 |
| Литературная газета | Жан Миндубаев | 03.09.2003 |
1906 год
…И стояла посреди села Большие Ключики поруганная церковь. Смотреть на нее было тяжело: ободранные купола, обшарпанные стены, полное запустение. А напротив разоренного храма притулилась под деревьями местная администрация. И разделял их маленький прудок, заваленный всяким хламом, — по нашим обычаям.
Символичным мне показалось соседство двух властей. Власти мирской, занятой житейскими хлопотами: дрова, пенсии, купля-продажа, налоги. И власти духовной, высшей, чья длань настигает человека, но не подавляет, а возвышает душу его, напоминая, что есть еще нечто в мире нашем, кроме картошки, рюмочных радостей и притыренного с фермы мешка фуража. Испокон веков почитали люди эту вторую, незримую и светлую власть высшего разума и оттого украшали землю куполами и минаретами с высоко вознесенными крестами и тонкими полумесяцами.
Из рассказа бывшей прихожанки Антонины Александровны Беловой:
— Построили и освятили нашу Покровскую церковь за сто лет до Бородинской битвы — еще в 1712 году. В 1879 году ее разобрали и подарили погорельцам села Назайкино. А до этого, в 1872 году, на крестьянские деньги вот этот храм возвели.
Царь у нас бывал Александр I. Трапезничал в Ключиках в 1824 году. Кресло, в котором сидел государь, долго хранилось в храме.
Хороший у нас был храм. Когда на праздник или на служение собирались — такая светлость внутри! И священника уважали.
Но после семнадцатого года наступили для храма черные дни. И церковь, о которой идет речь, в селе Большие Ключики в числе прочих была закрыта и разорена.
Распоряжение снести церковь пришло в тридцать шестом году. Говорили, что она сердила начальство: куда ни едет оно мимо Ключиков — отовсюду с дороги купола видны.
Ну и пришел приказ: ломать. Свои за это греховное дело не взялись, пришлось начальству нанимать бригаду чужаков из Татарстана.
Колокольню снесли и два купола, но тут один из разрушителей упал с кровли и разбился насмерть. Все перепугались, уехали. Так и остался храм стоять недоломанным.
Первым делом власти решили избавиться от икон. Прихожане хотели разобрать их по домам — не разрешили. Распорядились так: выстлали иконами пол в клубе. Однако отплясывать на святых ликах не решился никто. Стоим по стенкам, баянист играет, а плясать никто не идет.
Запомним это свидетельство: на иконах веселиться не посмел никто. Еще не посмел, так скажем, в 1936 году.
А церковь, в которую ходили молиться крестьяне окрестных деревень и хуторов, стала помещением. Много чего в ней помещали власти: зерно и запчасти, солярку и селедку. Храма не стало.
Множество раз, проезжая мимо Больших Ключиков, с горечью взирал я на останки некогда великолепной церкви, немым укором высились ободранные купола и стены.
Но вот года четыре назад, едучи из Ульяновска в Сенгилей, глянул я с пригорка на Ключики и обомлел: изодранные купола старой церкви блестели на солнце свежекрытым металлом.
Я завернул в село. Рядом с храмом стояли мощные тракторы, вагончик для строителей, лежали стройматериалы. Было видно: дело пошло. То-то поди рад народ! Настоятеля храма в тот раз мне встретить не удалось, и я завернул в здание сельской администрации, которое, как уже сказано, своим крылечком глядело на возрождающийся храм. И было мне приятно узнать, что и среди жителей села, и среди начальников отношение к восстановлению церкви самое положительное. Что воссоздание храма началось радостно, в согласии светских и духовных властей при полном одобрении прихожан. Были собраны средства, необходимые для начала работ. Местные хозяйственники откликнулись на призыв: сельхозкооператив «Красная звезда» выделил для церковных нужд трактор, грузовик и автобус. Помогли птицефабрика, дорожно-строительное управление и прочие местные хозяйственные организации.
Настоятель храма отец Александр (в миру Сухов) не жалел ни сил, ни времени на возрождение церкви. Правда, разгребать завалы приходили лишь старики и старушки — молодежь отсутствовала. И все же виделось скорое возрождение Покровской церкви.
Но тут в Ключиках произошли события, обнажившие горькую истину наших дней.
Говорят, веру убить невозможно. Я тоже так думал. Но некие события в Больших Ключиках заставили меня усомниться в незыблемости этого постулата.
Заехав в село через год, я с удивлением узнал, что восстановление храма притормозилось. Практически работы не ведутся. И совсем не потому, что угасло рвение священника или, как бывало, власти противодействуют. Отчуждение обнаружилось между местными начальниками, некоторыми жителями села и настоятелем церкви — вот что.
С чего же все началось? Слышу на этот счет разные объяснения. Одни говорят: «А наш святой отец вознамерился пастбище у нас отобрать!» Другие: «Отец Александр захотел лучше всех жить, потребовал себе целый гектар под усадьбу». Третьи: «В душу лезет. Несешь ребенка крестить — а он спрашивает: „Сама-то веруешь ли? С открытым ли сердцем к Богу идешь?“ А какое его дело? Раз я заплатила — крести!» Прочие селяне еще откровеннее: «Пока помощь шла со стороны организаций и деньги были вроде бы ничейные, то все были за возрождение храма. А как только самим прихожанам пришлось раскошеливаться, так сразу и засомневались люди…»
Вот такие рассуждения. За ними проблема, ощущаемая не только в Больших Ключиках, но и во всей необъятной России. Она в степени искренности нашей веры. И тут невольно задаешься вопросом: повсеместное возрождение храмов и монастырей — это потребность народной души или новое общественное увлечение, очередная мода?
Честно говоря, таким вопросом я не раз задавался и раньше. Не очень верится мне, скажем, в искренность многих наших политических лидеров. Хоть и часто появляются они в московских храмах с непременными свечками в руках, но как-то не говорят их глаза о сокровенном разговоре с Создателем. Да и лица простого люда, заполняющего храмы в российской глубинке, тоже мало убеждают в том, что общение с Богом стало насущной потребностью людей. Что-то в сегодняшних посещениях «народными массами» проглядывается от, простите, бывших культпоходов в театры, музеи, картинные галереи: сама душа не просит, но раз уж надо и все идут, то и мы пойдем! Да-а.
Ситуация в Больших Ключиках лишний раз подтвердила эти невеселые мои размышления. Дело в том, что восстановление здешней церкви и возрождение искреннего религиозного чувства людей — это как бы два параллельных потока, текущих рядом, но трудно сливающихся воедино.
Так почему же начатое благое дело было прервано? Выше я привел различные суждения местных жителей по этому поводу. Добавлю собственное умозаключение, свое понимание происходящего.
Отец Александр, священник молодой, искренний поборник веры, всех церковных канонов, пришел в здешний приход со стороны — епархия назначила. Был тогда храм в разрухе. Но! В подобном же плачевном состоянии находились и человеческие души. Да и могло ли быть иначе после десятилетий яростного и повсеместного истребления веры, религиозного чувства? Да, да: от нас требовали соблюдать моральный кодекс строителя коммунизма, у нас были партийные, комсомольские и пионерские организации с их высокой требовательностью к своим членам. Нерадивых граждан прорабатывали на товарищеских судах, в октябрятских и пионерских отрядах, в прочих институтах воспитания, устыжения и наказания — с младенческого возраста до старости. Ритуальность, а не искренность; показушность, а не совестливость — так, пожалуй, можно обозначить привычное состояние, в коем пребывали все мы, жители «больших» и «малых ключиков».
Поэтому реставрация церкви в Ключиках и была воспринята многими (и сельчанами, и властью) не как символ возрождения благости и совестливости в человеке, а лишь как некое обрядовое мероприятие.
Тут надо подчеркнуть существенную деталь. Поначалу личного участия в восстановлении храма и не требовалось: деньги, техника, материалы выделялись в основном различными организациями и были вроде бы ничейными. А к ничейному (государственному, общественному) отношение в нашей стране отнюдь не скупое. И потому все в Больших Ключиках были вроде бы благосклонными сторонниками восстановления церкви — они не думали, что это святое дело потребует усилий каждого.
Еще одна кошка пробежала между отцом Александром и его «паствой» (в кавычках потому, что истинной паствы в Больших Ключиках, как мне представляется, нет и до сих пор), когда священник попросил выделить гектар земли под строительство домов для него и церковных служителей (не только для себя). Сельская администрация отказала: много! «Тогда давайте хоть сорок соток под усадьбу», — попросил настоятель, хорошо знавший, что в сельской округе такой величины усадеб немало. Опять отказ: «Бери пятнадцать соток». Батюшка обиделся, отказался. Он напомнил: когда власти реквизировали в тридцатых годах прекрасный дом и участок местного священника, они были не столь щепетильны.
Да, когда-то при здешнем храме был немалый кусок земли. Отец Александр понимал: обзаведись сейчас церковь такими угодьями, и восстановление пойдет куда быстрее. Снова пошел в сельскую администрацию: дайте земли, мы будем ее в аренду сдавать и за счет этого строиться. Но местная администрация настойчивость священника не одобрила. Быстренько собрала сельский сход. Он и решил: никаких земельных угодий храму.
— Мы на этой луговине сроду скот пасем, — кричала пенсионерка Марья Кротова. — А тут явился хозяин в рясе: не смей пасти корову или плати денежку. Новый помещик нашелся.
Увы, эта точка зрения укоренилась во многих головах. Как будто священник для личного пользования землю возжелал, чтобы драть с крестьян три шкуры. Враз забыли, что настоятель храма, между прочим, даже твердый ценник на церковные требы отменил: «Платите, братья и сестры, по возможности…»
Меня, честно говоря, более всего поразило в Ключиках вот это: стоило чуть-чуть задеть ту самую материальную сторону жизни, о которой мы так сильно печемся, как те же самые люди, которые вроде бы душой радели за храм, за веру, враз отшатнулись от благого дела.
Но есть и другая причина, мешающая реставрации храма. Она и сложнее, и куда печальнее.
Я уже говорил, что отец Александр — сторонник веры твердой, основанной на канонах Православия и установлениях Священного писания. То же хочет видеть в своих прихожанах. Несут крестить младенца — справляется: а крещены ли сами родители? Причащаемым может подсказать, что делать это надо чаще, чем раз в году. То есть заботится священник об искренности религиозного чувства. Но многим именно это и не нравится; бурчат, мол, чего ему еще надо? Мы заплатили за церковную требу, он получил, ну и правь свою службу. Будто и невдомек им, что Божий храм — это все же не бюро услуг, а священник не закройщик и не парикмахер.
Однако люди свое гнут. Не понимают строгого батюшку. Сплетни распускают о нем. Сколько досужих разговоров ходит по округе об отце Александре. «Не тот человек» — это самое мягкое, что я услышал о нем. Услышал, что особняк он в соседнем селе строит, что продает налево выделенный для нужд церкви транспорт. И прочее, и прочее…
Много напраслины возводят на своего духовного наставника люди. Те же самые, которые вроде бы хотели возродить веру и в обществе, и в собственных душах.
Из рассказа бывшей прихожанки Беловой:
— Так вот, повторюсь, закрыли нашу церковь и выстелили иконами пол в клубе. А мы не пляшем. Стоим по стенкам — и ни ногой. Тогда власти клуб закрыли. А через полмесяца снова на вечер танцев зовут. Смотрим: а иконы уже ликами вниз переложены. Ну и…
Закончу фразу: несмело, робко, но затанцевала молодежь Больших Ключиков на иконах. Посмели? Да. Рубеж был перейден. И неужели навсегда?
Так думалось мне, когда я впервые услышал о бедствиях Покровского храма и его настоятеля в Больших Ключиках. Понадобился почти целый век, чтобы выбить из людей веру. Казалось, неужели еще сто лет надобно, чтобы она возродилась в душах людей?
Оказалось, не все так мрачно. Недавно, побывав снова в Ключиках, я приметил: отношение и к возрождению храма, и к отцу Александру стало меняться. Появились у священника молодые помощники — и дело пошло быстрее; и уже не одна, а четыре главки сияют на храме даже в самый пасмурный день. В сельской администрации мне сказали, что и с выделением земельного участка вопрос почти решен — остались кое-какие формальности. И главное: народ сельский как-то уважительнее стал к своему батюшке относиться.
Всего год — а какие добрые перемены. Возвращаясь из Ключиков, все думал: что меняет людей? Может то, что областная власть благосклоннее стала относиться к местной епархии: выделила прекрасный особняк под резиденцию церковного иерарха владыки Прокла. В Ульяновске впервые за последние годы не разрушают, а строят церкви и мечети. А может, телевизоры, на экранах которых теперь часто звучат и проповедь, и слово Божье, на людей благосклонно влияют? Может, сами люди мудреют и начинают заботиться не только о хлебе насущном? Однозначно ответить не могу, скорее всего все вместе сказывается. И, конечно, прав был отец Александр, заметивший однажды: «Путь к вере неодинаков и не у всех легок… После насаждаемого десятилетиями атеизма осталась выжженная духовная пустыня… А из пепла возродиться — это совершить подвиг духовный…»
Как славно, что этот процесс пошел.
— И мы теперь не сторонние наблюдатели, а искренние помощники нашей церковной общине, — говорит глава сельской администрации Ольга Мартынова. — И стройка через дорогу — это такая же моя забота, как клуб, школа, детсад. А восстановим храм — и пруд расчистим, чтобы было в селе место светлое, чистое.
Думаю, руководительница светской власти имеет в виду чистоту не только материализованную. Так неужели как бы во искупление тех давних греховных танцев на иконах возродится в Ключиках истинная вера? Вроде бы так.
