Дело, аналитический еженедельник | Игумен Вениамин (Новик) | 15.09.2003 |
Шестьдесят лет назад в сентябре 1943 г. Сталин после консультации с Маленковым и Берией пригласил в Кремль трех оставшихся в живых митрополитов — Сергия, Алексия и Николая.
Что же вас так мало?
8 сентября состоялся Церковный собор, представленный 19 извлеченными из лагерей и ссылок архиереями. В церковном фольклоре сохранилась беседа: Сталин спросил: «А что же вас так мало? Где же все ваши многочисленные епископы, митрополиты и прочие славные выпускники семинарий?»
Ответить, что епископат находится в лагерях и тюрьмах, означало бы обвинить Вождя в репрессивном режиме. «Простите, товарищ маршал, но когда мы обучали молодых людей в наших семинариях, мы же не знали, что они станут главнокомандующими», — ловко вывернулся митрополит Сергий.
Пару слов о нем самом. Сергий (Страгородский И.Н.; 1867−1944). Будучи ректором Санкт-Петербургской Духовной Академии, председательствовал на Религиозно-философских собраниях (1901−1903). После Февральской революции оказался единственным «царским синодалом», вошедшим в обновленный революционным обер-прокурором Львовым Синод. Поначалу поддержал обновленцев, но был после покаяния принят с сохранением сана Патриархом Тихоном в лоно Церкви. После кончины Тихона — «заместитель местоблюстителя патриаршего престола».
На Соборе 1943 г. в нарушение церковных канонов Сергий был назначен («избран») на должность Патриарха. Вскоре было создано ведомство по координации взаимодействия Церкви и государства — Совет по делам Русской Православной Церкви (РПЦ) во главе с полковником госбезопасности Карповым. Тогда же в качестве органа высшего церковного управления формируется Священный Синод, в котором учреждается существующий по настоящее время институт постоянных членов («митрополитбюро» — по аналогии со сталинским политбюро). Так было положено начало нынешней административной структуре РПЦ.
На пути к конкордату
После красного террора Церковь пребывала фактически на нелегальном положении. Все ее имущество было конфисковано, юридического лица она не имела. Но к 1926 г. большевики задумались об использовании церкви в своих целях.
В мае 1927 г. власти выпустили из тюрьмы ОГПУ на Лубянке «исполняющего должность местоблюстителя Московского Патриаршего Престола» митрополита Нижегородского Сергия (настоящий местоблюститель митр. Петр был устранен властями) и разрешили ему жить в Москве. При нем был также создан временный «Патриарший Священный Синод» (церковный совет) из нескольких архиереев. Это событие положило начало превращению того, что осталось от Православной Российской Церкви в современную РПЦ.
Вскоре, 29 июля 1927 г., Сергий подписал так называемую «Декларацию о лояльности», где говорилось: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной…» Можно только догадываться о той «работе», которую «органы» проводили с Сергием.
В это же время власть через Сергия стала контролировать кадровую политику церкви, требовать от духовенства признания «Декларации». Сергий думал, что «Декларация» ослабит террор, но этого не произошло. Кроме того, она вызвала многочисленные расколы внутри Церкви.
К 1930 г. антирелигиозная кампания в СССР достигла невиданного с 1922 г. масштаба. 15 и 18 февраля 1930 г. Сергий дал интервью, где отрицал факт гонений на религию в СССР. На самом деле большевизмом уничтожено около 200 тыс. священнослужителей, монахов, церковнослужителей. К 1939 г. на всем огромном пространстве СССР в ведении Московской патриархии оставалось едва ли более 300 действующих храмов.
Начало войны изменило политику коммунистов относительно Церкви. В 1941 г. зачах «Союз воинствующих безбожников», действовавший под руководством Емельяна Ярославского. На насильственно присоединенных территориях (Прибалтика, Западные Украина и Белоруссия, Бессарабия) церковная политика коммунистической власти заметно отличалась от внутрироссийской. Сталин, строя свои экспансионистские планы, считал дальнейшую политику оголтелого атеизма неуместной на западных рубежах империи. Он не хотел там иметь враждебно настроенное к режиму население.
Верно оценив изменившуюся ситуацию, Сергий уже в первые часы после начала войны на территории СССР без разрешения властей издал и разослал по приходам свое патриотическое послание. Возможно, под влиянием этого послания Сталин нарушил молчание и 3.07.1941 г. обратился к народу по-церковному: «братья и сестры.» Выступая на традиционном параде Красной Армии 7.11.1941 г., он впервые упомянул, вслед за Сергием, героев прошлого: Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова.
Церковь по возможности участвовала в сборе пожертвований на войну. На собранные средства были созданы танковая колонна и эскадрилья. Патриотические призывы Сергия распространялись с советских самолетов по ту сторону фронта.
Анализируя кремлевскую встречу 1943 г., историки обычно отмечают ее внешнеполитическую мотивацию: стремление Сталина продемонстрировать западным союзникам «свободу совести» в СССР перед Тегеранской конференцией, а также желание произвести хорошее впечатление на представительную иностранную делегацию во главе с англиканским архиепископом Йоркским, посетившую осенью Москву. Но не менее важным во внешнеполитическом плане для Сталина было желание показать уважительное отношение именно к Православной Церкви перед потенциальными сателлитами СССР на православных по преимуществу Балканах, куда, по мысли вождя, в первую очередь должна была быть направлена советская экспансия.
Последствия «конкордата»
Встреча 1943 г. кое-что изменила в церковной политике, но репрессии против религиозных организаций не прекращались даже во время войны. Особенным репрессиям подвергались религиозные меньшинства — «сектанты», которых поголовно обвиняли в шпионаже. Кроме того, на оккупированных нацистами российских территориях открывалось значительно больше храмов, чем на территориях, подконтрольных сталинскому режиму. Если на оккупированных территориях было открыто более 7 тыс. православных храмов (из прежде закрытых), то на территориях, никогда под власть оккупантов не попадавших, — менее 1,5 тыс. храмов и один монастырь (Троице-Сергиева лавра). На немцев часто «списывались» оскверненные и разрушенные храмы, в том числе и Успенский собор Киево-Печерской лавры, взорванный, как теперь установлено, перед советским отступлением.
Такая ситуация была слишком абсурдной, особенно в глазах международной общественности, и это привело к встрече 1943 г. Нужно было менять церковную политику. Вскоре по окончании войны было открыто 8 семинарий. В Ленинграде это произошло в 1946 г.
В эпоху гонений, как известно, выживают люди конформистского склада. Вопрос о мере допустимого компромисса имеет не только теоретическо-этическую сторону, но и экзистенциальную. Именно это обстоятельство не позволяет нам слишком строго судить Сергия, четырежды бывшего под арестом. Но история не знает снисхождения, особенно при превышении меры допустимости в компромиссе. То, что церковное сознание простило патриарху Тихону (некоторые компромиссы с советской властью в конце его жизни), признав его святым, на Сергия уже не распространяется. Он породил «сергианство». Поколение, следующее за сторонниками вынужденного компромисса, может уже значительно меньше ревновать о церковной свободе, не говоря уже о социальной правде и справедливости.
Церковная политика советского государства образца 1943 г. продолжалась (с некоторыми перебоями после смерти Сталина) до 1959 г., пока она не была окончательно отменена хрущевскими гонениями на Церковь. В 1961 г. РПЦ заставили вступить во Всемирный Совет церквей (самая крупная экуменическая организация) — для использования ее в качестве «агента влияния». Когда «отменили» самого Хрущева, церковная политика режима переменилась вновь, стабилизировавшись на чем-то невыразительном и усредненном между сталинским и хрущевским курсами: РПЦ продолжали использовать для обслуживания государственных нужд, в основном, во внешней политике.
Напрашивается некоторая параллель между кремлевской встречей 1943 г. и встречей Горбачева с Патриархом Пименом и членами Св. Синода в Кремле 28.04.1988 г., в преддверии празднования 1000-летия Крещения Руси. Эта встреча также ознаменовала изменение церковной госполитики. Церковь получила значительную свободу, но ей теперь следует излечиться, как и всему народу, от последствий, образно говоря, укуса «большого красного дракона» сталинизма (см.: Откр.12,3).