 |
| Выборы мэра Москвы | Герман Стерлигов | 28.11.2003 |
Судя по всему, еще и успешный — проекты Стерлигова, связанные с биржей «Алиса» (90-е) и многофункциональными качественными гробами (2002), известны всей стране. Представить, что за китчевыми рекламными кампаниями и масштабными бизнес-проектами стоял человек тихий и исключительно религиозный, казалось, невозможно. А между тем, господин Стерлигов, по собственному признанию, именно таков. Его желание стать мэром Москвы, как выяснилось, тоже продиктовано соображениями богоугодными. По мнению господина Стерлигова, время спасать российскую столицу пришло. Вот только спасать некому.
Мария Фридрих: Почему на выборы Вы идете один?
Герман Стерлигов: Потому, что больше никто не хочет. Даже единомышленники, те, кому не нравится, что наш город превращается в Баку, даже они боятся. Кому бизнес жалко, кому — жизнь свою, кому отношения с кем-то. По разным причинам. И я что-то отчаялся, пока кто-нибудь захочет, из более достойных людей, чем я. И поэтому пошел сам.
МФ: А Вы кому-нибудь предлагали?
ГС: Нет.
МФ: Много говорят о необычности Вашей предвыборной кампании. С одной стороны — лозунгов мало, но яркие, с другой — форма агитации очень уж навязчивая. Вы же отрицаете свою причастность к массовым рассылкам и вирусам, которые появляются в Интернете от Вашего имени.
ГС: Меня это не касается.
МФ: А кто это делает, как Вы думаете?
ГС: Я так думаю, хотя точно не знаю, что скорее всего это какие-то излишне ревностные сторонники. Команды я им не давал, но идею они подхватили. Хотя вот этот лозунг «Стерлигов против урючья» — это не я вообще придумал, не я сформулировал. Но работает это в итоге на меня. Может, мне это все и не нравится, поскольку это доведенные до абсурда методы кампании. Но поделать со всем этим я ничего не могу.
МФ: Но Вы же действительно собираетесь, став мэром, повыгонять из Москвы чеченцев с азербайджанцами. Это первая по важности задача или какая? Пятая?
ГС: Третья.
МФ: А первые две какие?
ГС: Первую и вторую объяснить сейчас Вам, учитывая Ваш пол и Ваш возраст, мне будет достаточно сложно.
МФ: А Вам свой бизнес совсем не жалко?
ГС: Нет, потому что у меня его все равно заберут. Когда здесь будет восемьдесят процентов кавказцев, я его лишусь все равно. Просто это будет не сейчас, а через несколько лет. Поэтому я лучше рискну им сейчас, чем наверняка через несколько лет потеряю не только бизнес, но, возможно, и жизнь. Впрочем, уже и сейчас у меня почти все отобрали. На днях, между прочим, даже выгнали из офиса. Даже вещей личных не отдали. А заявления теперь не принимают, даже неясно, к кому обращаться, на кого жаловаться. Ведь непонятно, кто за всем этим стоит. Сейчас пытаемся выяснить. Вероятно, это чиновники. Похоже, что все это связано с выборами. Будем разбираться. Написали письмо руководителям различного ранга, в том числе и Путину. Но пока что штаб на колесах…
Да и по бизнесу сейчас все уже не так. Все шарахнулись от меня как от прокаженного. Первыми, конечно, деловые партнеры. Им сейчас лучше рядом со мной не появляться, поскольку можно поссориться с Юрием Михайловичем, со всеми вытекающими последствиями. Но это не неожиданность. Я сознательно на это шел и все сейчас понимаю. Для меня бизнес — это только средство жизни, не более того. Не цель, не идол какой-то, не смысл. Это просто средство существования для меня и моей семьи. И если я потеряю это средство существования, то займусь чем-нибудь другим. Буду свечки лить, например. Или столярничать. Ничего страшного.
МФ: В таком вот контексте Ваше желание мэрствовать выглядит как жертва…
ГС: Ну… кому-то надо, наверное, жертвовать. Я готов и это и многое другое положить на алтарь отечества. Без разговоров. И почту за честь. И нету здесь никакого геройства. Это обычная черта обычного русского православного человека. Это норма жизни. Вот как не ходить голым по улице — также в порядке вещей для русского человека, как отдать жизнь за свое отечество. Я больше всего боюсь того, что Москву постигнет судьба Грозного.
МФ: Бомбить будут?
ГС: Что Вы. Хуже. В Грозном все беды начались после того, как чеченцев стало восемьдесят процентов, а русских двадцать.
МФ: Но Грозный никогда не был российской столицей.
ГС: Грозный был русским городом.
МФ: Да? И долго?
ГС: По крайней мере, это все было всего несколько десятков лет назад.
МФ: Немногим раньше он был чеченским.
ГС: Никогда! Это была казацкая столица. Там жили казаки, а кроме казаков никто и не жил. И совсем недавно это был наш, русский город. Но потом из Казахстана там оказались чеченцы. Причем они пришли не в горы, где они жили и откуда их в свое время выселяли, а в Грозный. Там поселились и фактически захватили город и вытеснили русских. Причем, из тех, которые пережили ад, который там был во время этого захвата, многие могут рассказать, что там творилось. Такие люди понимают опасность. Тогда становится неважно, где захват происходит. Важно соотношение титульных и нетитульных национальностей. Как сейчас в Москве, где, на мой взгляд, власти устраивают настоящую провокацию с массовым заселением чеченскими и азербайджанскими выходцами наших русских городов.
Причем, я подчеркиваю, я имею в виду в основном преступные элементы. Вы посмотрите: у нас тут старики или дети заезжают в Москву? Нет, в основном молодняк едет. Молодые, здоровые парни, с офицерской выправкой, обстрелянные. Мало кто из них работает на заводе токарем. Они бандитствуют, грабят и убивают, вымогают и насилуют. И весь беспредел, который вот в Москве творится — их рук дело. В некоторых районах Москвы, таких как Царицыно или Митино, сейчас вечером русскую речь не услышишь. Вот у меня знакомый в Митино живет, так он один русский в подъезде.
МФ: Но, минуточку, есть же еще один исконно русский вопрос — еврейский…
ГС: Этот вопрос сейчас не актуален. Потому что сейчас у нас главная опасность исходит не от евреев, а от азербайджанцев. Они, а не евреи заселяют Москву. В данном случае у нас с евреями одни враги и одни интересы — мы в одной лодке. Если мафиозных азербайджанцев сейчас в Москве будет много, евреям мало не покажется.
МФ: Знаете, мне кажется, у Вас что-то с ними личное связано. Вот я как-то до сегодняшнего дня от выходцев с Кавказа особо не страдала.
ГС: Странно, что Вы не страдали. У нас с этим вообще-то любой человек сталкивается. Вот я когда иду по улице — вижу — сидит толпа на корточках, по-своему балакают и глазами раздевают девочек, которые проходят мимо… Мне, по меньшей мере, противно.
МФ: Ну, знаете, я за рулем езжу, по улицам не хожу.
ГС: За рулем? Тогда вот Вам вопрос: а откуда у нас пробки в Москве? А пробки у нас в Москве оттого, что за рулем сидит азербайджанская диаспора, в основном, да чеченская. Им принадлежит больше миллиона автомобилей в Москве. Если мы решим миграционную проблему, то решим сразу и проблему водителей. Не будет пробок. И не потому, что мы силами армян построим новые дороги, а потому, что мы очистим от них старые — будет свободно на улицах, как при Брежневе.
МФ: Как же Вы эту пресловутую миграционную проблему собираетесь решать?
ГС: А очень просто. Все незаконные сделки объявим ничтожными. И тогда будут аннулированы все фиктивные прописки. И люди эти должны подлежать принудительному выселению, как и положено по закону Москвы. Ведь у нас сплошь и рядом по 30 человек в одной квартире прописаны. И вот с этим надо разобраться. Чтобы сотрудники органов безопасности занимались тем, чем они призваны заниматься: не холуями на воротах ресторанов стоять, а защищать своих соотечественников. И чтобы все соблюдали законность.
МФ: Послушайте, но тогда каждой конкретной паспортистке придется повышать зарплату, чтобы взятки конфетами не брала.
ГС: Да мы им в сто раз повысим зарплату!
МФ: За счет чего?
ГС: За счет как раз этих выселенцев, потому что, они как раз сжирают большую часть денег в Москве. Вы хоть одного чечена на «Жигулях» видели? Кто в дорогом новом жилье селится? Чечены и азеры. Восемьдесят процентов того же «Дон-строя» они заселяют.
МФ: Пересмотр закона о миграции — дело сложное и долгое…
ГС: Да не надо его пересматривать. Он и так отличный. Мы просто заставим его выполнять. И вот увидите, в первый же месяц их станет в десять раз меньше в Москве, в десять! Причем, уезжать они будут сами…
МФ: Это интересно.
ГС: Да куда они денутся. Это Вам любой взрослый человек объяснит — было бы желание.
МФ: Вы, Герман Львович, очень убедительный оратор. Но не боитесь ли Вы вот так, во всеуслышание высказываться по национальному вопросу? В конце концов, Ваши враги — люди горячие. У Вас охрана-то есть?
ГС: Зачем мне охрана. Я на своей земле. Кто боится Бога — тот больше никого не боится, а кто Бога не боится, тот боится всех. Я православный христианин. Я рожден был православным, воспитание получил. У нас в семье все верующие.
МФ: У Вас в семье патриархат?
ГС: Конечно, а как иначе может быть?
МФ: Но сейчас, мне кажется, в семьях несколько роли поменялись. Двадцать первый век. Не охотимся вроде уже.
ГС: В наше бесовское время, конечно, всякое возможно. Но женщина — это мать и хозяйка. Она — не руководитель и не богослов. Это времена меняются, а роль женщины нет. А то, о чем Вы говорите — это потому, что Вы отвернулись от Бога и живете наперекосяк. Вы просто по сторонам посмотрите — сколько пидоров, ужас!
МФ: Странно, что такого пункта в Вашей программе нет.
ГС: Ну, еще мне про пидоров в программе писать. Господи помилуй… (крестится)
МФ: Какой у Вас любимый писатель?
ГС: (Пауза)
МФ: Слишком много?
ГС: Нет. Я просто пытаюсь выбрать из сонма святых писателей нашей церкви кого-то, кто был бы более любимым, у меня не получается. Святотеческое писание — это то, что мы читаем дома, чтобы Вы понимали.
МФ: А светскую литературу не признаете вовсе, да?
ГС: Я ее много в своей жизни прочитал — много времени потерял. Теперь время стало жалко.
МФ: И ничто из прочитанного не задело Вашей души, ничего не осталось?
ГС: Нет, почему, осталось, много всего плохого. Столько всякого дерьма перечитал — это ужас какой-то.
МФ: А может, Вы просто не вовремя родились? Жили бы себе в восемнадцатом веке, были б семинаристом?
ГС: Не мой вопрос. Господу так было угодно. А так думать, знаете, если б бабушка была дедушкой, у нее были бы (пауза) усы.
МФ: Есть и еще одно направление Вашей деятельности — фонд «Не убий». Дети с расколотыми головами укоризненно смотрят на женщин в вагонах метрополитена. Это имеет отношение к Вашей политической кампании?
ГС: Конечно. Ведь, посудите сами, сколько бы мы не выселяли азербайджанцев и чеченцев, у нас все равно нет перспектив выжить. И все это — до тех пор, пока женщины наши убивают наших детей. И тогда все политические, миграционные, экономические и прочие реформы бессмысленны. Если мы не будем рожать детей и для них жить. Потому что ребенка можно либо родить, либо убить. Третьего не дано. Но ведь зачинают все или почти все. Вот нам надо прекратить убивать своих детей.
МФ: А какие-то результаты есть от всех этих Ваших кампаний в метро?
ГС: Знакомая моего друга ехала делать аборт, увидела вот эту нашу мордочку ребенка расколотую — и вдруг ее охватило такое чувство, что она разрыдалась, вернулась домой и родился уже давно мальчик. И мой друг его крестный. И есть еще несколько таких вот историй, которые Господь до нас доводит в утешение, чтобы мы понимали, что дело наше имеет отклик, есть результаты.
МФ: Дорого вся эта антиабортная кампания обходится?
ГС: Что Вы, затраты ничтожные. Тут просто важно желание. И нам очень много помогают женщины, которые поняли, что единственное, что они могут сделать, уже убив своего ребенка — удержать других таких же от этого страшного шага. Спасти чью-то еще жизнь. В фонде «Не убий!» никто практически не работает. Все добровольно. Выпускаем листовки, расклеиваем их в метро. Работники метрополитена специально нанимают людей, которые бы все это сдирали. Потому что им люто не нравится вся наша противоабортная программа — ведь служат они дьяволу, а мы — Богу. И это неуловимо и необъяснимо сказывается на всем.
В этом смысле для меня жизненный пример — это молодой человек из Тюменской области, который стал руководителем района. Там, в этом районе, конечно, тоже были больницы, где в роддомах детей убивали, то есть, делали аборты. Но когда он пришел к власти, то сказал: «На территории моего района аборты больше делать не будут». Все стали орать: «Как! Ты что, есть закон!». А он стоял на своем, и запретил аборты.
МФ: И что, в его отдельно взятом районе стало лучше жить?
ГС: Конечно! Земля и воздух очищаются, если нет детоубийства. А вот там, где люди убивают детей, там они вообще не имеют права называться людьми.
МФ: А как же право женщины на решение?
ГС: Право на решение убивать или нет своего ребенка — это, я Вам скажу, сатанинский обман. Такого права ни у кого нету.
МФ: Минуточку. А рожать и растить нищих, грязных, необразованных и, как следствие, никому не нужных детей — это что? Это от Бога?
ГС: Даже если дети будут нищими, они должны расти. Ведь Вы не идете убивать беспризорников, потому что они беспризорники. Какое право имеет хоть женщина, хоть кто, оправдываясь тем, что он нищий, убить человека? Это даже не абсурд и не бесовщина, это зомбирование.
МФ: Но ведь можно не убивать, просто не рожать. Наука дошла до противозачаточных средств…
ГС: Это ложь. Потому что большинство противозачаточных средств — это абортирующие средства и, значит, это уже тоже убийство. Давно подтверждено всеми учеными мира, не шарлатанами-журналистами, а учеными, что с момента зачатия ребенок уже живет. Ведь это уже существо с неповторимой душой, его просто надо родить и вырастить…
МФ: А теперь давайте представим, что все сейчас, Вас послушав, бросятся рожать. Мы в состоянии прокормить такое количество детей?
ГС: Я не знаю, чего ты со своими детьми будешь делать, я своих — буду растить.
МФ: Сколько у Вас детей?
ГС: Четверо. И если Господь даст мне еще детей, слава Богу, и спасибо.
МФ: Тяжело с четырьмя-то, да?
ГС: Радостно. Тяжело без детей. Это же милость Божья, такая радость, когда вокруг тебя детишки, у них свои проблемы, интересно все это и радостно. Мы и гуляем, и ездим, и в лес ходим. И мастерим, и столярным делом занимаемся, и играем там в войнушки всякие и так далее.
МФ: А если бизнес отберут, как семью прокормите?
ГС: Да я много чего умею. Свечки лить умею. И столярничать тоже. Я еще токарь-расточник, научился на заводе АЗЛК. Еще коней пас в Казахстане. Строил — по всей стране, а вот свечки лью у себя баньке, в общем, в разных местах жизни учился. Выживу как-нибудь, Бог даст.
МФ: В общем, несмотря на вид вполне юный, по ощущению, Вам лет 60…
ГС: Больше, что Вы.
МФ: Судя по регистрационным данным, Вы — самый бедный из кандидатов. Но судя по тому, как развивается Ваше семейное дело — так вроде и не должно быть. Как так вышло? Гробы плохо идут?
ГС: Ну Вы просто посмотрите, кто еще среди кандидатов. Вот, Лужков, один из богатейших людей планеты. Лебедев — крупнейший банкир страны. Лифанов — друг Шанцева, который уже незнамо сколько лет строит в Москве со всем тем ресурсом, который дает ему Лужков. Естественно, я самый бедный из кандидатов. Сколько бы у меня денег не было, я по сравнению с ними совершенно нищий. Потому что, я никогда не пользовался — у меня не было просто — теми возможностями, которыми обладают они.
МФ: Кто Вам ближе из соперников?
ГС: Судите сами. Лужков — это абсолютно другая сторона баррикад, человек, который заселяет сюда азербайджанцев с чеченцами буквально миллионами. Лифанов — дублер Лужкова, на случай, если Лебедев и я снимем кандидатуры, его даже не надо рассматривать как соперника. Ну, а Лебедев — это способный, талантливый человек, который участвует в выборах. У него свой бизнес, своя работа. Сейчас, конечно, по-разному относятся к банкирам, но я его уважаю, как кандидата в мэры Москвы. И, безусловно, это мой конкурент, но ничего плохого я про него сказать не могу.
МФ: Если Вы придете к власти, что сделаете, как отпразднуете?
ГС: Запрещу аборты.
МФ: А как же шампанское и поздравительные телеграммы?
ГС: Пока мы будем пить шампанское, праздновать, уже убьют сотни детей в Москве. И наше шампанское — станет кровью, которую мы будем пить. Не дай Бог.
МФ: Ну хорошо. Первое — аборты. Тогда второе — что?
ГС: Сменю начальника ГУВД, поставлю туда нормального человека, который не захочет, чтобы Москва превратилась в Баку. Чтобы гости не становились тут хозяевами, а приезжали изредка, в гости и ненадолго.
МФ: А третье?
ГС: А больше ничего не будет. Бизнес оставлю, ездить по улицам будем, детишек растить, все остальное будет по-старому. Но мы заживем хорошо, вот увидите.
МФ: А если проиграете?
ГС: На этот вопрос я Вам отвечу 8 декабря.
Человек с тонкой душой и решительными планами, Герман Стерлигов сразу по окончании интервью отъезжает вдаль по Кутузовскому на черном «Ягуаре». У него много дел и немало врагов. Чтобы успеть все, господин Стерлигов с утра до ночи — за рулем и с мобильной трубкой у уха. Чтобы не бояться врагов, в «Ягуаре» господин Стерлигов держит винтовку. Кандидат в мэры — работа опасная.
Страницы: | 1 | |
