Религиозный фактор становится элементом геополитики России. Это стало ясно после двух важных событий — сентябрьской встречи в Нью-Йорке Президента Путина с делегацией Русской Зарубежной Церкви во главе с ее Предстоятелем митрополитом Лавром и октябрьского малазийского визита главы Российского государства. Первое событие стало началом новой большой политики России в религиозном вопросе. Воссоединение двух разрозненных частей Русской Церкви, размежевание которых стало следствием советской репрессивной политики, становится отныне не только церковным, но и общероссийским политическим событием. Событием, которое должно ознаменовать как преодоление исторической катастрофы русской нации, впервые оказавшейся в XX веке в разделенном состоянии (эмиграция, диаспоральность), так и новый этап российской государственности, не просто отторгнувшей архетип советской антирелигиозной политики, но и формирующей новый архетип, лишенный рудиментов постсоветской половинчатости. Президент передал Первоиерарху Зарубежной Церкви письмо Патриарха Алексия (знатоки дипломатического протокола, вспомните, когда такое было?!) с приглашением посетить Россию. А затем передал письмо митрополита Лавра Патриарху Алексию. Глава государства выступил как коспонсор переговорного процесса и, одновременно, как лично православный человек, при этом, именно личная религиозность Президента была отмечена представителями Зарубежной Церкви как основание для надежды. Малазийский визит, хотя и более масштабный, чем скромная нью-йоркская встреча с делегацией РПЦЗ, стал лишь продолжением нового курса Президента. Не вдаваясь в подробности малазийских встреч Президента Путина, особо отметим его интервью телеканалу «Аль-Джазира». Впервые глава государства так четко и ясно сформулировал формат сотрудничества России и исламского мира: «В России проживает 20 миллионов мусульман… Причем в отличие от, скажем, мусульман, которые проживают в Западной Европе, наши мусульмане — это россияне. У них нет другой родины. И в этом смысле Россия, конечно, — часть мусульманского мира. Во всяком случае, наши мусульмане не должны себя чувствовать людьми второго сорта в мусульманском мире. Они имеют право прямых контактов с мусульманским миром через представительные международные организации». Не менее важным был другой тезис Президента: «У нас 20 миллионов мусульман, но 125 — не мусульман. У нас в основном христианская, православная страна». Православная страна — это уже серьезное утверждение, свидетельствующее о восприятии страны Президентом и его окружением. И на нью-йоркской встрече и в малазийском интервью Путин предстал человеком, знающим религию и понимающим особенности религиозного менталитета. Собственно и раньше в СМИ говорилось, что Президент — человек православный. Но комментировалось это либо с оттенком недоверия к искренности «президентской веры», либо с рассуждениями о необходимости равноудаленности Президента от всяких вер (ведь религия отделена от государства!). Сам Президент своей веры не скрывал, но неизменно указывал, что религия — есть личное дело гражданин. Но времена меняются, а вместе с ними меняется политика и политики. События на Дубовке показали, что если общество и государство не хотят оказаться в заложниках религиозных экстремистов, необходимо научиться работать с религиозным пространством России. Деструкции внутри религиозного сообщества дорого обходятся российскому обществу. В то же время, обществом и государством постепенно уясняются возможные форматы позитивного присутствия религии в жизни гражданского общества и светского государства. Приходит понимание того, что Православие — есть фактор национальной консолидации русскоязычной диаспоры за пределами России. Осознается значение исламского банковского капитала и инвестиций исламских фондов. Религиозный фактор (может быть даже вопреки стремлению значительной части религиозных лидеров и простых верующих) погружается в политические контексты, приобретает политическое измерение. Очевидно, что мы дожили до эпохи, когда Россия на новом историческом этапе своей государственности возвращается к привычному имперскому формату. Это настолько очевидно всем, что даже «прораб приватизации» и «главный электрик страны» Анатолий Чубайс предложил гениальный проект «либеральной империи». Хотя борьба моделей (проектов) империи — еще впереди, уже сегодня можно отметить, что в имперском формате религиозный фактор всегда играет значительную роль, а обреченность либерального проекта для России заключается именно в неспособности учесть существующие этнокультурные и религиозные традиции российских народов. Вместе с тем, в условиях глобальных вызовов современности и на фоне исламофобии западной цивилизации или, как более дипломатично выразился Президент Путин в своем малазийском интервью — «ошибок в строительстве отношений с мусульманским миром», у России возникла прекрасная возможность вновь стать серьезным лидером мировой политики, с которым считаются не только потому, что у него сохраняются советские ядерные боеголовки. Россия способна задавать форматы новых политик в области цивилизационного развития, поскольку является единственной страной, в которой существует достаточно устойчивая система межконфессионального диалога и сотрудничества, хотя и подтачиваемая плодами пагубной постсоветской национальной политики и разного рода историческими обидами (Казань, Чечня). Осознание своей возможной новой глобальной роли как представителя Востока — на Западе и Запада — на Востоке, открывает перед Россией и глобальные перспективы. Сегодня трудно предсказать насколько наше государство способно добиться этого статуса и отстоять его. Но первые шаги России в этом направлении следует признать вполне успешными.
