Мир религий | А. Архипова | 14.11.2003 |
Нет нужды повторять мысль, и без того уже не раз высказанную как на страницах многих изданий: прелесть первой «Матрицы» как раз и заключалась в абсолютной завершенности этого фильма-притчи, его изысканной символичности, дзэнском звучании. Насильственное превращение притчи в банальный «экшн» выглядит настолько удручающе, что невольно задумываешься — да полно, неужто и впрямь это дело рук все тех же режиссеров? А, может быть, здесь поработал агент Смит и его бесчисленные подобия, размножающиеся со скоростью компьютерных вирусов и с легкостью необычайной внедряющиеся во что угодно, в труху измельчая вчерашние святыни, подрывая самые основы человеческого, живого, цельного?..
Попробуем еще раз во всем разобраться. Для начала — непосредственные впечатления от третьей, заключительной, части киноэпопеи. Итак, близится последняя битва защитников Сиона (и почему только переводчики упорно переводят английское «Zion» как Зион?) с машинами. Битва, похоже, заранее безнадежная, ибо силы тьмы численностью бесконечно превосходят силы света. Единственное утешение — погибнуть с честью. Рыцарственное это соображение, увы, начисто лишает благородных героев чувства юмора. Все тонет не то чтобы в фарисействе, но в невыносимом пафосе, нескончаемых претенциозных монологах и загадочных эзотерических беседах не для средних умов.
Живая душа человеческая, однако, долго патетического накала выдержать не может, и ткань фильма то здесь, то там взрывается репликами, комичность которых ускользнула от режиссеров, актеров и героев «Матрицы-3», но зато была по достоинству оценена российской публикой, истерически хихикавшей в самых «возвышенных» местах ленты. Чего стоит, например, следующая сценка: капитан одного из кораблей Сиона сурово допрашивает члена команды, подозреваемого в подрывных действиях по отношению к «сионистам». Тот оправдывается: «Мне кажется, кто-то вселился в меня! Это он уничтожил корабли!» Капитан (не меняя интонации и выражения лица, врачу): «Проверьте его на белую горячку». И ведь пошли проверять, бедолаги:
Тот же капитан — на редкость самовлюбленный тип — вынужденный доверить управление своим кораблем более опытной женщине-капитану, под конец их совместного головокружительного, смертельно опасного, путешествия изрекает мрачно: «Ты умеешь пилотировать, женщина:». Конечно, это вам смешно, ехидным зрителям, а у человека, можно сказать, обвал системы ценностей случился, да еще на фоне надвигающегося Апокалипсиса: Наконец, на десерт нам подают последнюю беседу ослепшего героя с его умирающей возлюбленной Тринити. Беседа долгая, непостижная уму, долженствующая исторгать у нас слезы скорби, но, увы, не исторгающая оных. Почему хочется не плакать, а, напротив того, кощунственно смеяться, отлично пояснил некий подросток, чей диалог с приятелем я случайно подслушала по выходе из зала: «Не, я, типа, не понял: она же, типа, труп, да? Ее ж проткнули железками (шесть штук здоровенных железных прутов, между прочим. — А.А.) — чё ж она, типа, болтает себе, целуется?»
Герой, утративший любовь всей жизни, в одиночку и вслепую пробирается дальше. Впрочем, отсутствие глаз, как выясняется, не такая уж и большая потеря — все, что надо, Нео теперь видит внутренним зрением (ход ожидаемый и вполне тривиальный). Перед решающей схваткой с агентом Смитом Нео встречается с таинственной говорящей головой — прямо-таки Гудвин-Великий-и-Ужасный! — здорово смахивающей на голову статуи Свободы: такой же суровый окаменелый лик в острых лучах венца. С этим зловещим Перводвигателем Нео, спустившийся в адские бездны, заключает какую-то невнятную сделку. Смита герой победит, чего уж там, но сначала (и мы вместе с ним) хорошенько помучается. Все аллюзии нестерпимо прозрачны: к финалу картины мы окончательно и бесповоротно понимаем, что Нео — спаситель в новозаветном духе. Он одолевает врата ада, побеждает смерть в лице Смита любовью, выкупает человечество (Сион, народ Божий, Израиль) собственной жизнью и в конце концов лежит бездыханный, картинно раскинув руки распятием, в то время как Голова утробным голосом возглашает: «Свершилось!»
Тут бы и прекратить эту нечеловеческую безвкусицу, дать вконец запутавшемуся зрителю отдохнуть, но не тут-то было — как же без заключительных аккордов? На сцену вновь выкатывается совершенно дискредитировавшая себя Пифия, а вместе с ней некий благообразный пожилой господин весьма респектабельного вида, с седой бородкой, в дорогом безупречном костюме. Зовут его Архитектором, но по внешнему его облику легко сделать далеко идущие выводы, поскольку так в голливудских фильмах обычно изображается Бог. Он-то и заварил всю эту кашу, то бишь мистерию, причем грозится сделать это еще раз и еще много-много раз. Есть от чего содрогнуться! Неужели на нас натравят «Матрицу-4», повествующую о втором пришествии воскресшего Нео?
Итак, что же и как случилось, спросим мы снова. В первой (и по всей справедливости, единственной) «Матрице», динамичной, острой, но необычайно легкой и лаконичной, речь шла о том, что матрицы и Смита — нет. Нет страхов и нет смерти. Герой, совсем было поверивший в собственную смерть, внезапно просветляется и осознает, что никакой «экшн», размахивание руками и ногами, в борьбе с призраками не поможет. Не поможет потому, что их нет. И достаточно простым несуетным движением выставить руку ладонью вперед, чтобы морок развеялся. Весь мир приходит к спасению всякий раз, как просветляется кто-то, вырвавшийся из иллюзорных пут матрицы. Благая весть Нео — о возможности пробуждения, радости и подлинных чувств. Но спасение возможно только при наличии собственных усилий каждого отдельного человека.
К сожалению, спасение по-дзэнски оказалось слишком подозрительным для западноевропейского сознания. Нет, это не по-нашему — просветлился и спасся. Слишком уж это как-то просто, незатейливо. А как же жизнь в борьбе, муках, искушениях? Рай на земле — это от лукавого. У настоящего святого все искушения и самые-пресамые ужасы только после просветления-то и начинаются. Никто не позволит тебе просто так сидеть в своей хижине и созерцать чего-нибудь изящного. Нет уж: назвался просветленным, засел в келье — вот тебе все ужасы ада. Сатана и воинство его будут непрестанно искушать крепость твоего духа, и, чем ближе ты к святости, тем страшнее безумие тьмы. Тьмы самой непритворной, плотной, обступающей со всех сторон, всепроникающей, непобедимой, вязкой: Тут уж как руку не выставляй, только сильнее будешь чувствовать чудовищное давление зла, как чувствует его Нео, пытающийся удержать полчище машин-«кальмаров».
Какие все-таки изощренные, сложные, виртуозно разработанные у европейского человека представления о силах зла! В каком разнообразии они представлены в «Матрице-3»! На светлое и радостное у создателей картины воображения уже почти не хватает. Ужасен даже вид «наших» машин, с помощью которых защитники Сиона намерены отстаивать добро и свет: исполинские, мощные, уродливые роботы-трансформеры крушат и обстреливают злобных вертких «кальмаров», периодически безнадежно запутываясь в их стальных щупальцах. Все смешалось на поле Армагеддона, все проникнуто ужасом и отчаянием, и в металлическом месиве из сражающихся машин уже нелегко различить человека:
Под напором Смита трещат шлюзы крепости Сиона, как трещит по швам хрупкое человеческое сознание под натиском поистине босхианских ужасов, неостановимым потоком льющихся из услужливого европейского коллективного бессознательного. Реальность зла, дьявольщины, неоспорима, утверждают создатели «Матрицы-2» и «Матрицы-3». Человеку не под силу его победить собственными силами — думающий иначе повинен в гордыне и суетности. Сражаться человек должен прежде всего с собственной греховностью; вот и говорит Пифия Нео, что Смит — это, по сути дела, обратная, теневая, сторона самого Нео.
Никакой такой земной любви героям-спасителям не положено, это еще одно искушение плоти. Потому и «болтает» на смертном одре бедная Тринити (само это имя, что характерно, в переводе означает «Троица»), что она, по очевидному христианскому сценарию, мученица, а мученикам положено сладостным гласом славить радости самоотречения под пилой, топором и иными орудиями смирения плоти. Потому так важно крупным планом обозначить оные орудия, всю их зримость, весомость и непреложность. Так проклевывается новозаветный росток из ветхозаветной почвы второй части трилогии, где, как мы помним, герои все-таки еще хоть до какой-то степени предавались пресловутым искушениям плоти, например, в сцене экстатических плясок-радений в Сионе, напоминающих о танце царя Давида перед ковчегом.
А под конец всей этой кровавой, безумной и едва ли не бессмысленной драмы нам так ничего и не объясняют. Зачем все это было? К чему весь этот ужас смертный, грязь, тлен, отчаяние, кровь, муки, самоотречение? Кто за всем стоит, в чем замысел, и кто Промыслитель? На это нам отвечают: радуйтесь кратковременной передышке, а о большем не спрашивайте, человецы. Ибо лишнее знание греховно, а грех нас подстерегает всюду. Как агент Смит. Что и требовалось доказать.