Русская линия / Новости / Иерей Александр Добродеев: «В России посадить человека ничего не стоит»

«В России невероятно большое количество осужденных людей. Для сравнения, в той же самой Германии количество осужденных на порядок меньше. Наша правоохранительная система, которая состоит из милиции, прокуратуры, судов, ФСИН, фактически не является исправительной системой; это система, которая только и делает, что исполняет наказания», — заявил в интервью «Русской линии» руководитель сектора Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями иерей Александр Добродеев, отвечающий за взаимодействие Русской Православной Церкви с Федеральной службой исполнения наказаний (ФСИН). Отец Александр проанализировал статью «Хорошо сидим. Почти четверть мужского населения уже прошла тюремные университеты» первого заместителя председателя Верховного суда в отставке, руководителя центра Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве России Владимира Радченко, опубликованной в «Российской газете» 2 сентября.

В этой статье В. Радченко заметил, что за последние 16 лет — с 1992 по 2007 год — в России осуждены свыше 15 миллионов человек. «Больше чем каждый десятый из 140-миллионного населения. Почти по миллиону человек в год. Из них лишены свободы 5 миллионов с лишним. Вдумаемся в эти цифры. Их последствия сказываются на социальной структуре общества, демографии и даже на обороноспособности страны. Избыточное „тюремное население“ не стимулирует рождаемость, судимость сужает круг лиц, подлежащих призыву на воинскую службу», — полагает эксперт.

По его мнению, представление о том, что стратегия борьбы с преступностью требует ужесточения законодательства и усиления карательной практики судов, является ошибочным. «Более того, становится фактором, ведущим к неблагоприятным изменениям в социальной структуре страны — способствует росту уровня криминальной среды. Общество насыщается людьми, имеющими судимость: 15 миллионов — это четверть взрослого мужского населения. Более того — прошедшего школу „тюремного воспитания“. С учетом освобожденных из мест заключения в советские годы таких около 8 миллионов человек. Динамика судимости показывает, что число осужденных зависит не столько от объективного состояния правопорядка, сколько от законов и практики их применения. Наш собственный исторический опыт свидетельствует о том, что чрезмерное ужесточение уголовного законодательства и усиление карательной практики правосудия дают обратные результаты», — уверяет Владимир Радченко.

В частности, он напомнил, что в начале 60-х годов XX века в союзных республиках были приняты новые уголовные кодексы, произошла серьезная либерализация уголовного законодательства. «И в то же время все более широкое применение получало освобождение от уголовной ответственности тех, кто совершил менее опасные преступления: как альтернативу к ним применяли меры общественного воздействия. В результате стала сокращаться как преступность, так и судимость. Если в 1961 году было зарегистрировано 877,5 тысячи преступлений, то в 1965-м — 751,8 тысячи. Судимость в тот же период сократилась с 799,8 тысячи человек до 571,5 тысячи, а число осужденных к лишению свободы — с 483 тысяч до 329 тысяч», — отмечает руководитель центра Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве России.

Напротив, продолжает Владимир Радченко, «сменившее Хрущева новое политическое руководство страны решило, что преодоление преступности идет слишком медленно». Поэтому летом 1966 года ЦК КПСС принял постановление об усилении борьбы с преступностью. «Через два дня появился указ Президиума Верховного Совета СССР, усиливший ответственность за хулиганство и вводивший драконовские меры борьбы с антиобщественными проявлениями. В основе новой политики лежала простая идея в стиле вульгарного марксизма. Поскольку в социалистическом обществе ликвидированы социальные корни преступности, проблема заключается в распущенности отдельных личностей, то есть хулиганов, ибо на хулиганской почве совершается большинство всех преступлений. Решили, что при жесткой карательной практике первые два-три года будет рост регистрируемой преступности, зато дальше начнется ее быстрое снижение — вплоть до полной ликвидации. На суды и прокуратуру было оказано соответствующее воздействие. В результате уже в 1966 году количество осужденных к лишению свободы увеличилось в полтора раза — до 491,3 тысячи человек. Увы, с этого года начался и последующий, практически непрерывный рост как преступности, так и судимости. В 1984 году было зарегистрировано 2029 тысяч преступлений, осуждено 1288 тысяч человек, в том числе лишено свободы 632 тысячи против 329 тысяч в 1965 году», — сообщил В.Радченко.

В результате эксперт делает вывод, что «чем жестче принимались меры карательного характера, тем выше становился уровень преступности». «И, что особенно неприятно, росло количество особо опасных преступлений — убийств, тяжких телесных повреждений, разбойных нападений. Причина проста — социальная структура общества стремительно менялась: ежегодно прирастало количество людей, имеющих уголовную судимость», — подчеркнул В. Радченко, добавив, что «широкое лишение свободы за преступления, не представляющие особой опасности для общества, дает определенный эффект в виде временной изоляции правонарушителя, но одновременно влечет и негативные последствия. У человека, оказавшегося в изоляции, особенно длительной, происходят изменения в психике, нарушаются прежние социальные связи, а при освобождении возникают проблемы с адаптацией к жизни на свободе, разрешить которые самостоятельно он может далеко не всегда».

Действующий Уголовный кодекс, по его мнению, в сравнении с прежним по ряду аспектов отличается «чрезмерной жестокостью». «К такому же выводу приходишь, если сравнить наше уголовное законодательство с европейскими государствами, например ФРГ, Австрией, Италией. Ряд деяний, которые по степени общественной опасности являются скорее административными проступками — например, использование подложных документов для бесплатного проезда в городском транспорте, лов рыбы в небольшом количестве с применением рыболовных сетей, торговля на рынках без лицензий — трактуются как уголовные преступления. За них ежегодно осуждают десятки тысяч людей. По некоторым преступлениям разумнее было бы ввести административную преюдицию, когда уголовная ответственность наступает, если принятые меры административного воздействия оказались безрезультатны», — утверждает эксперт.

Владимир Радченко В то же время, полагает В. Радченко, надо ужесточать ответственность за умышленное лишение жизни человека при квалифицирующих обстоятельствах, выделив те из них, при которых безальтернативно должно назначаться пожизненное лишение свободы. Это убийство человека в связи с его общественной деятельностью, лишение жизни малолетнего, убийство, сопряженное с похищением человека либо захватом заложника, с применением пыток или особо мучительным способом. Нужно также выделить группу преступлений, представляющих исключительную опасность для государства и граждан, — крупный наркобизнес, терроризм, геноцид. За совершение таких преступлений иная, кроме пожизненного лишения свободы, мера наказания может применяться только при наличии веских смягчающих обстоятельств. По его мнению, в уголовное законодательство следует внести некоторые изменения: существенно снизить нижние пороги санкций за преступления, не связанные с посягательством на жизнь человека; перевести ряд составов преступлений из тяжких в категорию средней тяжести; усовершенствовать порядок условно-досрочного освобождения, определив в законе четкие условия, при которых осужденный может выйти на волю; внести в закон изменения, которые позволили бы прокуратуре, следователям, дознанию более широко применять к гражданам, впервые совершившим преступления небольшой и средней тяжести, меры досудебного воздействия без предания их суду. Говоря о судебной практике, эксперт заявил, что применение наказания в виде лишения свободы следует расценивать как крайнюю меру, расширив законодательно диапазон мер, которые суд может назначить в качестве альтернативы лишению свободы, в том числе сделав упор на экономические санкции.

В свою очередь, иерей Александр Добродеев отметил, что в Европе очень высокий процент оправдательных приговоров, «у нас же непозволительно низкий, даже меньше одного процента». «И за это никто не несет никакой ответственности. В России посадить человека ничего не стоит. Я был на суде, за элементарный проступок дают 5 лет. Попытка украсть мобильный телефон стоимостью в 5000 рублей для одного подсудимого обернулась в пять лет тюремного срока. А ведь за эти пять лет государство, между прочим, потратит на его содержание в тюрьме 350 тыс. рублей. Никто даже не считает, не сопоставляет эти цифры. Кроме того, в России, в частности, во ФСИН работает 350 тыс. сотрудников, в милиции — 2,5 млн сотрудников. Прокуратура и суды, в свою очередь, только и делают, что сажают, сажают, сажают, и никто с них за это не спрашивает: а справедливо ли они посадили человека за решетку или несправедливо. В итоге за решеткой в России на данный момент сидят 883 тыс. человек, что примерно соизмеримо с США, где на тысячу населения сидит такой же процент, как и у нас», — заметил священник.

Преступность в российском обществе, по его мнению, растет не из-за недостатков уголовного законодательства, а потому, что правоохранительная система в своей работе выбрала неправильные приоритеты. «Перед нашей правоохранительной системой надо поставить задачу: не сажать людей, а воспитывать. А кто их будет воспитывать? Школа их не воспитывает, общество их не воспитывает. Поэтому и сложилась ситуация, когда одна значительная часть населения работает в правоохранительной системе, вторая же — сидит в тюрьме. И мы теперь не знаем, где нам взять людей, которые могли бы работать на фабриках, на заводах. Ищем людей и не можем найти, поэтому мы вынуждены приглашать гастарбайтеров. Вместо того чтобы сажать наркобаронов, сажают наркоманов за граммы наркотиков, а наркобароны как „работали“, так и продолжают „работать“. Не в законодательстве дело, дело в стремлении общества быть нормальным. Анализируя деятельность правоохранительной системы, на первый взгляд может показаться, что работа правоохранительных органов имеет отдельные недоработки, что ее сотрудники просто иногда допускают ошибки. Но тогда становится непонятно, почему столько людей сажают? Неужели только потому, что правоохранительные органы допускают в своей деятельности ошибки? Или в них работают некомпетентные люди?», — недоумевает иерей Александр Добродеев.

«Никто не спрашивает ни с судов, ни с прокуратуры, ни с милиции, ни с ФСИН за процент тех людей, которые исправились. Такого института нет, который бы спросил с них. Скажите, пожалуйста, сколько людей, которые сидели в местах лишения свободы, исправились? Никто этой статистикой не интересуется. Вообще складывается такое ощущение, что никому в стране наш народ не нужен, то есть никому не интересно, сколько человек там сидит, сколько людей вышло на свободу, сколько обратно попали в тюрьму», — считает священник.

Отец Александр вспомнил, что когда принималась концепция системы профилактики правонарушений, ему рассказали историю одного человека, вышедшего из мест лишения свободы. «Вышел этот человек на свободу, дали справку об освобождении, 400 рублей и сказали, что отныне он свободен. Он эти 400 рублей проел буквально за один-два дня. Никто на работу его не брал, дома у него не было, никому в нашем обществе он оказался не нужен. Получается, что общество не заинтересовано в людях, то есть обществу люди не нужны. Никто за это не отвечает вообще ни перед кем. Человек этот потыкался, кушать ему было нечего, жить негде, одеться не во что, ходил, как тень, по улице. Будучи голодным, пошел он в ближайший магазин, взял первую попавшуюся коробку, даже не глядя, что в ней, и пошел через турникет. И как только он прошел турникет, — то сразу стал всем нужен, прежде всего, милиции. В итоге ему опять дали срок 5 лет», — рассказал отец Александр.

По словам священника, иногда жить в тюрьме проще и легче, чем жить на свободе. «Государство на каждого человека в месяц тратит 6400 рублей. Заключенным предоставляется трехразовое питание, медицинское обслуживание, им дают крышу над головой, койку, различные удовольствия. Они могут книги читать, телевизор смотреть, можно там ходить на работу, а можно не ходить. Сейчас работают только 10% из тех, кто сидит в местах лишения свободы. А кормят их неплохо; я сам ел тюремную пищу, надо сказать, что это очень хорошая калорийная пища. У нас солдат так не кормят, как кормят в тюрьме. То есть с точки зрения социальных условий в тюрьме иногда намного лучше жить, чем на свободе. Поэтому освобожденные люди порой опять выбирают тюрьму», — заключил Александр Добродеев.
Русская линия