 |
| Профиль, журнал | 22.09.2003 |
Возможно, политтехнологи будущего когда-нибудь и обратят внимание на мистическую связь между столь разноплановыми явлениями, как российский парламентаризм и обычный календарный месяц октябрь. Почему-то в России интерес граждан к участию в управлении государством обостряется как раз в тот период, когда за окном дождь и осенняя распутица.
В октябре 1905 года император Николай II подписал Манифест о выборах в первый российский парламент — Государственную думу. Опять-таки в октябре, только уже 1993 года, указом президента Бориса Ельцина Госдума вновь была объявлена нижней палатой главного законодательного органа страны.
Да и внешний антураж этих исторических решений был весьма схож. Как это было десять лет назад, помнится очень хорошо: танки, горящий Белый дом, армейские патрули на улицах. В 1905 году все было, в общем, очень похоже, только несколько масштабнее: в городах — рабочие на баррикадах, в деревне — крестьяне, громящие помещичьи усадьбы и соседей побогаче.
Наконец, способы, при помощи которых власть пыталась добиться нужного ей исхода выборов, за сотню лет не изменились. Два столпа демократии по-российски — хитро устроенное избирательное законодательство и административный ресурс.
«Да, мобуть, того же царя»
Никакой Думы власти, конечно же, не хотели. Но сначала попытались обойтись простым решением и создать такой парламент, который не обладал бы никакими реальными рычагами власти и не лез бы в высокие государственные дела.
Комитет министров Российской империи подготовил такой проект к концу весны 1905 года. Проект законосовещательного парламента императора вполне устроил, и он опубликовал его 6 августа. Однако российская интеллигенция, до этого неоднократно обращавшаяся к царю с просьбами допустить народ к законотворчеству, была оскорблена и решила продолжить борьбу. Благо, обстановка позволяла: рабочие бастовали, крестьяне жгли усадьбы, а на Черном море им салютовал восставший броненосец «Потемкин». Казалось, стоит чуть надавить — и все будет почти как в Англии.
Царь все понял правильно и поспешил отправить законопроект на доработку. 17 октября 1905 года он подписал Манифест о даровании гражданам России политических свобод, неприкосновенности личности и о созыве законодательной Думы.
Теперь задача стала сложнее. Предстояло разработать закон о выборах в Думу, причем такой, чтобы гарантировать послушное монархическое думское большинство.
Авторы законопроекта исходили из мысли, что самая верная опора трону — русские крестьяне и крупные землевладельцы с предпринимателями, а самые ненадежные граждане — интеллигенты и рабочие. Поэтому в законе было предусмотрено, что разные социальные группы будут выбирать депутатов по отдельности.
Территория империи делилась на избирательные округа, границы которых совпадали с границами губерний. Население каждого избирательного округа делилось на четыре категории (избирательные курии) в соответствии с основным родом занятий. Курии были следующими: землевладельческая, городская, сельская и рабочая. При этом голос 1 землевладельца приравнивался к 3 голосам представителей городской курии (то есть интеллигентов и предпринимателей), 15 крестьянским голосам и 25 — рабочим. Понятно, что в аграрной России самой многочисленной была сельская курия, что и обеспечивало сельским труженикам искомое парламентское большинство.
Кроме того, по настоянию самого императора на так называемых национальных окраинах (в Финляндии, Прибалтике, Польше и т. д.) создавались особые территориально-этнические и конфессиональные округа. То есть отдельное представительство (а значит — и преимущество при формировании Думы) на этих территориях получало русское население, считавшееся наиболее верноподданным.
К тому же выборы были поэтапными. Сначала население выбирало уездных выборщиков, те из своего состава — губернских, которые в конце концов могли избирать непосредственно депутатов в Думу. Власти надеялись, что при такой схеме процесс формирования парламента станет еще более управляемым и предсказуемым.
Система выборов, таким образом, была очень сложной. Ее устройство понимали только образованные и юридически подкованные граждане империи. А вот крестьяне никак не могли уследить за ходом мысли властей. На вопрос белорусских крестьян, кого же будут выбирать в Думу, их уполномоченный ответил: «Да, мобуть, того же самого царя, що теперь».
Выборы под усиленной охраной
«Правильное» избирательное законодательство на выборах должен был дополнить административный ресурс. Причем такой, что современным политикам и не снился.
Вот представьте: в 41 губернии действует военное положение, в 27 — «усиленная охрана», а в 15 — «чрезвычайная охрана». Проще говоря, такой порядок, когда казачий или жандармский патруль может задержать любого человека, показавшегося им подозрительным, и препроводить его в полицейский участок. Уж чего-чего после этого точно не захочется, так это на предвыборный митинг идти.
Особенно не везло в общении с полицией социалистам, негласно носившим ярлык — «черную метку» неблагонадежных. Понятно, что во время избирательной кампании внимание к ним властей возрастало на порядок. Однажды в Рязани дошло до того, что к активисту кадетской партии явился некий молодой человек и с унылым видом рассказал, что он социал-демократ и должен выступать с критикой программы кадетов, но боится угодить за это в полицейский участок. Поэтому он решил спросить у своего будущего оппонента, что бы он мог спокойно и без боязни репрессий покритиковать в кадетской программе. В результате в течение ночи совместными усилиями был разработан сценарий жарких дебатов по экономической программе кадетов.
Но и чрезвычайных полицейских мер властям показалось мало. В конце концов в феврале 1906 года МВД разослало всем губернаторам циркуляр с предписанием организовать тщательную охрану избирательных собраний и митингов. В результате власти большинства губерний без колебаний решили просто запретить любые предвыборные собрания. Одновременно местная администрация начала кампанию арестов и судебных разбирательств, стремясь не допустить в число выборщиков и депутатов неблагонадежных лиц.
Особое внимание уделялось выборам по землевладельческой и крестьянской куриям, которые были призваны стать надежным оплотом власти в будущем парламенте. Поэтому местная администрация из кожи вон лезла, лишь бы не допустить проникновения в ряды парламентариев кого-то подозрительного.
Например, в Минской губернии, дабы отгородить солидных землевладельцев от тлетворного влияния «политически неграмотных» мелких собственников и арендаторов, специально разделили уезды на очень крупные избирательные участки и постарались максимально затянуть процесс выборов. В итоге большинство мелких хозяев разъехались по домам, так и не дождавшись конца избирательной кампании. Зато оставшиеся крупные помещики без проблем провели своих представителей в губернские выборщики.
Тщательно проверялись и списки крестьянских избирателей, из которых нещадно изгоняли «неблагонадежную» сельскую интеллигенцию — писарей, учителей, фельдшеров. Обычной практикой было составление в местной полиции предварительных списков выборщиков, за которых крестьянам разрешалось голосовать. Бывало и так, что крестьянские выборщики определялись вытаскиванием из большой корзины билетиков с фамилиями. Понятно, что все фамилии изначально были, что называется, правильными. А какую конкретно вытащат — уже не столь важно.
Впрочем, крестьяне далеко не всегда и не везде давали себя облапошить. Во многих губерниях попытки администрации повлиять на исход выборов привели к массовой неявке крестьянских избирателей. Как водится на Руси, не обошлось и без гражданских подвигов. Например, крестьяне сорвали местные выборы в нескольких уездах Курской губернии. Когда они заподозрили старшину в давлении на избирателей, они съели все баллотировочные шары, которыми должны были голосовать за выдвигаемые кандидатуры, и разошлись по домам. Подвиг несколько упрощало то, что функцию баллотировочных шаров выполняли орехи.
Борьба за «ахеронта»
Однако, несмотря на избирательное законодательство и административный ресурс, скучными и предсказуемыми выборы не стали. Виновата в этом была все та же интеллигенция, которая еще по ходу революции сообразила, что на царя легче давить организованно, и начала объединяться в партии.
Несомненным лидером еще в процессе избирательной кампании стала партия конституционных демократов — кадетов, выражающая главным образом интересы средних городских предпринимательских слоев и интеллигенции. Поскольку подавляющее число членов партии составляли образованные представители свободных профессий: профессора, адвокаты, врачи, учителя, — основным средством партийной предвыборной агитации стало слово, причем как печатное, так и устное. Уже к концу апреля 1906 года в губерниях Европейской России у кадетов имелось 25 газет и 87 штабов, распространявших среди населения агитационные листовки и воззвания.
Однако основным орудием предвыборной борьбы кадетов стали устные выступления. Изначально основную ставку в избирательной кампании партия делала на широкие народные массы, с которыми кадеты связывали будущее русской революции и перспективы замены монархии республикой. Не случайно в кадетской программе российских обывателей называли «ахеронтом», что в переводе с древнегреческого означает «огненная река».
Вот к этому-то «ахеронту» в лаптях или мещанских галошах и шли кадетские агитаторы. Широко практиковались посещения избирателей на дому и агитационные собрания на квартирах кандидатов, устраиваемые для жильцов соседних домов. Однако наибольшей популярностью пользовались кадетские митинги, на которых выступали лучшие ораторы России. При московском комитете партии была даже создана специальная ораторская комиссия, которая занималась составлением расписания митингов и распределением по ним ораторов. Особой популярностью на московских митингах пользовались выступления таких кадетских лидеров, как Василий Маклаков и Федор Кокошкин, зачастую превращавшиеся в лекции по народному хозяйству или государственному праву. Прекрасно владеющие аудиторией профессиональные ораторы-кадеты в более-менее доступной форме объясняли обывателю, что его в очередной раз обманули и только его выбор в пользу кадетов не даст этому обману повториться впредь. И избиратель, естественно, верил.
Пожалуй, никто из конкурентов не мог серьезно равняться с кадетами по части агитации. Их основными конкурентами на митингах выступали социал-демократы, чьим главным козырем были душераздирающие рассказы об ужасах царской каторги и ссылки. Спорить с кадетами о высоких материях они, как правило, не рисковали. Как-то один оратор-социалист в пылу спора с известным деятелем кадетской партии профессором Александром Кизеветтером начал безбожно перевирать факты. «Послушайте, вы же ведь врете», — тихо проговорил Кизеветтер. На что социалист умоляюще зашептал: «Ради Бога, не прерывайте меня, у меня все в голове смешается».
Ближайшие соседи кадетов справа, монархическая партия крупной буржуазии «Союз 17 октября», или октябристы, вообще избегали открытой полемики с красноречивыми конституционными демократами. Публичным митингам они предпочитали тихие беседы в тесном кругу единомышленников. По принципу «средства есть — свое возьмем». Когда же на одно из таких октябристских собраний накануне выборов в Москве заявились лидеры кадетов Павел Милюков и Александр Кизеветтер, смущенные октябристские докладчики поспешили покинуть трибуну. Не полагаясь на свое речевое искусство, октябристы предпочитали ему печатную продукцию. Их бесплатные листовки с девизами вроде Бог, Царь, Народность, Закон и Порядок накануне выборов буквально заполонили города и веси империи. При этом печатная продукция конкурентов (тех же кадетов) безжалостно изымалась и уничтожалась.
Но самый интересный способ предвыборной агитации изобрели представители крайних правых сил, так называемые черносотенцы. Их устная и печатная пропаганда сочеталась с регулярными шествиями, обычно заканчивавшимися погромами еврейских лавок. Вербовка избирателей, как правило, происходила в трактирах, где за штофом водки и закуской обывателю-выборщику доходчиво объясняли, за кого нужно голосовать, и тут же предлагали подписать уже составленные избирательные бюллетени.
Не так сели!
Избирательный закон и административный ресурс отчасти сделали свое дело. В Государственную думу попала масса представителей крестьянской курии. Но другим лидером кампании стали кадеты.
Оказавшись в Думе, деревенские «ахеронты» не оправдали надежд правительства. Созданная ими партия трудовиков оказалась ближе к социалистам — эсерам, чем к чиновникам, которые дали им дорогу в парламент. Спустя несколько недель после начала заседаний парламента трудовики представили проект о полной экспроприации земли у помещиков и членов императорской фамилии. «Свиньи вы, а не верноподданные», — сказал бы в подобном случае известный киноперсонаж.
Единственной лояльной власти партией, попавшей в Думу, стали октябристы. Правда, заняли они почетное третье место. По понятным причинам за них голосовали служащие различных торгово-промышленных заведений, владельцами которых были члены самой партии. Не исключено также, что известный процент голосов вполне состоятельные октябристы просто купили. А ведь помимо денег на них работали избирательное законодательство и административный ресурс.
А вот крайних — левых или правых — в первом российском парламенте не оказалось. Левых — потому, что они предпочли выборы бойкотировать. А правых, наверное, потому, что народ оказался не столь глупым, как им хотелось бы.
Вернемся, однако, к современности. История выборов в первую российскую Государственную думу наводит как минимум на одну мысль, которая, возможно, покажется нынешним политологам и политтехнологам крамольной. Может, не в административном ресурсе дело? Может, российским политикам следует научиться говорить так, как Милюков или Кизеветтер, причем — что также немаловажно — на интересные избирателям темы? Может, стоит придумать какие-нибудь новые лозунги вместо уже поднадоевшего и довольно пустого «дотации увеличим, налоги снизим»? А избирателям, в свою очередь, похоже, следует иногда задуматься над вопросом о собственных политических интересах.
