против. Например, Николай, митрополит Нижегородский. Это доказательство благодатности — что он руку-то поднимал не по мнению человеческому, а благодатью Божьей, так что сам толком, может быть, не понимал, почему он это делал, действовал против своих человеческих убеждений, но действием благодати епископства.

Л.И.: А католики сейчас действительно деканонизируют многих святых.

О.Владимир: Ну да, раз материалов нет, то Екатерину снимаем, Николая Чудотворца снимаем, Георгия Победоносца снимаем — чтимых святых, у которых чудес — море! И почему? Нет письменных свидетельств! На какой уровень мы сходим? На уровень светских учёных, филологов.

Л.И.: Чаще всего снимают канонизацию в связи с еврейским вопросом.

О.Владимир: Да. А потом этому уже и края не будет. Уже и из богослужения Страстной Седмицы надо тексты изымать, всё что против иудеев —вымарывать,а там есть и про римских воинов — так и итальянцы потребуют, что, мол, мы — потомки, римляне — это наши предки.

Л.И.: То есть путь, который нам сейчас предлагают — это путь католический?

О.Владимир: Да. Это путь «научности», путь документализма, путь материализма. Там, где все определяется какими-то материальными условиями, требованиями, ситуациями, документами и собственным разумом.Если он ошибся, то результат должен быть отменен, то есть канонизация снята. Но мы-то веруем в Церковь святую, соборную, апостольскую и знаем, что Дух Святой действует и доселе. А не верить в это, то значит вообще не верить! Как Симеон Новый Богослов говорил, и старец Силуан писал, что неверие в Церковь — это неверие вообще в Бога. Это может быть, хуже даже, чем просто атеизм. Атеиста не интересует, что там, в Церкви, происходит, и как там мученики прославляются — голосует себе за КПРФ, и все в порядке. А мы, не веря, что Духом Святым прославляются святые, только себя разоблачаем, снимаем все с себя и ставим критерии, которых в Православии никогда не было.

Нужно просто взять Жития, и внимательно почитать именно о тех грешниках, которые в монашестве согрешали, впадали в блуд, убивали. Кто-то соблудил, убил девицу, а потом по его молитвам дождь пошел, Господь его услышал именно. А как же Царь Давид? Он ведь уже после получения благодати Божьей в помазании и соблудил, и убил. Тогда давайте, псалмы все вынем и не будем пользоваться ими. А, если ты молишься по псалмам, то кто это — блудник, прелюбодей и убийца написал? Нет, покаявшийся написал псалом. Так что получается, у нас для Давида одни критерии, а для Василия Кинешемского другие? Динамика эта не простая, она не такая, как нам бы хотелось. Нам бы все упростить, и что бы было все просто, по документам доказано — было или нет. Это рационализм, протестантизм в лучшем случае. Но у них там нет святых, у них там другие проблемы. Но, во всяком случае, это модно сейчас — православный протестантизм, доверие себе, разуму, материалам этим всем. И вот мы дошли до того, что у нас православная страна, а все исторические праздничные даты будут теперь отмечать по григорианскому стилю. Откуда это идет? Это и в миру, и у нас — этот червь, эта зараза. Капитализм — это что такое, как не порождение протестантизма, протестантского подхода к святости, к добродетели, к «заслугам» перед Богом. Богатые угодны Богу, а бедные — они не угодны Богу.

Л.И.: Может произойти просто потеря благоговения к святости.

О.Владимир: Потеря благоговения к Церкви, к своей собственной вере, к себе, к своему достоинству. Мы пилим сук, на котором сидим. Наше достоинство не в добродетелях наших. Самая мерзость перед Богом — это добродетели падшего естества, то, что можно сделать разумом человеческим, а потом гордиться. И то, что мы пусть и не в себе, а в ком-то (в святых новомучениках) гордимся, требуем этого — это формальный подход, материальный, внешний. Поступки такие не были? Значит святой. А у этого были? Значит он уже не святой. Понятное дело, что в этом нет конца и края, и можно разрушить все и подвергнуть разлагающему анализу все и получится щелочь с кислотой.

Нужно быть пламенным реакционером!

Л.И.: Это очень серьезный процесс. Получается, что от того, как понимается святость, зависит мировоззрение в целом. И можно называть себя православным, в храм ходить и даже книги для православных издательств писать, а не иметь православного мировоззрения?

О.Владимир: Если сущность святости — освящение от Бога забывается, начинается процесс рационализации, процесс протестантизации. А происходит это оттого, что у нас общество теперь перешло на идеологию протестантизма, капитализма. Идеалы — это богатый человек, новый русский, пусть даже честно зарабатывающий деньги. Это не есть идеал православия. Идеал православия — это сострадание, милосердие, «милость к падшим», а не благоговение перед богатыми и знатными. Проблема сейчас какая? Мы вновь восстанавливаем русскую идею, идею православную, патриотическую, державную и просто православную церковную. Потому что у нас все это размыто, и мы легко поддаемся на идеологию, как аксиому, на дух, который царит в миру. Мы, начинаем говорить на их языке, потому что нам приходиться говорить на их языке — читать, слушать, проповедовать им. И мы можем легко этим пропитаться и подумать, что это так и есть. Потому что это легче, это проще, это логично, это умно. И мы здесь себя покажем прогрессивными, либералами, что мы не какие-то там консерваторы, фундаменталисты или вообще пламенные реакционеры. А нужно как раз быть пламенным реакционером и не стыдиться этого. Хватит у нас мужества? Это страшнее, чем о своей вере заявлять в коммунистические времена. Что, я — реакционер? Уж извините, да. Фундаменталист? Пожалуй, да! Шовинист? Ладно. Юдофоб и антисемит? Пожалуйста, запишите, если вам это нравится и это вам интересно.

Господь через это призывает нас к тому, чтобы мы осознали себя и данное нам сокровище Церкви. Кто мы, что такое Церковь. Что мы имеем и где это находится — в библиотеке публичной? Или на горе Афон, и еще в каком-то святом месте? Там этого нет, а если нет в моем сердце. Иоанн Златоуст говорит в начале толкования на Евангелие от Матфея, что Евангелие должно быть в вашем сердце, а оно до сих пор в книге, потому мне приходится его толковать! Ну, раз уж так, то давайте, будем разбирать эту книгу, которая лежит на столе. Так и сейчас — где наше православие?В храме только? Там где собраны рукописи святых отцов, либо это наше мировоззрение? И наша жизнь.

8.12.2003. Санкт-Петербург