НГ-Религии | Руслан Кадрматов | 19.11.2003 |
— Отец Димитрий, в связи с чем принято решение создать специальный орган при РПЦ для взаимодействия с Вооруженными силами?
— Последнее десятилетие после прекращения тоталитарного коммунистического давления и выхода Русской Православной Церкви из гетто, созданного государственной машиной, церковная жизнь развивается по свойственным ее природе направлениям. Это храмостроительство, проповедь Слова Божия, служение любви к ближнему. Появляются приходские и монастырские богадельни, детские дома и приюты. Все больше появляется духовной литературы, развивается церковная пресса, расширяется миссионерская деятельность. Все это проистекает изнутри храма, из церковного народа, который концентрируется вокруг богослужения. В людях укрепляется сознание своей православной идентичности, возникает потребность души принадлежать Церкви не только по крещению и культуре, но и практически реализовывать нарождающуюся религиозность.
Армия — часть общества, и все, что происходит в нем, наблюдается и в военной среде. Разумеется, Церковь не могла остаться равнодушной к духовным запросам человека в погонах. Тем более что большинство нашего духовенства прошли военную службу и воспринимают армию как родную среду. Чтобы ввести в организованное русло взаимное стремление армии и Церкви друг к другу, был создан Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями.
— В какой форме происходит сотрудничество, установленное соглашением 1997 г. между РПЦ и Вооруженными силами РФ?
— Это соглашение содержит договоренности в области патриотического и духовно-нравственного воспитания военнослужащих, христианского просвещения даже в области социальной защиты воинов и их семей. Разумеется, соглашением предусматривается сотрудничество в обеспечении права на свободу исповедания своей веры, участия в церковной жизни и восстановления церковных зданий. Формы осуществляемой работы традиционны и многообразны. Реставрируются храмы, оказавшиеся в расположении или близ воинских частей, строятся новые.
Во многих епархиях Московского Патриархата созданы отделы по взаимодействию с армией и флотом. Во многих воинских соединениях уже появились «свои» священники, которые с ревностью несут свое послушание. Они беседуют с солдатами и офицерами, проводят богослужения, освящают знамена и военную технику, участвуют в воинской присяге, напутствуют уходящих на войну, утешают раненых, молятся о погибших.
— Поддерживает ли возглавляемый вами отдел контакты с другими религиозными организациями в сфере сотрудничества с Вооруженными силами?
— По своей природе православие открыто миру, поэтому наш отдел, как церковная структура, не только готов к такому сотрудничеству, но и считает своей задачей помогать представителям других конфессий, проходящим военную службу, получить полноценное духовное окормление у своих наставников. В силу того, что ни ислам, ни иудаизм, ни ламаизм не имеют в России организационных структур, подобных тем, которые существуют в Московском Патриархате, наше сотрудничество ограничено отдельными акциями, представляющими общий интерес.
С европейскими и американскими службами, занимающимися обеспечением духовного окормления личного состава силовых структур, с организацией Североатлантического альянса у нас сложились многообещающие и вполне конструктивные отношения. С самого начала существования отдела велась планомерная, правда, не очень масштабная работа по развитию сотрудничества с другими религиозными организациями. У нас сложились дружественные отношения со структурами военного духовенства Франции, Польши, Эстонии, Европейского командования НАТО. Развиваются контакты с международными организациями по христианскому служению в тюрьмах.
— Существуют ли планы создания межрелигиозного органа, который будет регулировать взаимоотношения с Вооруженными силами РФ?
— Разумеется, таких планов нет. Да и быть не может. Россия ведь европейская страна, а не Америка. Получил распространение миф о якобы многоконфессиональности нашего народа. Наверное, это происходит от того, что подсознательно многие ощущают себя в Советском Союзе, который и был многоконфессиональным. Но реально помимо православия существуют около 18−20 млн. человек, предки которых исповедовали ислам. Теперь таковых 5% от общего числа людей, носящих мусульманские имена.
После проведения несложных вычислений получим цифру 30−50 тыс. молодых россиян, исповедующих ислам, которые могут оказаться в Вооруженных силах России. А после реформы русская армия будет иметь 1,2 млн. человек личного состава, следовательно, получаем в составе Российской армии около 3% мусульман. Количество исповедующих иудаизм и буддизм учесть невозможно по вполне понятной причине (их слишком мало). Поэтому только структуры российского православия реально могут и должны обеспечивать права военнослужащих всех наших конфессий на свободу совести и вероисповедания, предусмотренные Конституцией РФ и Федеральным законом «О свободе совести и о религиозных объединениях».
— Намерена ли РПЦ воссоздать институт армейских капелланов?
— Создание любых институтов внутри армии — прерогатива командования Вооруженных сил и президента. Если существует политическая перспектива полноценной интеграции России в Европейский союз, тогда воссоздание армейского духовенства в нашей стране неизбежно, ибо во всех европейских странах и США таковые имеются в течение многих десятилетий.
Для решения подобной государственной задачи у Церкви после 75-летних гонений пока нет достаточных кадровых и материальных ресурсов. Поэтому в ожидании политического решения на самом высоком уровне Синодальным отделом изучается исторический и современный европейский и российский опыт военного духовенства, разрабатываются методические рекомендации для священников, уже сегодня трудящихся в армии, готовится почва для того, чтобы начать выращивать подобную структуру в будущем.
— Не приведет ли тесное сотрудничество религиозных организаций и армии к процессу клерикализации Вооруженных сил? Имеет ли место это явление в ВС сейчас?
— Мне трудно представить, что вы понимаете под этим носящим какой-то отрицательный заряд термином. Но попробую понять буквально. Если количество священников в армии будет соответствовать современной потребности наших военнослужащих, то что в этом дурного? Конечно, России можно только мечтать, когда ее армия достигнет уровня «клерикализации» Франции, Польши, а уж до уровня Греции или Соединенных Штатов за весь XXI век, наверное, нам не дотянуться, что грустно.
С приходом священника в армию сократятся суицид и побеги, практически исчезнет дедовщина, в сознании военнослужащего появится духовная мотивация исполнения воинского долга. Думаю, сократится процент экономических и других должностных преступлений. Там, где в воинской части появился деятельный пастырь, улучшается нравственный климат, ведь священник помогает командиру и военному воспитателю.
— Справедливо ли утверждение, что другие религиозные организации должны осуществлять контакты с ВС через посредничество РПЦ?
— Это будут решать сами религиозные организации. Но если состоится решение о создании структуры военного духовенства, то, разумеется, православные священники будут заботиться и о мусульманах, и о иудеях, и о буддистах, предоставляя возможности церковной структуры для обеспечения справедливого подхода к каждому. За тысячу лет своего существования российское православие не было замечено ни в насильственном прозелитизме, ни в разжигании религиозной розни.
В петербургский период русской истории в Российской армии служили и лютеране, и католики, и иудеи, и мусульмане. Что-то не помнится случаев православного угнетения, а вот терпимость была. И сегодня при строительстве новой России нет оснований ожидать какого-либо религиозного экстремизма. Представитель другой конфессии будет гарантирован и в армии от посягательств на свободу его совести, а гарантом может явиться российский военный священник. Опять же если пожелает сам представитель, а если нет, то пусть мусульмане создают аналогичную структуру с учетом пропорции личного состава, как это принято в некоторых европейских странах.