Сербское зеркало

В этом сербском зеркале нам легко себя узнать, хотя Россию не бомбили и не подвергали (в такой степени, как Югославию) дипломатической блокаде. Но в этом зеркале мы видим тот же опустошенный неверием народ, то же разночтение стратегических целей между обществом и «прозападными» интеллектуалами («клиентурной элитой»), ту же борьбу за власть ценой уничтожения суверенитета собственной страны, ту же игру в «атлантические ценности», словно у каждого народа нет ценностей своих.

Статья известного белградского ученого и политолога Зорана Обреновича, доктора философских наук, впервые публикуется на русском языке именно в «ЛГ» не случайно: это сербское зеркало прежде всего, конечно, отображает трагедию растоптанной Сербии, но при этом неожиданно выхватывает из этого геополитического Зазеркалья и Россию. Совпадения поразительны. Следовательно, и политические уроки Югославии еще не выучены нами. Мы — страна невыученных уроков. Что делать? Смотреться в сербское зеркало.

Пятого октября 2000 г. не было революции — ни либеральной, ни демократической. Пятого октября Сербия под гнетом страха от дальнейших санкций и политического давления решила позицию «европейской партии» (Кинкель, Олбрайт) поменять на позицию европейского протектората. Это, как верят ее актеры, было решение, которое во имя выживания народа и государства оплачено согласием на ограничение суверенитета. Отсюда свержение режима Милошевича (имея в виду международные центры власти) необходимо рассматривать прежде всего как факт изменения геополитической перспективы, как своеобразное геополитическое изменение курса. Демократизация и либерализация общества могли бы, исходя из этого, рассматриваться как второстепенный факт, но только при предпосылке существования значительно более компетентной элиты.

Но поскольку неспособность правящей элиты очевидна, то бесконечно повторяющиеся слова о правовом государстве, правах человека и свободах, возрождении и т. д. все больше становятся не ориентирами для демократической реконструкции общества, а неким видом идеологически обязательного разговора, из-за которого под вуалью требований «политически корректных речей» проглядывается лицо цензора. Этот дискурс больше служит для прикрытия, чем для определения болевых проблем, перед которыми стоит сербское общество и государство. Для сербского общества значительно большей проблемой является то, что огромная часть ее территории (Косово и Метохия) находится под оккупацией, а не то, что демократическая культура в Сербии находится не на уровне Англии.

Изменение геополитической перспективы присутствует в тезисе о присоединении к евро-атлантической интеграции. По заявлениям ее лидеров, это ключевой вопрос политического выживания народа и государства, хотя влечет за собой отказ от суверенитета и государственной идентичности. Это видно и в том, что в официальном культурном и политическом словопрении насилие над Сербией и сербским народом (от санкций до бомбардировок) молчаливо принимается как образцовое наказание за неуспешную «политику защиты сербских государственных и национальных интересов».

Через почти три года правления новой политической элиты видны результаты этой политики (постоянного заискивания) и стратегии включения в западную интеграцию, которая ни в одной сфере (экономической, правовой, политической, государственной) не впечатляет.

Напротив, Сербия и как государство, и как общество, и дальше остается тяжелым больным. И не только из-за внешнего давления, но из-за внутренних разногласий и отсутствия базового политического консенсуса по основным вопросам собственного будущего. Отсутствие элементарного согласия по вполне конкретным вопросам (разговоры о правовом государстве, демократии, плюрализме слишком общего характера и много не помогают) и благодаря правлению клиентурной элиты, унижению и указаниям великих сил превратило Сербию в слабое и анемичное общество, способное только терпеть и исполнять.

«Самоосвобожденное сербское общество» находится в состоянии глубокого невроза и страха перед будущим, которые проявляются в отказе от открытого определения интересов Сербии и ее граждан. Думают, что это могло бы разгневать международное сообщество. Поэтому открыто проповедуется, что политика согнутой спины и лукавства должна заменить политику гордости и самоуважения.
Естественно, что в политике надо быть прагматичным, и хитрость, подхалимаж (говоря по-русски), лесть, приспособленчество, приземленность советуют использовать и стратеги великих сил (Бжезинский) как необходимый элемент политического искусства.
Теперь каждая фракция правящей политической элиты в своей претензии на власть взывает без особого смущения к сильным иностранным защитникам. Тем самым наши лидеры и сами признают, что больше представляют интересы великих сил на этом нестабильном пространстве, чем интересы граждан, от чьего имени выступают. В отношении других, т. е. иностранных сил и республик бывшей Югославии, правящая культурная и политическая элита практикует постоянную стратегию асимметричного символичного обмена. В отношении интересов собственного государства та же самая элита проповедует только самые высокие моральные и политические стандарты и идеалы, в то время как с огромным пониманием и уважением относится к реальным политическим интересам других. Легко увидеть, что в дискуссии о сербских государственных и национальных интересах отдельные политики и интеллектуалы ведут себя крайне безответственно — будто речь не идет о базовых государственных интересах и «борьбе за сохранение государства».
В конце концов, часть новой политической и культурной элиты работает на создание республиканского политического класса, без которого не может быть стабильного государства. Самым позорным видом этого является текущая политика и кампания в СМИ, где основные ценности, на которых базируется любое политическое содружество, как, например, лояльность, патриотизм, любовь к Родине, не только подвергаются осмеянию, но и через простодушный режим ассоциаций выдаются как криминальный и морально неприемлемый способ поведения. Так, существительные «патриот» и «патриотизм» стали вариантами понятий «преступник» и «преступление».
Такая ситуация, при которой любовь и честь преданы, ведет к ослаблению и пропаже у народа интереса к происходящему в обществе. Устойчивый же интерес является основой хорошо скроенного гражданского общества, за которое, хотя бы декларативно, все выступают. Если посмотреть шире, то ослабление интереса к событиям в стране — это символическая составляющая процесса приватизации, нового перераспределения общественного богатства, сведения политики на уровень дворцовых интриг и сплетен самопровозглашенных демократов в цивилизационном плане (любимое слово в новом модном политическом словаре) европейски ориентированных интеллектуалов.
Если иметь в виду и так недостаточную степень интереса к общественным делам сломленного поражением, опустошенного и апатичного народа, то последствия такой практики могут быть катастрофическими для будущего государства и народа. Вместо демократического общества мы будем иметь постоянную борьбу за власть политических олигархов — и тем самым идея сохранения государства от дальнейшей эрозии будет зависеть от воли случая и воли других.