Слово памяти

Скончался Александр Сергеевич Панарин

В последнюю пятницу сентября скончался выдающийся русский философ профессор Московского государственного университета Александр Сергеевич Панарин. Это — тяжелая утрата не только для отечественной политологии, но и для русского патриотического движения. Александр Сергеевич был одним из немногочисленных современных русских мыслителей, кого с полным правом можно было назвать национальным теоретиком… Он ушел из жизни слишком рано, не дожив до 63 лет (Панарин родился 26 декабря 1940 г. в Горловке Донецкой области). По свидетельству друзей он работал до последнего дня.
Сегодня РЛ публикует некролог Панарина, написанный его коллегой и другом профессором Московского государственного университета, директором Центра политической аксиологии Государственной академии славянской культуры Валерием Николаевичем Расторгуевым. Некролог подготовлен автором для журнала «Москва».
Редакция «Русской линии»

Умер Александр Сергеевич Панарин — выдающийся русский мыслитель, философ по складу ума, политолог по призванию. Профессор Московского государственного университета, который в юности был изгнан из альма-матер за свободомыслие, но через много лет вернулся в его стены и вернул гуманитарным факультетам дух академической свободы. Многочисленные научные звания и бесчисленные свидетельства общественного признания говорят меньше, чем написанные им книги. Его книги остаются с нами.

Творчество Панарина поистине уникально: не только масштабом созданного, хотя оно непостижимо, и не только безоглядной смелостью. Как говорил Жан Жак Руссо, кто хочет быть свободным, тот действительно свободен. Более свободного человека, чем Александр Сергеевич, я не знал и часто говорил ему: Вам, видимо, суждено при любом режиме оставаться диссидентом. И он соглашался: не умел лукавить, не хотел подлаживаться, не мог отступить от своего призвания. Но есть в его книгах одна тайна, которая всегда будет привлекать пытливые умы: каждая строка узнаваема, каждая мысль самобытна. Читаешь текст, но слышишь живую, раскованную речь, видишь открытую, не защищенную душу. Для современной науки это даже не редкость, а исключение из правил.

О статусе ученого часто судят по индексу цитируемости его трудов. Александр Сергеевич Панарин — едва ли не самый цитируемый автор. Но красноречивей всего о нем говорят не ссылки и не цитаты, а умолчания… Не каждый осмелится и сегодня не то чтобы признать правоту его суждений и точность прогнозов, но даже повторить многие нелицеприятные оценки российской политической жизни и того тонкого социального слоя, который именует себя национальной политической элитой, не испытывая к собственному народу ничего, кроме презрения. Впрочем, в жесткой критике политической верхушки не было иного желания, кроме одного — излечить застарелый недуг, выправить власть. В этой связи вспоминаются известные слова: друг у власти — потерянный друг. Хочется верить, что уже наступает время, когда российская властная элита очистится от скверны, выйдет из противоестественной оппозиции к народу. Тогда будет востребован и потенциал творчества Александра Панарина. Но нам тогда будет еще больней от потери. От осознания того, что мы не смогли вовремя оценить его пророческого дара. Имя его дорого каждому, кто любит Россию и знает, сколь велик вклад ученого в становление отечественной и мировой политической науки. Может быть, с годами утихнет боль утраты, но останутся труды, достойные того, чтобы войти в свод лучших произведений русской философии.

Господь дал Александру Панарину два служения — истине и России. Соединить эти дары дано не многим: умом Россию не понять, аршином общим не измерить… Для этого нужно любящее и кроткое сердце православного человека. Его сердцу были открыты душа и будущность русского народа, а еще — горизонты мировой политики, ее тайные пружины и страшные язвы. Пророческое сердце отзывалось болью каждый раз, когда сбывались пророчества. А они сбывались и, увы, будут сбываться. Теперь это сердце остановилось.

Только православный человек, беззаветно любивший Россию и видевший в трудной, временами мрачной и грозной истории земного отечества свет отечества небесного, мог узреть за явным нежеланием русского общества приспособиться к тотальному рынку, где все продается и покупается, не столько слабость, сколько великую жертву и высшее призвание. Россия способна выстоять и противостоять новому язычеству, ибо «приспособленным, успешным и удачливым недосуг говорить и думать о новом мире». Даже по закону естественного отбора они обречены. «Лежащей в основе западной морали успеха презумпции доверия к сильнейшему — наиболее приспособленному — мы противопоставляем нашу презумпцию доверия к слабейшему. В этом — наш исторический и метаисторический мистицизм, вполне вписывающийся в Христово обетование нищих духом, которые наследуют Царство Небесное».

В прошлом году в своей лекции, прочитанной при вручении ему премии Александра Исаевича Солженицына, Панарин говорил, что, может быть, сам русский народ и является в мире той загадочной исторической инстанцией, которая остановит глобальное крушение. «Может быть, русскому народу дано защищать те ценности, которые заведомо нерентабельны и потому преследуются рыночниками. И может быть, когда-нибудь история воздаст ему за это…. Никакой рынок не будет содержать Большой театр, фундаментальную национальную библиотеку, создавать стройную систему высшего образования. Они нерентабельны».

Продолжим эту мысль: и безграничные просторы великой России, и ее многовековое стремление сохранить в истории все народы и культуры, когда-либо доверившие России свою судьбу, тоже нерентабельны по меркам голого расчета… Вместе с тем именно политическое тело исторической России тысячелетиями закрывало и защищало одну шестую планеты — с ее великими реками и озерами, уникальными природными и этнокультурными регионами, от состояния которых зависит не только качество жизни на планете Земля, но и сама возможность эту жизнь сберечь.

Александр Панарин отдал много сил проблемам глобального политического прогнозирования и лучше многих знал, что политика — это действительно искусство возможного. Но знал он и другое: возможность — не вседозволенность. Ибо первое — от Бога, второе — от лукавого. Все дозволено лишь для тех, кто не признает Бога. В сотворенном мире вседозволенность сужает спектр возможного, лишает человека рассудка, народы — энергии жить и выстоять, а саму жизнь — высшего смысла.

Так называемый прогресс, который на наших глазах преображается в расистскую категорию, делящую людей на приспособленных и неприспособленных, заставляет нас, по словам Панарина, капитулировать перед современностью, отречься от всех прежних ценностей, традиций и памяти, даже от своей идентичности. Задача, которую ставил пред собой Александр Панарин — реабилитировать традиционалистов и сам русский народ, который находится сегодня на большом подозрении в глазах «передового общественного мнения», в рисковой ситуации нелюбимого. «Его не любят собственные правители. Его не любят экономические элиты, его не любят властные элиты… Нелюбовь властвующих, нелюбовь тех, кто принимает решения в значительной мере объясняет те катастрофические поражения, ту катастрофическую разруху, которые сегодня у нас произошли». Внутренняя опасность кроется в «нарушении принципа разделения духовной (символической) и экономической власти, новое слияние которых чревато «экономическим тоталитаризмом».

Исследования Панарина в области политической глобалистики были поистине пионерскими. В этом ряду стоят его известные монографии: «Глобальное политическое прогнозирование», «Искушение глобализмом», «Православная цивилизация в глобальном мире», «Стратегическая нестабильность ХХI века» и десятки, сотни других значимых работ. Он трактовал глобализацию как деконструкцию суверенных национальных государств и национальных сообществ, открывающую возможность выхода элит из системы национального контроля. Глобализация по Панирину — вызов демократическому суверенитету народа, которому все чаще приходится подчиняться наднациональным инстанциям. Выход — не только в «альтернативном глобализме», интернационализации демократических институтов, способных обуздать глобальный экономический тоталитаризм, но и в верном следовании долгу. А свой долг он понимал широко. Это и непрерывная, с полной самоотдачей работа со студенческой молодежью и аспирантами в МГУ, Институте философии РАН и Государственной академии славянской культуры, в создании которой он участвовал. Это и поддержка любых ростков национального самообретения, всех наших соотечественников, волей или — куда чаще — неволей оставшихся на чужбине. Это и напряженная публицистическая деятельность: его статей ждали многие отечественные журналы и газеты — «Москва», «Трибуна русской мысли», «Литературная газета"… Не перечислишь его друзей, издателей и — главное — умных читателей, число которых растет и будет расти.

Два служения были даны Александру Панарину. Два служения и один крест. Но крест этот был ему по силам — по таланту, по духовной мощи, по вере, ибо не бывает креста выше сил человеческих.