Зачем монахине мобильник?

Интервью с игуменьей Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря, где монашенки с утра до вечера. бегают. И куда завтра приезжает президент Путин

Молоденькая мать Анастасия стремительно везла нас в Коломну на старом джипе, лихо объезжая заторы. Молоденькая мать Таисия отдавала распоряжения по мобильнику. Мать Анна снимала на кинокамеру художников. Мать Елена щелкала фотоаппаратом. Замечательные собаки сопровождали нас в саду, где росли яблоки и груши. Важно поглядывал верблюд Синай, подаренный космонавтами. Оказывается, единственный верблюд в мире, который не плюется, — так хорошо воспитан. А больше всего поразило, что монахини, молодые и энергичные, не ходят, а бегают. Словно хотят побольше успеть. Все удивительно. Я думала, в монастыре терпят, а тут живут и осуществляют такую полноту бытия, какая не всем и снилась.

Мы приехали сюда на выставку питерских художников, учеников школы Владимира Стерлигова, христианского живописца. Когда-то матушка Ксения, увидев его работы и познакомившись с его вдовой, художницей Татьяной Глебовой, поняла, что Бог есть. Поэтому время от времени игуменья устраивает такие праздники: то фестиваль Тарковского, то художественные выставки, то выступления монастырского хора. На «круглом столе» запомнилось ее слово о том, что христианство парадоксально и антиномично (так она выразилась).
Захотелось поговорить с коллегой — игуменья Ксения окончила факультет журналистики МГУ.

О визите Путина я тогда и не слыхала. Просто — совпало.

Личная драма или поиск пути?

— Литература свидетельствует, что в монастырь приходят после какой-то личной драмы — у вас тоже было так?

— Кто-то один написал, и все повторяют. Не было никакой личной драмы. Был поиск пути. Я родилась в семье, в которой про Бога не говорили, дедушка был ученый, папа офицер, детство прошло в военном городке. Но с детства было ощущение, что мне чего-то сильно не хватает, что со мной должен быть Кто-то, Кто мгновенно может помочь. Я очень точно помню свое маленькое сознание: вот именно мгновенно. И еще важное переживание: постоянное тяготение к небу. Я даже пошла в авиационный институт, чтобы быть ближе к небу.
А когда прошло полтора года, а небо не приближалось, чертежи и чертежи, — я перешла в университет, решила, что там ближе к искусству, оно даст то, что душа ищет. А моя родная тетя, Алла Повелихина, историк искусств, знала Стерлигова. И уже студенткой в серьезных разговорах с ней я поняла, что эти люди, которым я глубинно верю, знают, что есть Бог. Это было переворотом. Началась работа: как все свои знания собрать в единую систему, где есть место Богу. Университет, через русскую литературу, философию, давал это знание. А дальнейшая жизнь в монастыре дала ответ на вопрос, а кто Он есть.

Во время учебы в университете я крестилась. Потом взяла академический отпуск и поехала в Псково-Печорский монастырь. И здесь ощутила, что можно прийти к благодати, то есть к некоему ответу сверху, не только посредством прочитанных книг, но непосредственно через труд и молитву. Это было открытие. Я всю жизнь училась — и вдруг… Я хожу на общее послушание, ношу дрова, помогаю в теплице, иду со всеми на обед — и через это обретается радость жизни. Ученому человеку просто так трудно радость испытывать. Надо понять, почему. И я оказалась в Пюхтицком женском монастыре в Эстонии. Я и не предполагала, что я, вот такая гениальная, стану монахиней. Очень неожиданно. Сердцем чувствовала, что это то место, где я должна быть, а умом не понимала. И тут обозначился новый путь к знанию, которого жаждало сердце.

— Знание и вера — говорят, они взаимоисключаемы?

— Это очень глубокий вопрос. Не раз случалось, что достижения науки, то есть разума, приходили к тому, что уже давно ощущала душа.

Монахиня — водитель? Да ради Бога!

Плачущие воины

— В монастыре случаются конфликты?

— Монастырь — это коллектив. Значит, есть соприкосновение людей друг с другом. Направление духа одно, а воспитание и образование разное. Обиды: как она на меня посмотрела, как грубо сказала, почему не хотела мне помочь. День загружен нравственными вопросами: как поступить. Хорошо, если мы готовы, как воин, который знает, где у него оружие. А бывает, все замечательно — и вдруг землетрясение.

— И слезы?

— Естественно. Один из основных мотивов жизни в монастыре — искренность. А в искреннем состоянии человек и плачет, и обижается, и недоумевает, и ругается. Задача — в своем искреннем состоянии разобраться. В нас часто действует ветхий человек, которому трудно действовать по закону любви — вот по закону эгоизма легко. Я себя люблю, мне себя жалко, а другого — не знаю. Поэтому должно быть постоянное перековывание, переделывание себя. Это сложно. Бывает, надо немедленно разобраться, потому что все кипит и может взорваться. А бывает, вечером все прибегут, и мы разговариваем. Но я не сижу где-то на печке отдельно, а потом снисхожу — я с ними.

— Я запомнила, как вы сказали, что христианство — парадоксальная вещь. А это не диссидентство в церкви?

— Это реальность. Потому что-то, с чем мы столкнулись — а мы столкнулись с Откровением Божиим, — поразительно. Вот Христос — в нем два, казалось бы, несовместимых естества: человеческое и Божественное. Пресвятая Богородица — она же и Дева, и Богородица. Для обычного сознания это несовместимые вещи. Многое в христианстве выходит за рамки простого, логического мышления. Апостол Иоанн говорит: оно юродство для мира. Господь говорит: блаженны чистые сердцем. То есть путь не в количестве прочитанных богословских книг и отстоянных служб, а в чистом сердце, которое созидается большим трудом. Все это моменты необычные, нестандартные, которые надо ощутить и понять.

— Я изумилась реалиям вашего бытия. Те же мобильники у монахинь. И опять подумала: а это не диссидентство?

— Каждый монастырь имеет свой дух, свою направленность. Наш монастырь с академической направленностью. Мы стараемся обучить все делать хорошо. С собаками как общаться, как с верблюдом, с воронами, с ястребом, что раненый к нам попал. Нам помогают специалисты из зоопарка, из цирка. Занялись фарфором — стали изучать, какие были промыслы раньше, смотреть альбомы. Есть много неожиданного, о чем мы и не думали. Например, у нас появилась школа-интернат для мальчиков, мы впрямую занимаемся воспитанием детей. Многие сестры учатся в пединституте. Организовали свое радиовещание…

Самый благовоспитанный в мире верблюд

На одной радиоволне с Богом

— Вы открыли монастырь 15 лет назад…

— Он основан в 1799 году, но в начале ХХ века уничтожен. Все было разрушено. Когда открывали, дядечки приезжали, молодые люди, сестер мало, и мы пели: спаси, Господи, игуменью Ксению с братьями святой обители сия. А через год-два спрашивают: про каких братьев вы все поете? Уже появились молодые девушки, и мы стали петь: с сестрами.

— Молодые сестры — молодые руки понадобились?

— Не совсем. Если только работать и ничего внутренне для себя не делать — не то. Знаете слово «трудоголики»? Я всегда против этого внутренне, когда уходишь в дело от себя — потому что это жизнь без Бога. А монастырь может формироваться так, как ты способен его сформировать. Мы принимали девушек, девочек. Слава Богу, это тот потенциал, который может быть взращен.

— А у вас нет любимиц?

— А почему нет — это не запрещается. Вот у Господа был любимый ученик Иоанн Богослов. Есть психологическая близость людей — и тут кто-то может быть тебе более созвучен, а есть нравственная любовь, она должна быть ко всем одинакова. Но не так, что мне кто-то понравился, я буду ее от работы освобождать или конфеты пакетами посылать. Не дождется.

— Бывали у сестер серьезные искушения? Пытался кто-нибудь уйти из монастыря?

— Меня всегда поражает, как ищут какого-то удовлетворения в том, что ах, кто-то убежал, кто-то пошел рожать из монастыря. В этом есть момент какой-то внутренней некрасивости. Я не про вас говорю. Да, были случаи, когда мать протестовала, отец вытаскивал дочь, кричали: лучше ей стать блудницей, чем жить в монастыре. Мы пережили много. Поразительно то, что сестры, которые пришли в монастырь, ничего не зная, вдруг становятся такими великими воинами. Ну что такое наша плоть, которая все время хочет есть? Хочет спать и не хочет работать? Наша душа, которая получила навыки с детства: себя ценить, другого уничижать? И все это надо в себе разрушить и построить дом на совсем другом основании. Тут есть своя колоссальная внутренняя культура. Я разговаривала с одной дамой, приехала и говорю: сестры, какие же вы счастливые, что вам всем уже дано войти в эту культуру мышления, а другие, которые вне этого, даже не знают, чего они лишены. Жизнь в монастыре — постоянное внутреннее творчество.

— Существует представление, что монахини уходят от мира в монастырь. В вашем монастыре не чувствуется, что вы ушли от мира.

— Есть мир как квинтэссенция страстей. В этом смысле монастырь ушел от мира. Поэтому мы носим черные, как бы погребальные, одежды, символизирующие смерть. Но это смерть души для греха. Через это происходит рождение того, что будет соприкасаться с вечностью, что уйдет в вечность. Происходит созидание той личности, которая по духу на той же радиоволне, где Божественная благодать. Но есть общение с миром через художников, ученых, необходимое в эти трудные времена, почти похожие на апостольские, когда ничего не ясно и надо вместе искать пути к спасению.

— У вас стоит чудесный фарфоровый корабль — что он означает?

— Одно из значений церкви — корабль, который среди бурных волн моря помогает человеку чувствовать, что он доплывет до берега. Это житейское море страданий и страстей. Сестры сделали наш кораблик: скрипичный ключ, басовый и хор — наш и мальчишек.
— А вы регент?
— А я регент. И пою громче всех.